Заполнен комнат полумракВзрывоопасной пустотой.Заденет полночь за косякИ кто заплатит за простойБолезнетворного ума,Уснувшего до счёта «три»?Но строки нового псалмаВзорвут молчанье изнутри.Душе забрезжит прежний райНа оголившейся кости.Ты на ночь дверь не запирай,А только створ перекрести.
«Облака словно рыбьи скелеты…»
Облака словно рыбьи скелеты,Между рёбер змеится трава.В эту ночь оживают слова,Претворяясь в предметы.Не звенит тишины тетива,Только
ветер вершит пируэты.И осколки далёкой планетыСыплют, как татарва.Позабыла былые заветыОдолень-дорогая-трава.И на жизнь предъявляя права,Потеряла приметы.Угасают последние неты,Но земля под ладонью жива.Недомолвок внутри веществаНе вместят силуэты.Не нашарит разменной монетыВ шелестящих карманах листва.В эту ночь умирают предметы,Претворяясь в слова.
«Наматывая на руку рассвет…»
Наматывая на руку рассвет,По берегу пройти себе вослед.Глазами, одичавшими в ночи,Смотреть как волны-златоковачиКуют венцы бесцельного труда.Ты – кладбище души моей, вода!Будь море, будь река иль просто пруд.Когда взашей во тьму меня попрут,Ты примешь неразбавленный мой дух.Как в тот момент, когда к мирскому глух,За обе щёки я вкушал покой,Склонившись над небесною рекойИ отраженье обронил на дно.Когда ещё наверх всплывёт оно?И влага, сочетая два лица,В своё теченье примет беглеца.
«В несуразице непролазной…»
В несуразице непролазнойПокаянный забудь уют.В эту ночь на горе алмазнойВ оловянное било бьют.Это значит, что ночь спалилаЧёрным пламенем целый мир.Вышел срок поднимать ветрило,Залежавшееся до дыр.В небе ведьмины кружат ступы,Помело шелестит в руке.Зарываются птицы в трупыВ непосильно-крутом пике.Всяк солдат стал судьбы прорухой,Чья ладонь, как тюлений ласт,Кто единственной оплеухойИзвлекает души балласт.В сеть закутайся вместо шубы,Влезь в железные башмаки.Загрубеют от песен губы,Но молчать тебе не с руки.В отдалении ни огня нет,А дорога как смерть долга.Блёклый месяц из бездны тянетНоворожденные рога.
«Вот и не стало огня…»
Вот и не стало огняВ глотках рассветных труб.Выпал у юного дняПервый молочный зуб.Вечер лежит на столе,К небу кадык и нос.Ночь, заблудившись во мгле,Рухнула под откос.Звёзд потемнела кайма.Их разделить мне с кем б?Время не сходит с ума,Просто меняет темп.Времени сказочен скокВ скачке во весь опор.В грудь мне запрыгнет гнедок,Спину взорвёт одёр.
«Проник в давно оформившийся день…»
Проник в давно оформившийся деньИ крадется с тревогою невнятнойВечерний свет. И поздно на попятныйТеперь идти. Ты следуешь под сеньДеревьев с шевелюрой набекрень —Сколь не скрипел садовник аккуратныйСекатором – и оклик многократныйРазбудит застарелую мигрень.Ночная разверзается могилаИ по ногам блестящие чернилаВтекают в тело, к сердцу устремясь.А ты стоишь проклятым капилляром,И мечется листва в безумстве яромНад головой, и меркнет с миром связь.
«Белый в белом и – горести в половину…»
«Вон сорока пошёл».
Юрий Казарин
«Белый в белом».
Михаил Кузмин
Белый в белом и – горести в половину.Прогулялся
он по древесным пикам.Тишина почесала об ёлку спинуИ исчезла, сбитая с панталыку.Встречи с ним, нечистым, в лесу нечасты.Словно спичкой чиркнет по краю глаза.Забасит спросонок сугроб зевластыйИ обратно запросится в глотку фраза.Чёрный в чёрном и – радости в половину.С высоты просыпался он вприпрыжку.Смотрит Бог с небес, привалившись к тынуЗа своим твореньем, хватившим лишку.Троеперстьем бережным бредят воды,Что ещё не стали разливом талым.Принимают берёзовые приходыВ них крещенье под облачным кафедралом.Чёрно-белое платье с зелёной ниткойЗатрещит по швам в ветряном потоке.Чёрно-белое сердце замрёт под пыткойИ остынет солнце в блескучем оке.
Ван Гог
Встречал он другаСо светлыми волосами.Играла вьюгаДискретными небесами.Кусок пространстваУпал с высоты огромной,Открыв убранствоВселенной густой и тёмной.Искусство вечноИ вечно страдает гений,Душой увечнойПоставленный на колени.Дай Богу-сынуОтцову мускулатуру,Когда картинаРазламывает натуру.Теней витийствоИ смерть в кружева одета.СамоубийствоПосредством автопортрета.
«Глины комья…»
Глины комьяС божедомьяПёрли пёхом.Дождь горохомШваркал в лужи.Рвались гужиВетровые.ВерховыеМчались мимоВ шапках дыма.Грызло небоКорку хлеба.Била теменьДрыном в темя.Горбя спины,Комья глиныБездорожьем,МногобожьемВышли в людиВ звёздном гуде.
«На громах…»
На громахКолыхается неба обхват.В закромахВыясняется – кто чем богат.Кто ты: зверьИли птица, иль – житель глубин?Где та дверь,За которой тебе скажут: «сын»?И вода,И огонь, и могильная мглаЗавсегдаПромолчат на вопрос: «как дела?».День молчкомДлится дольше, чем день болтовни.В горле комОттого, что пройдут эти дни.В двойникеМеньше сходства с течением лет.НалегкеПокидаем мы все этот свет.
Храм Покрова Пресвятой Богородицы в селе Покров
«… сердце его…»Осип Мандельштам
«Рдели груши золотыеКуполов больших кремлёвских…»Любовь Столица
Разделилось меж лесом и полемБелоствольное сердце его.Плоть податлива к волям-неволям,Неизменно души вещество.В стольном граде богатства излишкиПодают на благие дела.А в деревне – сосновые шишкиПригождаются на купола.Здесь от веку смотрели не в обаИ не знали пришествий врагов.Только ветра священная злобаЗадавала листве батогов.Но расползались чёртовы мызги,Как двадцатый отмерили век.Прилетели кровавые брызгиИ упали рябиною в снег.Лишь на помощь небес положившись,Можно было в тот век не пропасть.Это храм, ни на день не закрывшись,Простоял всю Советскую власть.