Плащаница колдуна

Первоход наклонился, поднес к нему пальцы и замер, словно пытался уловить исходящее от предмета тепло. Затем шевельнул пальцами и, секунду поколебавшись, взял предмет в руку.

– Чего это? – спросил Прошка.

– Чудная вещь.

– Чудная? А что в ней чудного?

– Еще не знаю.

– А почему ты вообще решил, что это она? – поинтересовался Лагин.

Глеб усмехнулся и провел пальцем по предмету. К пальцу прилип комочек грязи, а на очищенном месте блеснула зеркальная поверхность.

Глаза Лагина удивленно расширились за стеклами очков.

– Я бы ни за что не обратил на нее внимания.

– Я ходок, – сказал Глеб. – Я на все обращаю внимание.

Глеб вынул из кармана тряпицу, завернул в нее предмет и сунул его в сумку. Посмотрел по сторонам.

– Не нравится мне все это, – настороженно проговорил он.

– Что? – поинтересовался Лагин.

– Уж больно все тихо да гладко.

– Может, нам просто повезло? – Ученый муж поправил пальцем очки и улыбнулся. – Ведь и ходокам иногда везет, верно?

– Не знаю, – отозвался Глеб. – Со мной такого никогда не было. В Гиблом месте всегда что-то теряешь. – Он покосился на Лагина и с усмешкой добавил: – Или кого-то.

– Ты слишком мрачно смотришь на жизнь, – возразил ученый муж. – Иисус запретил нам унывать и сделал нас бесстрашными. На все воля Божья, ходок.

– Не знаю, чья тут воля, но не человеческая – это точно. Ладно, пошли дальше.

Глеб поправил ольстру и меч, сдвинул колчан со стрелами поудобнее и зашагал вперед по вьющейся лесной тропке.

Вокруг становилось все темнее и непригляднее. То ли в этом было виновато небо, затянувшееся тучами, то ли кроны деревьев все плотнее сходились над головами, не давая пройти солнечному свету.

Глеб ускорил шаг, чтобы поскорее миновать чащобу и выйти к реке.

Вдруг Диона, шедшая позади него, вскрикнула. В тот же миг из густого кустарника выскочило странное существо, подхватило падающую Диону на руки и попыталось скрыться в кустах, но Глеб уже встал у него на пути, держа ольстру на изготовку.

Существо остановилось в нерешительности, и странники получили возможность разглядеть его получше. Это был не то человек, не то сам леший. Росту высокого, около сажени, с плечами широкими и вздутыми от нагромождения мускулов. Одет в звериные шкуры, сшитые между собой абы как. Руки толстые, не шерстистые, как у зверя, но волосатые, как у мужика. На ногах – грубые башмаки.

Но самым поразительным в этом странном существе была его голова – огромная, с широченной переносицей и с двумя большими шишками на тех местах, где у быка полагается быть рогам.

– Бычеголов… – пробормотала Диона и обмякла у чудовища на руках.

Из шеи у девушки торчал длинный темный шип какого-то растения, а за пояс чудовища была заткнула полая тростниковая трубка.

– Отравленный шип, – тихо выговорил Глеб и, наставив ольстру чудовищу в голову, грозно выкрикнул: – Отпусти девушку, урод!

Бычеголов затравленно огляделся, затем угрюмо посмотрел на Глеба и прорычал:

– Русич… Диона идет за Бычеголов.

Глеб, держа палец на спусковом крючке, грубо осведомился:

– С какой стати?

– Диона наше племя. – Урод набычил массивную голову и сверкнул красноватыми глазами. – Пусти ее, ходок!

Глеб прищурил глаза и холодно поинтересовался:

– Тебе что, своих баб мало, Минотавр недоделанный?

Бычеголов молчал, мрачно оглядывая путников. Бугры его мускулов вздулись, на обнаженной смуглой шее запульсировала толстая жила. Такая же надулась и задергалась на его широком, шишковатом лбу.

– Ого… – насмешливо проговорил Глеб. – Кажется, я догадался. Ты в нее влюблен?

– Я она брать! – рявкнул в ответ Бычеголов. – И ты будешь цел!

– Именно в такой последовательности?

Глеб прижал приклад ольстры к плечу, прищурил левый глаз и прицелился уроду в лоб.

– Глебушка, отдай ты ему эту девку, – загнусавил рядом Хомыч. – Пропадем ведь все через нее. Ты же сам говорил, что она нелюдь и что терпеть ее не можешь.

– Молчи, старик. Мало ли чего я говорил.

Бычеголов взглянул на ольстру, быстро заслонился Дионой и тихонько свистнул.

Тотчас же из кустов вышли еще три нелюдя. Все трое – такие же громадные, крепкие и уродливые, как Бычеголов. Один, самый рослый из всей компании, был совершенно безволос, с розоватой нежной кожей, свиным рылом вместо носа и красными глазами альбиноса. Однако даже беглого взгляда было достаточно, чтобы понять – он силен, как медведь.

У второго по всему телу торчали отвратительные роговые наросты. Третий был долговяз и сух, как мумия, но торчащие из пальцев левой руки когти напоминали кинжалы и были так же крепки и остры.

В правой руке каждый из трех нелюдей держал по боевому топору.

– Мы сильнее ты! – пробасил Бычеголов, и Глеб с удивлением уловил в его голосе нотки презрения. – Мы можем вас губить!

– Что же вас останавливает? – холодно осведомился Орлов.

– Нам не нужен война. У вас свой жисть, у нас – свой. Дайте нам жить наша жисть.

Глядя в прицел ольстры, Первоход покачал головой:

– Нет, Бычеголов. На твою «жисть» мне плевать с высокой колокольни. Но девушку я тебе не отдам.

Нелюдь-альбинос, завизжав, как свинья, бросился на Глеба. Громыхнула ольстра. Нелюдь споткнулся и рухнул на землю с пробитой головой.

Воспользовавшись заминкой, Бычеголов, крепко держа уснувшую Диону на руках, бросился в дебри Гиблой чащобы, но вторая пуля, выпущенная из ольстры, настигла и его. Пуля вошла уроду в левую ногу. Он споткнулся и упал на колени.

Глеб быстро повернулся к двум оставшимся уродам и яростно крикнул:

– Стоять! Или вышибу мозги!

Нелюди попятились, угрюмо глядя на ольстру, но топоры не опустили.