Платина и шоколад
Шрифт:
И мулат беспрекословно последовал за ним в полутьму узкого коридора, открывшегося между двумя широкими колоннами.
За что Малфой мог сказать Блейзу смелое “спасибо”, так это за отсутствие лишних вопросов. Если он чего-то не понимал, то либо дожидался подходящего момента, чтобы спросить, либо въезжал в ситуацию сам.
Сейчас, скорее всего, действовал первый вариант.
Но подходящий момент — это такая относительность, когда рядом шагает эта…
— И куда мы идём?
Ну, вот. К слову.
Голос Грейнджер, которая остановилась там, где до
— По графику нужно закончить с этим этажом и возвращаться. Куда ты собрался?
Драко обернулся почти с ленцой, глядя на девушку из полумрака. Мулат даже не остановился — проскользнул мимо, следуя к тяжёлой двери.
— Нам нужно поговорить.
— Лучшего времени не нашлось? Поздним вечером болтать с Блейзом в ванной старост, — она быстро поджала губы. — Развлекайтесь. Я никому не расскажу.
И сделала шаг назад, намереваясь, видимо, отправиться в Башню, когда Малфой поймал ее за рукав толстовки.
— Поговорить втроём.
— Что? — она нахмурилась, мгновенно ловя его сжатые на ткани пальцы взглядом. — О чём?
Напряжённый разговор в гостиной давал о себе знать.
Хотя бы вот этими настороженными и блестящими в тусклом свете редких факелов глазами. Снова появилось искушение — попросить прощения за то, что наорал на неё.
Но затем память напомнила: это она тронула непозволительную тему. Она заслужила.
Это заставило отпустить ткань. Приподнять бровь, задирая подбородок.
— О твоём любимом.
— О Миллере? — кажется, Гермиона удивилась.
Лицо вытянулось, а рот приоткрылся. Судя по скептичному взгляду Драко — оказалась права.
— Но при чём здесь твой… Забини? Моральная поддержка? Или…
— Я всё слышу, Грейнджер. Можешь не изощряться, — тут же отозвался от двери Блейз прежде, чем Малфой успел ответить, и девушка на мгновение прикрыла глаза, будто пытаясь совладать с собой и принять достойный вид. — Вы идёте?
Он уже держал створку открытой, и Гермиона, бросив на Драко прищуренный взгляд, медленно прошествовала мимо, направляясь в помещение, откуда уже ощущался запах хлорки и стерильно вычищенного камня.
Предоставив слизеринцам любоваться своей выпрямленной до состояния кола спиной. Несмотря на то, что толстовка была отнюдь не в облипку, мягкая ткань не могла скрыть узких плеч и тонких запястий, хрупкие косточки которых слегка натягивали кожу.
Малфой понял, что продолжает скользить взглядом по знакомой уже фигуре, когда встретился с направленной на него усмешкой Забини.
Пошёл к чёрту, мысленно буркнул он, отворачиваясь.
Быстро следуя за старостой девочек и останавливаясь, только когда дверь за ними плотно закрылась и щёлкнул паз.
Мельком осмотрелся в достаточно просторном, но очень мутно освещённом несколькими факелами помещении, следуя примеру Грейнджер.
Стройный ряд раковин у стены. Кабинки, отгороженные друг от друга тонкими стенками.
Зеркала, отражающие их сейчас с противоположной стороны от широкого и пустого на данный момент углубления ванны, отделанного плиткой.У старост школы была своя туалетная комната, поэтому путешествовать по этажам только для того, чтобы вымыться, им не приходилось. Зато Забини, бывающий здесь, судя по всему, куда чаще, уже уверенно прошёл к низкому каменному подоконнику около узкого шкафчика для предметов гигиены и уселся на него, вытягивая ноги и уперев носок туфли в ближайшую скамейку.
— Здесь нас никто не подслушает. Устраивайтесь поудобнее.
Несмотря на то, что сказано было им обоим, Малфой явно почувствовал, что обращаться к Грейнджер напрямую Блейз не решается.
Или не хочет.
По правде сказать, он вообще не понял, с чего это Блейз начал проявлять к грязнокровке такую лояльность. Нужно поговорить с ним об этом. Когда её не будет рядом, разумеется.
А пока он вздохнул и уселся на кафельный парапет огромной ванны, подтянув брючины.
Гермиона стояла между слизеринцами, глубоко засунув руки в карманы толстовки, почти против воли приковывая к себе внимание обоих.
— Ну и? — негромко спросила она, оглядывая светлые стены, когда голос гулко отдался в каждом уголке ванны.
Забини тоже вперил вопросительный взгляд в друга, ожидая. Малфой с ходу обратился к нему:
— Она знает.
Лицо слизеринца не обозначило ни удивления, ни осуждения.
— Всё знает?
— Да. Я рассказал. И мы решили, что можно что-то сделать. Со… всем этим.
Блейз сложил руки на груди и отклонился назад, упираясь спиной в витраж, сквозь который в помещение проникал серый лунный свет.
— Каким образом?
— Есть связь с моей матерью.
— Что? — на этот раз он удивился. — Ты ведёшь переписку с Нарциссой?
— Да. Я прислал ей дневник. Она будет сообщать последние новости из Мэнора. А мы будем пытаться что-то изменить.
— Через Миллера?
Малфой кивнул, сжав губы.
Мерлин, это была неосознанная реакция. Просто злость. Злость на имя.
— Значит, то, что ты подкатываешь к нему, это не более, чем обманка? — теперь Забини обращался к гриффиндорке, лениво повернув голову.
Гермиона, чьи глаза метались с одного слизеринца на другого, молча прикусила губы. Было видно, что ей не терпится влезть в разговор, и этот вопрос вызвал у неё моментальную раздражённую реакцию:
— Об этом что, уже весьСлизерин знает? — поинтересовалась, приковав к себе внимание сразу обоих.
— О том, что хоть одно слово не просочится за двери этой комнаты с нашей стороны, можно не сомневаться, — холодно отозвался Забини. — А вот не доложишь ли ты всё своим щенкам, это уже другой вопрос.
— Я бы на твоём месте придержала язык за зубами, — тут же огрызнулась Грейнджер, и Малфою даже стало легче — ничего не изменилось. Они по-прежнему слизеринцы и гриффиндорка. Они по-прежнему два вражеских лагеря, вынужденные играть на одной стороне.