План «Барбаросса». Крушение Третьего рейха. 1941–1945
Шрифт:
После первого периода беспорядочного подавления и жестокости германская позиция на оккупированном Востоке приобрела систематичность. По мере увеличения обозримого срока войны стало расти значение Востока как громадного резервуара рабского труда. В марте 1942 года было создано специальное управление по распределению трудовой силы, далее обозначаемое как ГБА. Оно начало действовать вначале как подчиненный орган четырехлетнего плана, но вскоре обрело полную административную самостоятельность и стало конкурировать со своими соперниками – СС, министерством восточных территорий и военными управлениями на местах, умножая тот административный хаос, который царил на всей оккупированной территории. Главой ГБА стал Фриц Заукель, второразрядный нацист, опоздавший к первому туру раздачи должностей и настроившийся на то, чтобы
«Я должен просить вас использовать до конца все возможности для скорейшей отсылки максимального количества людей в рейх; нормы набора должны быть немедленно утроены».
На совещании гауляйтеров Заукель заявил: «Беспрецедентное напряжение этой войны вынуждает нас во имя фюрера мобилизовать многие миллионы иностранцев для работы в германской тотальной военной экономике и заставить их работать с максимальной отдачей…
Вы можете оставаться уверенными, что в моих мероприятиях… я не руководствуюсь ни сентиментальностью, ни романтизмом…»
Знакомство с лексикой нацистских руководителей позволяет нам сразу распознать тонкий лак, через который просвечивает самая невообразимая жестокость их мероприятий – и действия ГБА не являются исключением. Массы русских граждан захватывались в облавах и заталкивались в холодные товарные вагоны без пищи и санитарных средств. Им не давали времени собрать пожитки или хотя бы сообщить о себе близким. Нечего и говорить, что многие погибли еще в дороге, испытав жестокое обращение сопровождавшего немецкого персонала.
В результате все больше людей уходили в подполье и присоединялись к партизанам, а пассивная враждебность к немцам стала общим явлением. Немецкая администрация мстила, относя «уклонение» от принудительного труда к такому же преступлению, как и партизанская деятельность. Доклад ОКВ, датированный 13 июля 1943 года, сообщает об усилении контрмер: «…среди прочих, конфискация зерна и имущества; сжигание домов; насильственная концентрация; телесные наказания; насильственные аборты беременных женщин».
«Население реагирует особенно сильно, – отмечается с деревянной бесчувственностью, – на насильственное отделение матерей от своих грудных детей и детей школьного возраста от родителей». На Украине, где царствовал садист Кох, ежедневно происходили сцены, характерные даже не для средневековья, а скорее для доримского варварства, когда колонны «добровольцев», направлявшихся в Германию, гнали по улицам к товарным станциям под конвоем охраны, вооруженной бичами.
Родственникам угоняемых в Германию не разрешали передавать им продукты и одежду, плачущих женщин безжалостно отпихивали в грязь прикладами винтовок.
Требования ГБА почти немедленно вошли в противоречие с деятельностью СС, и каждая организация поносила другую за «недостатки»; их жалобы отдавались эхом все выше и выше, вплоть до нацистской стратосферы, где они все больше отравляли и омрачали личные отношения диадохов. Генерал СС Шталекер представил объяснение по поводу того, что в одном районе операций истреблено только 42 тысячи евреев из зарегистрированного общего числа 170 тысяч. Оправдываясь, он выдвинул две причины: «…Среди евреев необычайно высокий процент специалистов, без которых нельзя обойтись из-за отсутствия других резервов. Далее группа приняла данный район только после начала сильнейших морозов, что осложнило осуществление массовых казней…»
С наступлением теплой погоды эта проблема, по-видимому, была решена, потому что Кубе смог доложить: «За предыдущие десять недель мы ликвидировали около 50 тысяч евреев… В сельских местностях под Минском еврейство уничтожено без ущерба для положения с рабочей силой».
