Плащаница колдуна

– Почему ты не предупредила нас?

– Я не знала, что это дургана мора. В Гиблом месте случается много странного, Глеб.

Орлов перевел взгляд на ученого мужа.

– Лагин, ты помнишь свое детство?

Лагин наморщил лоб, припоминая, и на лице его вдруг отобразилось отчаяние.

– Боже мой… – пробормотал он, бледнея. – Я не помню ничего хорошего. – Лагин взъерошил ладонями седые волосы. – Это ужасно! Я помню только плохое! Помню, как меня высек отец… Как заперла в амбаре мать… Как соседский мальчишка Довбуш ударил меня палкой по голове… Но напрочь позабыл все хорошее! – Он поднял взгляд на Глеба и повторил полным горечи голосом: – Это ужасно!

– Дядя Первоход, а ты? – спросил вдруг Прошка. – Ты ведь тоже был внутри облака.

Глеб задумался. Потом пожал плечами и сказал:

– Со мной все в порядке. Я все помню.

– Дургана мора высосала из Лагина хорошие воспоминания, – пояснила Диона. – Но тебя она не одолела.

Глеб вздохнул и поднялся на ноги.

– Нам пора идти дальше, – сухо произнес он. – Послушай внимательно, что я тебе скажу, ученый муж: если ты еще хоть раз ослушаешься меня, я сам тебя прикончу. Ты хорошо понял меня, Лагин?

– Я понял тебя, Первоход.

Лагин выглядел несчастным и потерянным, словно вместе с воспоминаниями детства ядовитое облако высосало из него саму жизнь.

Глеб поправил на поясе меч, кинжал и сумку-ташку, закинул на плечо котомку и распорядился:

– Идем в прежнем порядке. И больше никаких фокусов.

Затем повернулся и твердой стопой шагнул на тропу. Поход возобновился.

Лагин уныло плелся позади всех. Из горла его то и дело вырывался горестный вздох. Пройдя полверсты, Диона оглянулась и сказала:

– Не расстраивайся, ученый муж. Память еще может к тебе вернуться.

Лагин недоверчиво блеснул очками.

– Откуда ты знаешь? – с сомнением спросил он.

Диона улыбнулась:

– Я это вижу. Главное, поменьше об этом думай. В твоем сердце поселилась тревога, но если ты поддашься унынию, оно убьет тебя.

– Ты права, – внезапно согласился Лагин. – Я христианин, а для христианина уныние – великий грех. Я не буду думать о плохом.

Лагин улыбнулся и высоко поднял седовласую голову.

7

По Кишеню шли еще около часа, и когда город-призрак остался за спиной, Глеб вздохнул облегченно.

– Ну, вот, – сказал он. – Теперь идем по этой тропе, и она приведет нас к речке Протекайке. Дальше пойдем вдоль нее.

– А мы не можем соорудить плот и сплавиться по ней? – поинтересовался Лагин.

Глеб отрицательно покачал головой:

– Нет. Раньше было можно. Но года три назад все изменилось. Ходоки говорят, что река устала.

– Как это устала? – не понял Лагин.

– Она больше не держит бревна и жердины, – объяснил Глеб. – Они тонут, словно железные. И людей она тоже не держит. Ни один пловец, даже самый хороший, не удержится на поверхности Протекайки дольше минуты.

– Странно, – пробормотал Лагин. – Любопытно было бы исследовать свойства этой воды. Первоход, ты позволишь мне подойти к реке и зачерпнуть немного воды в бутылку?

– Сперва дойдем до реки, а там решим, – ответил Глеб.

Он повернулся и зашагал по тропе. Прошка бегом нагнал его и пошел рядом. Поход через мертвый город подействовал на мальчишку угнетающе, и теперь ему хотелось поговорить.

– Дядя Первоход, – начал он, шагая в ногу с Глебом, – я слышал, что ты пришел на нашу землю издалека. Верно?

– Верно, – кивнул Глеб.

– Ты много путешествовал?

– Да. Пришлось помотаться.

– И как там живут люди, в чужих-то краях?

– По-разному, Прохор. Где-то хорошо, где-то не очень.

– А есть ли на земле места, где люди живут без забот?

– Нет, таких мест нет. Есть страны и города, где люди сыты и одеты. Но тоскуют люди везде одинаково.

– Будь я богат, я бы не тосковал, – уверенно заявил Прошка.

– Это тебе так кажется. Вот представь себе, что у тебя все есть. Какую еду ты любишь?

– Мясо и пироги.

– Вот представь себе, что у тебя горы мяса и пирогов. Ешь ты это мясо день, другой, третий, десятый… Через месяц оно тебе уже в глотку не лезет. А через два ты на него и смотреть без отвращения не можешь. Ты вспоминаешь вкус хлебной горбушки, которую тебе швыряли у кружала, и этот вкус кажется тебе самым лучшим вкусом на свете.

Мальчишка покосился на Глеба с сомнением:

– Нешто так бывает?

– Бывает, Прохор, бывает. Человеку для счастья не так уж много и нужно. Любимое дело да горячий обед на столе. И чтобы родные люди не болели. Вот, пожалуй, и все. Хотя… есть и еще одно. То, чего ни за какие деньги не добудешь.

– И что же это?

– Смысл. Чтобы жить не зря, а для чего-то. Для чего-то такого, за что и жизнь не жалко отдать.

– И у тебя есть этот смысл?

– Наверно, да, – ответил Глеб, немного поразмыслив. – За Пепельным озером есть место, где могут ответить на все мои вопросы. И я постоянно помню об этом месте.

– И сейчас ты идешь туда?

Глеб кивнул:

– Угу.

Прошка нахмурился и несколько шагов шел молча. Потом спросил:

– А по дому своему не скучаешь?

– Очень скучаю, – признался Глеб. – В этом-то вся проблема. С одной стороны – ответы на все мои вопросы, с другой – дом. Тут хоть разорвись.

– А что важнее?

Глеб вздохнул:

– Не знаю, Прошка… Правда, не знаю. Дом – это ведь тоже ответ.

Прошка шмыгнул носом и задумчиво проговорил:

– Мне тоже бывает тоскливо. Особенно когда лежу на стогу сена и на звезды смотрю. Такие они маленькие и далекие. И кто их туда подвесил?

– Бог, наверное.

– А который из них? Род, Даждьбог или Перун?

Глеб взъерошил рукою волосы мальчишки, улыбнулся.

– Неважно – кто именно. Важно, что они там висят, и мы их видим.

Прошка не совсем понял, но на всякий случай кивнул.

Еще несколько минут они молча шагали по тропе, но вдруг Глеб остановился и поднял руку:

– Стойте!

Все остановились. Глеб приблизился к небольшому предмету, лежащему у обочины тропы. Только очень внимательный взгляд мог отличить этот предмет от обычного комка земли.