Плавучая опера

–  Не верю, - сказал я с сомнением, - не бывает, чтобы после такого мужчина к другому мужчине по-старому относился.

–  А вот увидишь, клянусь!
– Уж очень она старалась меня уверить, после этих-то ее слов, что надо на все просто смотреть.
– Какие тебе еще нужны доказательства? Честное слово даю, сам он это придумал, не я одна.

Я покачал головой: право же, кому дано в столь своеобразной ситуации разобраться, во всяком случае обычный человек вроде меня - недалекий, боязливый - уж непременно изумится неземной широте души Гаррисона Мэка.

–  Все отлично, поверь, - улыбнулась Джейн и чмокнула меня в нос, доставая пиво. Так, значит, я вел себя как следовало, никаких сомнений. Она все в свои руки взяла, утешает вот меня, подбадривает. Слегка подчеркивая каждое движение - чтобы я успокоился, надо думать, - Джейн сбросила халатик, принялась натягивать купальник, который на ней перед тем, как ко мне войти, был, бретельки расправляет. Целый спектакль, - видимо, дополнительный подарок от св. Гаррисона. Век бы смотрел, подумал я, потягивая из бутылки.

Стало быть, утихомирился после шока совращения, уселся в качалку, которая у них на крытой терраске стояла, и смотрю на Чоптенк там, за соснами. А Джейн вышла, так прямо и сияет, хватит, мол, опять говорит, чего ты разнервничался, сказано же тебе, Гаррисон в курсе и одобрил, и по лужайке к пирсу отправилась, на яхту. Такое удовольствие на нее смотреть было, пока она днище ополаскивала, корпус губкой протирала, дек, а потом стала грот и кливер на рангоутах крепить. Все ловко делает, изящно, так бы снова на нее и кинулся. А я только головой мотаю, никак не отойду, до того изумлен всем случившимся.

Слышу, машина подъезжает, и тут же появился Гаррисон. Что-то слишком уж грохочет, ненужный лед обратно в холодильник запихивая, а потом выходит ко мне на террасу, тоже в качалку плюхается. Ну, смущен он, ясное дело, и хотя не хотелось ему, а все у него как-то подчеркнуто выходит: сигарету раскуривает долго и мне спешит спичку зажечь, пиво большими такими тянет глотками, вздыхает, позевывает, ноги перед собой вытянув. Что толковать, знал он, конечно, очень хорошо знал, что я с его женой только что в постели кувыркался. И в общем, мы стараемся ни друг на друга не смотреть, ни на Джейн, чье ладненькое тело так перед нами и мельтешит. Представил себе, как Гаррисон вытащит сейчас из-за пазухи револьвер да три кусочка свинца в меня всадит, и забавно это мне показалось. Вспомнились разные жуткие истории на почве адюльтера, с которыми я как юрист сталкивался и как читатель газет, - я бульварные драмы никогда не пропускаю. Интересно, правда что-то новенькое - гостеприимство это пополам с блядством, или мне просто слышать про такое раньше не приходилось?

–  Вот что, - загундосил он наконец, думая, видимо, что я от его тона размякну, - либо давай про это дело помалкивать, как джентльмены, либо, да и лучше бы, начистоту все обсудим, чтобы никаких неясностей между нами не осталось.

–  Давай конечно, - говорю и этикетку с бутылки соскребаю.

–  В койке она ничего, а!
– И зубы скалит.

–  Еще как!
– говорю.

Помолчали, только Гаррисону все неймется.

–  Ты, Тоди, насчет меня не сомневайся, все нормально, - говорит, а тон у него все равно дурацкий.
– Я с полным одобрением, и Джейн тоже. Ты ей, вот так-то, нравишься очень, мне тоже. Здорово она все это придумала, другие бы так.

У меня не осталось сомнений, что придумал-то все Гаррисон.

–  Мы с Джейн очень друг друга любим, очень, - тянет он свое и ждет, что я ему подыгрывать начну.
– Мы же не какие-нибудь недотепы замшелые, чтобы ревновать там, на условности оглядываться и прочее.
– Паузу сделал.
– Есть любовь, и есть половое влечение без всякой любви.
– Опять пауза.
– Трахаться мы оба любим.
– Пауза.
– Если б мне какую девочку захотелось, Джейн, она же умничка, ничуть бы против не была, спи себе с ней, пожалуйста, она же знает, я никого другого все равно не полюблю.

–  Конечно не полюбишь, - говорю.

–  Понимаешь, это вроде как в теннис сыграть.
– И смеется.
– Разомнешься, удовольствие получишь. Видел я таких, которые с ума сходят, если жена в теннис с кем поиграет или потанцует, допустим. А по мне, целоваться и то хуже, чем трахаться, целуешься ведь не для удовольствия, чувство свое поцелуями этими показываешь, вот так.

Я закивал, всячески стараясь показать, что восхищен глубиной его мысли.

–  И не думай, что ты чем-то мне обязан, понял?
– с нажимом сказал Гаррисон и опять хохочет.
– А то еще меня благодарить начнешь, с тебя станется. Радуйся просто, что все так хорошо. Главное, значения этому не придавай особого. Не стоит.

Ну и замечательно, я уже никакого значения этому не придавал.

–  Ничего же в общем-то не изменилось, - талдычит Гаррисон, - мы что, другими сделались?

–  Я сделался, - говорю я с расстановкой. Все ясно, Гаррисон, может сам того не сознавая, очень хочет, чтобы я признательность ему выразил, прочувствовал, до чего ему обязан, - очень хорошо, потешу его душу так, что не забудется.

–  Да ладно, - посмеивается он.
– Я же знаю, про что ты.

–  Ничего ты не знаешь, - говорю.
– У меня это в первый раз было.

–  Что-что?

–  Вот именно.
– И от бутылки своей глаз не поднимаю.
– Ну, я сегодня впервые женщину познал.

–  Врешь!
– А сам так задышал, задышал, дело-то, выходит, серьезное, не хаханьки тут.
– Тебе лет сколько? Тридцать?

–  Тридцать два, - уточняю.
– Понимаешь, у меня с простатой долго непорядок был.

Гаррисон молчит, на пирс смотрит, а Джейн уже все закончила, назад к нам возвращается.

–  Та-ак, - говорит, - ну, надеюсь, ничего плохого мы тебе не сделали.
– Видно, мое признание сильно на него подействовало и польстило невероятно.

–  Ну что ты, успокаиваю я его.
– Прекрасно все было, Гаррисон. Хотя, сам понимаешь, сравнивать не могу.

–  Слушай-ка, - тараторит он, видя, что Джейн совсем уж в двух шагах.
– Бога ради, не думай, что ты мне чем-то обязан. Я считаю, отлично все было придумано, я это сделал, то есть не я, конечно, мы сделали это, потому что тебя любим. Только бы ты в голову не взял, что я из этих - ну, слыхал, наверно, есть такие, которым только бы сбагрить жену приятелю.

_ С ума сошел!

–  Ладно, вот и Джени, - с явным облегчением сказал он.
– Все нормально, понял? И пожалуйста, очень прошу, не думай, что ты чем-то обязан.

–  Не буду, - говорю.

Ветерок к обеду поднялся свежий, а нами тремя какое-то оцепенение овладело. Я все сидел да сидел, уставясь взглядом в одну точку, как будто весь в раздумьях. Гаррисон с Джейн решили, что я погрузился в медитации по случаю великого события в моей жизни, их это будоражило, тешило их тщеславие, вот они и трещали без умолку про всякую ерунду. Гаррисон, гляжу, прямо как на иголках вертится, скорей бы Джейн про мою непорочность сообщить. И оба все по плечу меня похлопывают, все угодить стараются, да так подчеркнуто - понимаем, мол, твои переживания; нет, вы не подумайте, они ко мне действительно очень расположены, по-настоящему с симпатией относились, и ничего в их симпатии притворного не было, только проявлялась она странновато, оттого и смешила меня, еле сдерживался, да и ситуация-то получалась пикантная, а я своим молчанием только ее усугублял. Мне-то уже понятно было, к чему все клонится.