Плата за души (Книга 2)

Ромальцев поморщился и, зябко поежась, поднял воротник куртки:

– Юль, пойдем уже, может, в машину?

– Давай лучше погуляем. Смотри, как красиво! Правда ведь?

– Где?

Она уже переиграла. Окружающая мгла, студеный туман и висящий над рекою смог никак не могли добавить красоты вечернему пейзажу. Издержки урбанизированной эпохи давали о себе знать.

Секретарша мялась. Если изменить тактику поведения, то будет видно, что раньше она притворялась. А если не менять, то невозможно узнать то, о чем хотелось бы узнать... Наконец она осторожно произвела на свет:

– Влад, как ты ко мне относишься?

– Оу, оу!
– Влад поморщился и тщательно перевел все в шутку.
– Осторожно: двери закрываются! Просьба притормозить у обочины!

– Но я ведь серьезно!

Он вздохнул и перестал паясничать:

– Что ты хочешь услышать?

– Правду, - в ее голосе прозвучал напор, никак не подходящий для наивной Барби с большими голубыми глазами, которой она прикидывалась еще две минуты назад.

– Ой ли? Что-то боязно даже... Вы ведь всегда кричите, что хотите правду, а затем впадаете в такое крутое пике, что рискуете разбиться в лепешку.

– Так что, все так плохо?

Влад опустил руки в карманы и поднял голову, запрокинув ее так, что W Кассиопеи светило ему прямо в лицо. Как будто заученным, много раз повторяемым текстом он выдал:

– К тебе я отношусь хорошо. Ты красивая, умная, у тебя шикарные волосы. Еще мне нравится твоя неприступность. Это здорово заводит.

– Да ты настоящий потребитель, Влад!
– очень даже натурально ужаснулась Юленька, и Влада это задело. Если бы она не играла или же играла бы менее натурально, он бы не так закипел. Тем не менее подыгрывать секретарше ему не хотелось.

– Ну вот, так я и знал!
– насмешливо парировал он, поддерживая прежнюю несерьезность.

– И ты так спокойно об этом говоришь?! Это же цинично! Или... или у тебя попросту нет души!

– Ну, как же?
– фыркнул Ромальцев - "О душе заговорила, надо же, до чего разыгралась! Ври, да знай меру!".
– Её не может не быть. Я ведь хожу, думаю...

– Ну и что?! А зачем ты это делаешь? Микробы, может быть, тоже передвигаются и думают по-своему. Но ведь это не значит, что у них есть душа!

Спасибо за сравнение... Ладно, и мне церемониться ни к чему!

– А у тебя, по-видимому, она большая и широкая!
– с сарказмом выпалил он, почти не играя негодование.
– Так что же тебе нужно? Найди себе душевную компанию - и гуляй...

– Владислав Андреевич...

Он со злостью пнул валявшуюся под ногами пустую бутылку и быстро пошел к машине.

Понимая, что зря затеяла весь этот спектакль, Юленька угрюмо посмотрела ему вслед и пошла к ступенькам.

НАЧАЛО МАРТА

Теперь Первый Даос был среди постигших высшую Мудрость. Он вернулся в свой мир и отныне почти не спал. На берегу ледяной реки вместе с остальными учениками исполнял ритуальные танцы Высших, забавлялся, чаще, чем все остальные, меняя внешний вид и пребывание. Всей своей сутью он чувствовал легкость наверное, из-за этого Первый так любил перевоплощаться в забавного толстого щенка, постоянно плюхавшегося носом в чашку с молоком. Никто здесь не мог осудить его за это.

И все же изредка Первый Даос наведывался в ирреальный мир. Правда, там не было для него ничего особенно интересного: тепло, темнота и почти полное отсутствие шума. Точно так же, как и в своей новой жизни, он попеременно менял обличья, превращаясь из рыбки в зверька, а из зверька - в крошечного человечка с огромными черными глазками без зрачков; но здесь все это происходило слишком медленно и незаметно. Здесь он не мог думать, а только лишь впитывал в себя все ощущения и наслаждался ими: когда кувыркался, когда дергал маленькими руками и ногами, когда слушал приглушенные голоса, которые обращались к нему (а он хорошо понимал, что обращаются к нему)... Он хотел дать им знак, что слышит, но было еще слишком рано. Как бы старательно он ни барахтался, она не чувствовала его. Тогда он со скуки засовывал в рот большой палец правой руки (ого-го какой это был палец! Почти настоящий, с наметками на ноготок, ведь не все сразу!). Затем, свернувшись калачиком, он засыпал, чтобы проснуться в своем мире и наслаждаться жизнью, от которой уже порядком отвык...

О юный, приди в мире, о брат мой!

Приди, да увижу тебя, Севера царь, князь вечности!

Не уставай усталостью сердца своего, владыка наш!

Приди же в дом свой и не опасайся!

И она опустила пылающую голову на холодные плиты возле бассейна. Служители молча окружали ее. Она выпрямилась, сложила ладони под грудью, взглянула в небо и прислушалась. Безмолвие окружало ее, небо было черно, в трех алмазах пояса одежд жрицы не отражались три звезды Его образа.

– Нефернептис, - послышался тихий голос колдуна.

Жрица поднялась на ноги. Он помог ей, поддержав под локти и нежно глядя и лицо. Она плакала.

– Нефернептис, тебе пора... Ты должна идти...

Она знала, что теперь останется совершенно одна и уже не будет жрицей.

– Прощай, - прошептала девушка и выпустила его горячую руку. Он долго смотрел ей вслед...

"Я - Исида, я вышла из темницы для рабынь, куда запер меня мой брат Сет. И вот сказал мне Тот, великий бог, глава истины на небе и на земле: "Приди же, о Исида, богиня! Хорошо ведь послушать: один живет, а другой руководит. Спрячься же со своим сыном, младенцем, пришедшим к нам!" И когда я вышла в вечернее время, вышли за мной и семь скорпионов, и они были вокруг меня: Тефен и Бефен позади меня, Местет и Местетеф под моим ложем, Петет, Четет и Матет охраняли мне дорогу. Я их просила, и моя речь достигла их ушей: "Не знайте Черного, не приветствуйте Красного. Не различайте сына знатного человека от бедняка! Да будут лики ваши опущены на дорогу, опасайтесь возбудить подозрения, пока мы не достигнем Пер-Суй, города Двух обутых женщин, начала болот, конца клетки!"

Но когда я достигла домов замужних женщин, увидела меня издали знатная женщина и заперла свои двери предо мною. Моим спутникам она показалась злою. Они посоветовались о ней и положили свой яд вместе на жало скорпиона Тефен, но я не знала тогда об этом. А мне открыла дверь обитательница болот, и я вошла в ее дом, усталая.

Тефен же прополз под створки двери и укусил сына богатой женщины. И запылал огонь в ее доме, и не было воды, дабы его залить, ибо небо, которое могло бы пролить дождь в дом богатой женщины, гневалось. Не пришло еще время для этого! И вот та, которая не открыла мне двери, обежала свой город, крича и не зная, будет ли жив ее сын. Но там не было никого, кто пришел бы на ее вопль. Моему сердцу тоже стало больно за маленького, и я решила сохранить жизнь невинному. Я позвала ее: "Приди ко мне! Приди ко мне! Мои уста владеют жизнью. Я - женщина, известная в своем городе, которая останавливает своими чарами ядовитую змею. Мой отец научил меня знанию, ибо я его родная и любимая дочь!"

Та, которая не открыла мне двери, узнала меня и бросилась в ноги, но у нас было мало времени.

Я пошла за нею и возложила руки свои на ребенка, чтобы оживить его, уже бездыханного.

– О, яд скорпиона Тефен! Приди, выйди на землю, не броди, не проникай! Я - Исида, богиня, владычица чар, творящая чары, превосходная изречениями! Слушает меня всякий гад! Пади ниц, яд скорпиона Местет! Не убегай, яд скорпиона Местетеф! Не поднимайся, яд скорпиона Петет и скорпиона Четет! Не приближайся, яд скорпиона Матет! Пропади, рана укуса, по слову Исиды, богини, великой чарами пред богами, которой Геб дал свою силу, чтобы отвращать яд в его мощи! Отступи! Беги! Назад, по слову возлюбленной Ра! Вот моя речь, которой я просила вас, скорпионы, еще ночью! Я ведь вам сказала: "Я буду идти одна и даже забуду ваши имена. Не знайте Черного, не приветствуйте Красного, не смотрите на богатых женщин в их домах! Пусть ваши лица будут опущены на дорогу, пока мы не достигнем убежища Хеммиса!"

И вздохнул ребенок, и заплакал он.

– О, жив мой ребенок и мертв яд!
– вскричала богатая женщина, простирая свои руки ко мне.
– Огонь потух, и небо спокойно из-за уст Исиды, богини! Как искупить мне свою вину пред тобой, вечно юная?!

Тогда я сказала:

– Приди и принеси мне свои богатства, и пусть они наполнят дом обитательницы болот ради обитательницы болот, ибо она открыла мне свою хижину, а ты оставляла страдать просящих той же ночью. Ты испытала свои уста: твой сын был укушен.