Пластуны Его Величества

Часть ведь порою куда реальнее целого. Во всяком случае, намного достижимее. Это и отец много раз объяснял, а тот был опытным казаком. С походов привозил столько, что довольно быстро стал одним из самых богатых в станице. Миронов сполна усвоил отцовскую науку и не хотел отстать от уважаемого родителя. Опять-таки, жена молодая, надо бы прикупить ей что-нибудь этакое, в родных местах неизвестное.

– Неплохо бы, – кивнул Буйволов. Но не удержался, добавил. – Если все нормально будет.

Что-то в последнем есаул стал здорово сомневаться. Какое нормально, когда горы преподносят такие сюрпризы! Надо же – иной мир! Куда же девался привычный? Если так дальше пойдет, то и селение исчезнет.

Не исчезло. Оно открылось в положенный срок. Только отары овец паслись почти у самых околиц, и возле каждой виднелись фигурки вооруженных людей.

Путники всмотрелись внимательно. Вроде бы все было тихо. Если разбойники и шлялись неподалеку, то на селение они не нападали. Кто ж лезет туда, где его ждут?

Издалека от гостевого дома заметили возвращающихся посланцев и кто-то из казаков, стал усиленно размахивать фуражкой.

– Галопом марш-марш! – односложно бросил Буйволов.

Просто так звать бы не стали. О том, что могут просто приветствовать, есаул даже не думал. В экспедиции излишние нежности были не приняты. Сигналят – значит, что-то стряслось.

С того момента, когда картинка по ту сторону ущелья оказалась абсолютно незнакомой, Буйволов подсознательно ждал сплошных неприятностей. Таких, по сравнению с которыми нападение горных разбойников казалось мелочью. Неприятности не страшили, просто заставляли постоянно быть настороже, да и не привык Буйволов чего-то бояться. Пустое, в общем-то, дело.

Интуиция не подвела офицера. Кречетов даже не стал дожидаться доклада. Едва заметно кривясь от вернувшейся зубной боли, он коротко сообщил об исчезновении Михаила, и догадках на этот счет. Ни слова лишнего, лишь самое основное.

– Понятно, – процедил Буйволов.

Он деловито наложил себе плова и тут же принялся есть. Отнюдь не от бездушия, просто готовился к очередной экспедиции.

– На том конце все спокойно? – спросил на всякий случай Кречетов.

– Тишина, – односложно ответил есаул.

Казаки деловито освобождали коней от излишней поклажи, а двое наездников, прибывших с Буйволовым, тем временем обедали.

– Когда выступаем, Андрей Владимирович? – есаул отложил в сторону ложку и повернулся к Кречетову.

– Хоть сейчас, только… – протянул полковник.

– Что-то еще?

– Местные не хотят идти с нами. А нам нужен хоть один проводник, – ответил Бестужев вместо замявшегося полковника.

– Почему? – без удивления спросил Буйволов. Надо же знать причину подобного поведения!

– У них сразу два аргумента, противоречащих друг другу, – несколько скучноватым тоном пояснил гвардеец. – Во-первых, они не верят, что мы справимся, а во-вторых, боятся, что после нашего благополучного возвращения вместе со студентом, хитчи снова попробуют напасть на селение.

– Ну и что? Аборигены сами за ними гнались! – не понял Буйволов. – Хоть без толка.

Мысль о собственной возможной неудаче ему в голову не пришла. Как никогда не приходила раньше.

– Черт их разберет. Но селение хитчей очень большое, воинов там больше, а они, похоже, не любят упускать то, что дотащили до своих владений, – но чувствовалось – в ответе Бестужев не уверен. Просто другого объяснения ему не дали. – И еще они считают, будто самый главный хитч – непобедимый воин.

– Это мы посмотрим, – спокойно произнес Буйволов. – А проводник не проблема.

И посмотрел туда, куда скрылся Кангар.

Спрашивать, на чем базируется уверенность есаула, Кречетов не стал. Раз Буйволов говорит, так оно и будет.

Даже в самом плохом можно найти что-то хорошее. Миша нашел, хотя не старался. Вообще. Напротив, будущее и настоящее ему казалось – мрачнее некуда. Забрезжила тоненьким лучиком надежда, когда его вызвали из ямы. Думалось, отпустят, признают ошибку. Все-таки, не аборигена похитили, а известного (как ему думалось) путешественника, к тому же – будущего ученого. Оказалось – на допрос. Другого слова состоявшейся беседе Михаил подобрать не смог.

Атаман разбойников по-русски не говорил, а Миша местным языком, разумеется, не владел. Потому допрос был бестолков, и полон непонимания с обеих сторон. С той лишь разницей, что спрашивал все же хитч, а студенту приходилось отвечать. Но хоть Миша был достаточно откровенен, добиться понимания не удалось.

Мишу даже не удивило, что атаман ничего не знает о России. В подобной глухомани возможно и не такое. Поэтому большую часть времени Воздвиженский пытался рассказать о могуществе пославшей его страны. Как каждый студент, он люто ненавидел самодержавие, и стыдился собственного государства, а вот теперь впервые почувствовал гордость за него, и надежду на защиту.

Что уяснил из речи атаман, осталось неясным, но теперь все вопросы, насколько их можно было понять, почему-то крутились вокруг того, не собирается ли Россия завоевывать здешние земли? Воздвиженский гордо отвечал – он входит в состав исследовательской экспедиции. Но то ли туземец по невежеству не понимал таких слов, то ли старательно прикидывался, что не понимает, вопрос в разной форме повторялся снова и снова.

Еще задело – в Мише видели не грядущее светило науки, а слугу кого-то из начальников. Даже обращались соответственно. Атаман собственноручно заехал Михаилу в челюсть так, что студент полетел на землю и некоторое время не мог прийти в себя.

Потом его хотели самым элементарным образом выпороть. Подручные главаря уже тянулись к Мишиным штанам, а кто-то принес внушающую ужас плеть. К стыду, во дворе была та самая кареглазка, которая сочувствовала пленнику. Предстать перед ней с обнаженными частями тела… Да Михаил сгорел бы со стыда!

Он приготовился к последней (она же – первая) битве. Безоружный против полудюжины противников, готовый умереть, но не опозориться перед прелестными очами…

Когда студент был уже готов рвануться изо всех сил и вступить в неравную схватку, к атаману откуда-то с улицы подбежал еще один разбойник. Вид у подбежавшего был словно после долгой скачки с препятствиями, или после жесточайшего боя.

Разбойник что-то торопливо зашептал на ухо атаману. Атаман немедленно встрепенулся, внимательно посмотрел на пленника и сделал тому жест в сторону ямы.

– Подумай, – он добавил еще несколько непонятных слов, услышав которые кое-кто из охраны громко заржал.

Михаил был спасен. Только гораздо больше избавления от неминуемой гибели он был осчастливлен брошенным в его сторону взглядом. Красавица вновь посмотрела на него с откровенным сочувствием. По книгам Миша знал – от жалости недалеко до любви. Может, прелестная туземка уже полюбила несчастного пленника. Может… Тут воображение невольно принялось рисовать такие сцены, что позабылась даже недавняя угроза.