Плащаница колдуна

– Теперь слева! – крикнула Диона.

Глеб сделал молниеносный выпад, и заговоренный меч вспорол чудовищу брюхо.

– Диона? – тихо позвал Глеб.

– Их больше нет! – звонко ответила девушка.

– Идем вперед! – скомандовал Глеб.

И они снова двинулись вперед.

– Как ты узнала? – спросил Глеб.

– Глаза на ладонях, – ответила Диона.

– Они видят?

– Да. Но не так, как ты думаешь. Глеб, слева! Руби!

Когти скрежетнули по земле – зверь бросился в атаку. Рядом вскрикнул Прошка. Глеб ринулся на крик. Мощный удар лапы выбил из пальцев Глеба меч. Он кувыркнулся через голову, развернулся и по легкому дуновению горячего ветра понял, что волколак несется на него.

Глеб выхватил из ножен кинжал, присел и нанес удар. Удар болью отозвался в суставах. Лезвие с хрустом переломилось, и в то же мгновение визгливо взвыл раненый волколак.

– За мной! – крикнул Глеб, подхватил с земли упавший меч и ринулся на звук ручья.

Диона больше за него не держалась. Ей это было ни к чему. Своими жуткими глазами она видела гораздо больше, чем Глеб видел и чувствовал.

Вскоре они были у ручья.

– Первоход, – тихо позвал Прошка.

– Чего тебе?

– Я все еще ничего не вижу.

– Потерпи, парень. Диона, что ты видишь?

– Лес… Деревья… Волколаков нет. Вот только…

– Что? – быстро спросил Глеб и сжал рукоять меча.

– Какая-то темная тень…

– Что за тень?

Несколько мгновений Диона молчала, затем тихо проговорила:

– Эта тень из грядущего.

Глеб дернул щекой.

– Что это значит?

– Она идет за тобой по пятам, – тихо ответила Диона. – И скоро вам предстоит встретиться.

Глеб почувствовал, как в душе его вскипает гнев.

– Кончай с этими фокусами, – сухо проронил он. – Лучше скажи, вернется к нам зрение или нет?

– Этого я не знаю.

– Что будем делать, Первоход? – позвал из мрака Лагин.

Глеб облизнул пересохшие губы и усилием воли заставил сердце биться медленнее.

– Диона, – твердым голосом позвал он, – боюсь, тебе придется идти впереди нас и указывать нам дорогу.

– Но я…

– Никаких но. У тебя есть хотя бы ладони. У нас нет ни черта. Давай вперед!

Он услышал, как Диона прошла мимо.

– Дядя Первоход, – севшим от ужаса голосом пробормотал Прошка. – Я… боюсь.

– Я знаю, – отозвался Глеб, постаравшись смягчить голос. – Ничего. Все обойдется. Ты, главное, держись за Лагина.

– Я держусь.

– И правильно делаешь. Диона, ты готова идти?

– Да.

– Тогда пошли.

– Дядя Первоход, – снова позвал Прошка.

– Что еще?

– Что будет, коли глаза останутся незрячими? Как я выкуплю мамку?

Глеб скрипнул зубами, но снова взял себя в руки и посоветовал:

– Поменьше об этом думай. И положись на Диону. Больше нам все равно не на кого положиться.

– Коли не прозреем, никакая Диона нам не поможет, – надтреснутым голоском проблажил Хомыч.

Глеб пропустил его реплику мимо ушей.

– Диона, пошли! – скомандовал он.

И они медленно двинулись прочь от ручья, подняв вверх незрячие глаза и испуганно и тревожно прислушиваясь к звукам Гиблого леса.

2

Темный ходок лежал на земле, глядя сквозь глазные прорези в затянутое сизыми мороками небо. Прохладный ветер, стелющийся по земле, мерно колыхал его волосы. Грудь ходока вздымалась коротко и судорожно. Руки и ноги Пугача были истерзаны. Из шеи, булькая, вытекала кровь. Вокруг тела уже расплылась огромная, черная и вязкая лужа.

Бельмец стоял рядом и растерянно смотрел на своего кончающегося спутника.

– Сильно тебя оборотни потрепали, Пугач, – произнес Бельмец с горечью. – Я чай, уже не встанешь. А следом за тобой и я в Велесову Навь отправлюсь. Без тебя мне тут не выжить.

Ходок не ответил. Бельмец вздохнул и заговорил снова:

– Скажи хоть, кто ты? Ведь не всю жизнь ты был таким чудовищем.

Темный ходок усмехнулся обескровленными, синеватыми губами.

– Хочешь… узнать, кто я?

Голос его вновь стал ломающимся и хриплым, будто у обретшего дар речи мертвеца. Барышник поежился.

– Сам не знаю, – тихо ответил он. – Любопытно, да страшно.

Ходок снова перевел взгляд на небо.

– Скоро будет ливень… – выдохнул он. – Моли богов… чтоб не ядовитый.

Бельмец тоже уставился на темное, предгрозовое небо.

– А мне теперь хоть с ливнем, хоть без ливня – все одно помирать, – сказал он. – Я и дороги-то обратно не найду. Поскорей бы уж меня оборотни загрызли. Мучиться не хочу. Голодать страшуся.

– Не страшися… – Ходок облизнул губы черным языком. – Умирать не больно… Больно жить.

Бельмец обхватил руками голову и упал на колени.

– Боги, боги… как же я во все это вляпался? Всю жизнь осторожничал. Слова лишнего не говорил… Ежели лиходействовал, так только по нужде. За что же мне все это? Чем я хуже других?

Темный ходок слегка приподнял голову и взглянул на Бельмеца затуманившимся взглядом.

– Ты не хуже… – выплюнул он вместе с кровью. – Ты такой же… Я – хуже.

Затылок Темного ходока снова опустился на траву. Бельмец постоял немного, размышляя, вздохнул и поднялся с колен.

– Ты вот что, ходок… – устало проговорил он, – ты ведь все равно помрешь. А как помрешь, сюда тотчас же сбегутся твари. Я их дожидаться не стану. Прочь пойду. И амулеты твои кудесные заберу. Тебе они уже ни к чему, а мне, глядишь, сгодятся.

Ходок не ответил. Он по-прежнему смотрел в затянутое мороками небо. Издалека уже доносились раскаты грома.

– Ну, значит, не возражаешь.

Бельмец подошел к сумке Пугача, поднял, удивившись ее тяжести, и закинул за плечо. Постоял немного, глядя на кончающегося ходока, обмахнул лицо охранным знаком, повернулся и затопал прочь – по той же тропке, которая привела их с Пугачом на эту лужайку.

Вскоре он скрылся за деревьями.

Начал накрапывать дождь. Темный ходок лежал на земле и дожидался смерти. Потом хлынул ливень. А он все лежал и ждал – ждал, когда все кончится. Жесткие струи дождя хлестали Темного ходока по лицу сквозь ткань повязки, разжижали вязкую кровь, и она разбегалась в стороны темными струйками и впитывалась в землю.

И вдруг чей-то властный голос проговорил, перекрывая шум дождя и раскаты грома:

– ВОССТАНЬ, ТЕМНЫЙ ХОДОК!

Пугач закрыл глаза. Снова их открыл. Ничего не изменилось. То же затянутое мороками небо, та же серая, мокрая, хлещущая по лицу завеса дождя. Но властный голос повторил: