Плата за предательство

– Любовь – это свобода.

Слишком нежная рука гладит меня по волосам, будто я маленький ребенок, боявшийся грозы. Нежным движением кто-то касается моих век, умоляя посмотреть на него.

– Значит, ты свободна, - сделали заключение.

– Значит, я нелюбима.

Я открываю глаза и вижу лицо, которое за два года так и не забыла. Да, сейчас он кажется столь нежным и прекрасным, что непонятно, как я могла два года от него прятаться, как могла бояться? Как могла считать чудовищем?

Будто чувствуя мои мысли, он становиться серьезным; исчезает легкая улыбка, впервые мною увиденная.

Я лежу на маленькой тесной кровати, похожей на детскую, и его лицо столь близко, что мы соприкоснемся от наименьшего движения. Рука обнимает за талию, но делает это так нежно, будто я фарфоровая.

– Ты уйдешь?

– Никогда. И тебе не позволю.

– Но ведь это не мой выбор.

– Ты написала, что если я тебя найду – у тебя не будет выбора.

– Я молилась о том, что вы меня никогда не найдете.

Мне почему-то совсем не страшно. Точнее, страх есть, но он пока еще очень глубоко и не способен влиять на решения. Я встаю с кровати и отхожу в сторону, чтоб, в конце-концов убедиться в том, что все это правда.

– Почему ты так добр? Почему не бросаешь меня о стенку, почему не грозишься кости переломать?

Он встает с кровати, и я инстинктивно дергаюсь в сторону. Он это видит и замедляет все своим движения, чтоб у моня возникло нереальное чувство полного контроля над ситуацией.

– Если я тебя брошу об стену – нет смысла потом грозиться кости переломать, будет поздно. А вот насчет доброты… еще месяц назад, разыщи я тебя, тебе бы пришлось очень несладко, но есть некоторые обстоятельства, которые заставили меня пересмотреть свое поведение.

Но мне плевать, что он будет говорить. Хоть я и понимаю, что все бессмысленно, во мне тлеет надежда о свободе. Я отхожу к двери и, как мне кажется, быстро выбегаю из комнаты, при этом не забывая щелкнуть замком. Я уверена, что этого времени мне хватит, чтоб использовать духи и потерять свой запах.

– Не подействует.

Кристоф преграждает мне путь, за долю секунды оказываясь в сантиметре от меня. Я вырываюсь, и он молча берет меня на руки и несет в мою комнату, и только там ставит на ноги.

– Да, Диана, ты и вправду все просчитала. Но ты забыла об одном: твой запах исчезает только через двадцать-тридцать минут после использования гнусной настойки, и когда ты убегаешь от вампира, не советую об этом забывать.

Он говорит так спокойно, что я буквально разрываюсь от злости.

– Оставь меня в покое! Оставь! Я тоже хочу жить, я не виновата, что мои родители оказались настолько глупы и продали меня вам! Хочу жить! Хочу…

– И будешь!!!

Я потрясенно замолкаю. Истерика вмиг прекращается, и вот я уже круглыми глазами смотрю на Кристофа, который, по-моему, и сам не ожидал от себя подобной вспышки.

– Вот и хорошо. А теперь, Диана, ты выслушаешь меня, и только потом будешь делать выводы, - вновь спокойно произносит он.

– Поздно мне делать выводы.

– Вот тут ты ошибаешься. Тебе их делать рано.

– А что, если я не захочу тебя слушать?

– Тогда все будет так, как хочу я.

** ** **

Я ставлю на плиту самый обычный чайник, какими не пользуются вот уже тридцать лет. Он начинает медленно свистеть, и я достаю кухонную перчатку, чтоб разлить кипяток по чашкам.

Кристоф, видя мои страдания, берет чайник в руки и без любого ущерба наливает кипяток в большие деревянные чашки. Когда он ставит чайник на плиту, я вижу небольшие вмятины на поверхности.

– В случае непослушания, ждать того же самого? – указываю на испорченный чайник

Я понимаю, что не надо было этого говорить в момент перемирья, но противные слова уже сорвались с моего языка. Он долго на меня смотрит снизу вверх (в тот момент он сидел на кресле, а я стояла) а потом говорит:

– Нет, Диана, тебя ждет худшее.

Я замираю. Вот, во мне уже просыпается знакомый страх.

– Как ты можешь мне такое говорить? В лицо?

Он пожимает плечами.

– Ты знаешь, какой я на самом деле, что я могу, а чего – нет. Нет смысла притворяться, что это не так, поэтому с тобой я максимально откровенен.

– И от меня ты требуешь того же?

– Сейчас я попытаюсь ничего не требовать, я только попрошу тебя помолчать. Садись, пей свой противный чай и слушай.

– Чай не противный, - отвечаю грубо. – И по составу очень похож на тот, который пили в вашем доме. Я была слугой, мне лучше знать.

Кристоф внимательно на меня смотрит, будто читая, и я закрываю лицо чашкой.

– Диана, а что будет, если я предложу тебе быть хозяйкой этого дома? Моего дома?

Я аккуратно кладу чашку на стол, и лишь потом решаюсь посмотреть на молодого вампира. Он кажется серьезным и совсем не опасным – таким, каким может выгладить в мечтах каждой девушки прекрасный принц.

– Прости? У меня от перенапряжения слух ухудшился?

– Я говорю абсолютно серьезно. Послушай, тебе ведь известно, что для твоего поиска задействовали большое количество людей, и, рано или поздно, я бы тебя нашел. Сейчас же у тебя будет выбор.

– И в чем же он заключается?

Кристоф долго молчит. Не знай я его, решила бы, что это человеческое сомнение, но ведь он – не человек.

– Ты читала мой дневник и, насколько я понимаю, поняла, в какую глупую ситуацию я попал. Так вот, мне для полного счастья не хватает только одного – тебя. А я не привык в чем-то себе отказывать.

– Ах, ну да, как я могла забыть…

– Нет, Диана, теперь все серьезно. Я предлагаю тебе сделку: ты будешь жить со мной на протяжении трех лет, а по истечению срока сможешь уйти.

– И ты позволишь? – спрашиваю сразу, и у меня почему-то не возникает других вопросов.

– Через три года – да, но если ты нарушишь одно из правил – считай, что сделка нарушена.

– И какие у нас правила? А, и самое главное, что мне грозить за их нарушение?

Кристоф посмотрел на большую чашку, будто там не чай, а всевозможная зараза. Он, кажется, не видел осколков страха в моих глазах.