Тем не менее «положение с рабочей силой» ухудшалось из-за возраставшей неспособности ГБА выполнять свои нормы, используя механизм местных комиссариатов. В ответ на жалобы Заукеля рейхскомиссары валили всю вину на СС, «опрометчивая» антипартизанская деятельность которых озлобляла население. Директивой № 46 (август 1942 года) Гитлер формально снял ответственность за «порядок» в оккупированной зоне с ОКВ и возложил ее на Гиммлера. Тот, в свою очередь, переложил
эту задачу на генерала фон дем Бах-Зелевски [97] , энергичного головореза, которым Гитлер особенно восхищался. «Фон дем Бах такой способный, – говорил Гитлер. – Он может сделать все, что угодно, уговорить кого угодно». (Нужно пояснить, что то, что мы понимаем под словом «способный», Гитлер определял как «артистичный»; обычно он говорил, что Геббельс и Шпеер «артистичны».) После тяжелой зимы 1942/43 года, когда партизаны контролировали огромные территории центра России, Бах организовал ряд «облав», во время которых целые районы «подозреваемой» территории полностью опустошались, деревни сжигались, а жителей убивали на месте.97
Читателям будет интересно узнать, что Бах-Зелевски судили только в 1951 году. Германский суд в Мюнхене дал ему 10 лет «условного заключения».
Даже Кубе раздражался из-за этого. «Как я могу в таких условиях выполнять свои задания по набору рабочей силы?» – спрашивал он.
Миролюбивый Лозе говорил еще откровеннее:
«Неужели это должно происходить без учета возраста, пола и экономических интересов, например потребности вермахта в квалифицированных работниках на военных заводах?»
СС совершенно не намеревались сидеть сложа руки, «пока несколько безответственных штатских пытаются свалить на них результаты своей неумелости». Передачей своих приказов прямо в ГБА, вместо направления их Гиммлеру на подпись, а оттуда к Заукелю, СС пытались подчеркнуть верховенство своей власти над еще одним чужаком на оккупированной территории. На Рождество 1942 года «Гестапо-Мюллер» написал проект приказа, начальные строчки которого до сих пор леденят кровь:
«В силу причин, связанных с военной необходимостью, которые не нуждаются в дальнейшем пояснении, СС и глава германской полиции приказывают, чтобы к концу января 1943 года, как крайний срок, в концентрационные лагеря было доставлено не менее 35 тысяч физически здоровых людей. Для того чтобы достичь этой цифры, начав немедленно… рабочих, пытавшихся убежать или нарушивших условия их контрактов, без малейших задержек доставлять в ближайший концентрационный лагерь».
«Причинами, связанными с военной необходимостью», было желание получить больше людей для экспериментов. Эти эксперименты носили медицинский характер, и можно предполагать, что 35 тысяч человек более чем истощили все мыслимые фантазии, которые преступные ученые могли придумать для их мучений. Однако к этому времени нехватка рабочей силы стала настолько критической, что ГБА совершенно не желало отдавать такое количество людей, и Заукель попал под огонь со стороны других сфер.
Для практичных людей из ОКХ безжалостные преследования гражданского населения в тыловых районах стали источником постоянного раздражения. К тому же «…если будет продолжаться отбор рабочей силы, может возникнуть опасность того, что не смогут удовлетворяться нужды армии и местной военной экономики. Также необходимо оставлять определенные резервы рабочей силы в районе группы армий для возможного использования на строительстве укреплений».
Клейст зашел так далеко, что составил специальный меморандум, предписывающий направление на работу только на добровольной основе. Это вызвало немедленный вопль протеста со стороны Коха, который вынудил Заукеля послать Гитлеру телеграмму:
«К сожалению, несколько командующих на Востоке запретили направление на работы мужчин и женщин на завоеванных советских территориях – в силу политических причин, как мне сообщил гауляйтер Кох. [Это было ложью.] Мой фюрер! Прошу вас отменить эти приказы, чтобы дать мне возможность выполнять мою задачу».
Разумеется, Заукель не вызывает никакого сочувствия как типичный представитель нацистской породы администраторов, из которых слишком немногие разделили его судьбу – повешение по приговору суда. Но следует признать, что его работа была не легкой. Он испытывал давление с четырех сторон – от Шпеера в министерстве вооружения, от Геринга, от управления четырехлетнего плана, от СС и командующих армиями – и вскоре вышел из фавора при нацистском дворе. В своем дневнике Геббельс записал 24 апреля 1943 года: