Планета Ган, или Исповедь молодого офицера

Напоследок, когда Лекс начал заводить мотоцикл, инспектор «по-отечески», сочувственно произнёс: « Колёса у тебя спущены, накачай» и, взяв руку Лекса за запястье, вложил ему в ладонь выкрученные им же ниппеля и колпачки от колёс и ушли.

Он вставил на место ниппеля и принялся качать колёса, до сих пор недоумевая – почему не идут его приятели. Закончив работу и изрядно вспотев, Лекс запустил мотоцикл и на всякий случай посигналил, но никто не отозвался.

Только сейчас он с горечью осознал, что его жесточайше обманули. «Клоуны на государственной службе. Вот же суки», – горестно подумал он, – хоть бы накачать помогли». Он покатил в сторону дома. Сначала – не спеша, но по мере того, как холодный ночной воздух отрезвляюще действовал на воспалённое сознание, мчался всё быстрее и быстрее. По щекам текли слёзы, то ли от морозного воздуха, то ли от обиды.

Реальность постепенно возвращалась, а вместе с ней и понимание того, что казённые люди призванные блюсти закон обманули его, воспользовавшись неопытностью. Он понимал, что сам нарушил, но разница между ним и людьми, стоящими на страже закона огромна.

За нарушение надо отвечать по всей строгости закона. Протокол, штраф – понятно, но почему это делается какими-то бандитскими методами. «Разбойники с большой дороги, а не власть», – заключил Лекс.

Лишь подъезжая к Городку, он догнал и подобрал, сначала одного, а за тем и второго компаньона. Обиды на них у него не было. Хотя…Больше с ними никогда не ездил. Взбудораженный происшествием, он долго не мог уснуть: жгла обида, злился на свою доверчивость и наивность, любимый нож и новый, только что из магазина, фонарь было очень жаль.

Но уроки даром не прошли. Во-первых – было окончательно подорвано и без того не очень прочное доверие к власти и особенно к её стражам. Это было уже второе соприкосновение с её представителями. Второй урок был более продуктивным – с острожением Лекс завязал напрочь.

В памяти всплыл случай из далёкого прошлого.

Они с приятелем, как и он сам, таким же офицером, как-то, посидев в ресторане и познакомившись с компанией молодых людей, шумно высыпали на улицу. К ним тут же подошли двое, очень серьёзных, постовых сержанта и предложили молодым парням отвалить, а двух девушек оставить им.

Все, конечно, возмутились и пожелали наказать зарвавшихся «блюстителей». В качестве свидетелей девушки попросили присутствовать Лекса и его приятеля. Дружно, и постовые тоже, сели в автобус и поехали в районное отделение милиции, с которого те были.

Приятель отговаривал Лексм вмешиваться в это дело, но тот так был воспитан, что честь дамы и принципы справедливости ставил превыше всего. А здесь была задета и честь дамы и попиралась справедливость.

Дежурный по отделению, майор, и рта не дал раскрыть никому! Приказал всем заткнуться, пока не посадил в «обезьянник». Он внимательно выслушал постовых, которые обвинили молодых людей в нарушении общественного порядка, будучи в состоянии алкогольного опьянения. И выходило, что это ни сами ребята приехали с жалобой, а постовые всех задержали.

Поочерёдно указывая на девушек и ребят, майор спрашивал у сержантов, в чём именно они провинились. Формулировки были примерно однотипные – громко ругались матом, в том числе и на сотрудников милиции. После каждого «обвинения» майор выносил приговор, не давая высказаться обвиняемым. «До утра в камеру, утром сообщить на работу».

Когда очередь дошла до Лекса и майор, взяв в руки его удостоверение офицера, – спросил у постовых, за что те задержали лейтенанта? Они пожали плечами и не нашлись, что сказать. Но майор, решил ещё немного покуражиться:

– Может его отправить в комендатуру? Что-то от него сивухой несёт, – вслух решил порассуждать тот.

И с мерзкой ухмылкой, мол знай, кто здесь хозяин, отдал документ Лексу:

– Свободен, – лениво, через губу, вложив всё своё презрение, высокомерно произнёс «блюститель».

Приятель дожидался в парадном. Увидев Лекса, обрадовался, но не преминул его журить. Лекс, понурив голову, злобно понося, последними словами, майора, согласился. А внутри бушевало. Ещё долго вспоминалась эта грязная, бесчестная процедура и мерзкая ухмылка этой твари – майора милиции.

Во – вторых: во что бы – то ни стало больше не попадаться в «липкие лапы» инспектора. Лекс зарёкся, и научился ловить налима законным способом. Ставя на ночь донки на малька.

Но неуёмная страсть к авантюризму лишь на время покрылась пеплом, чтобы в скором времени разгореться с новой силой.

Зимы на планете всегда морозные и снежные. И эта не была исключением. Река покрылась таким толстым льдом, что по нему стали ходить гружёные лесовозы. Перед ледоставом, в заливчиках и затонах со слабым течением появляются забереги, по реке идёт шуга. Вода не успевает так быстро остыть, как воздух и река парит.

Уровень воды в реке, в это время, постоянно меняется, поэтому забереги часто отрываются и по воде начинают плыть тонкие ледяные поля. Они шуршат, сталкиваясь друг с другом, ломаясь, наползая друг на друга. Но проснувшись однажды утром, видишь, – река почти вся покрылась льдом, только на быстринах ещё курятся промоины. Но и они через несколько дней исчезнут.

Неделя, вторая и уже трактор чистит переезд через реку, счищая торосы. А за ним неугомонные, вездесущие рыбаки на мотоциклах. Рыбалка на любой вкус,– кто что любит. Кто на окуня, кто на чебака. Окуня обычно ловят крупными самодельными мормышками на песчаных отмелях. Воды подо льдом не более тридцати – сорока сантиметров, поэтому в полном смысле – блеснить – не получается.

Рыбу дразнят, покачивая мормышку с одетым на крючок ручейником или червяком, которого добывают в незамерзающих родничках. То, опуская, то поднимая приманку, делая паузы. Периодически, кладя и постукивая мормышкой о дно, а то и вовсе давая возможность ей там полежать.

Окунь попадается крупный – до полутора килограммов. Но помногу не ловится. Поймал два-три и можешь собираться домой. Мелочь ходит стаями, можно много наловить, а крупный – одиночка. И клюёт, как правило – ранним утром или на закате. Мороз в это время начинает крепчать – лунку не успеваешь чистить.

Пора сматывать удочку. Ещё пятнадцать – максимум – двадцать минут и… Алый, слегка матовый, будто покрытый инеем огромный диск заходящего солнца упадёт за кусты прибрежного тальника и очень быстро начнёт темнеть.