То расхаживаешь вдольлинии спирали,то играешь чью-то рольв скучном сериале.Сердце – гнущийся металл,полукруглый обод,но о том ли ты мечтал,нежный биоробот?Помнишь первый свой сигналв инженерном зале?Провод врач перерезал,датчики мерцали.Кокон нежно-голубой,лазерные шлемы —загрузили нас с тобойв разные системы.Нам вручили по судьбе,не открыли смысла,я скучаю по тебе,составляю письма.Что
сказать тебе? Живувроде так, как надо —вот, купила к рождествуновую помаду.Веселюсь, умею петь,посещаю танцы.Как еще перетерпетьвремя имитаций?Затоскуешь, прилетай,разопьем винишко.Но Донцову не читай!Пагубная книжка.
«Автомобиль сигналит…»
Автомобиль сигналит. Слышатся звуки рэпа,как из консервной банки, в которой взбесилась рыба.Сверху простое небо из голубого крепаи облака, как горы, или, верней, как глыбы.Улица, выпрямляясь, между домами тонет,сбрасывает осадок, скапливает целебность,плещется, как в бокале, в выстраданном бетоне.Улица – это нежность, внутренняя потребностьвыйти, пройти по кромке, встать, просочиться мимо,сесть на скамейку с книгой, сблизиться с тротуаром.Я не пойму причины, это необъяснимо,планы осмыслить город кончились бы провалом.Стало быть, наблюдаю, мыслей отбросив сетку,сбросив соображений драное полотно,как, домофоном пикнув, входит моя соседка,как через три минуты вспыхивает окно.
«Раздеты рощицы и скверы…»
Раздеты рощицы и скверы,включает ветер свой гудок,сезон звенит дождями сферыи бубенцами холодов.Листвы болезненные пятнана распустившихся зонтах,и диск, проигранный стократно,стоит как прежде на китах.Пластинку юзает иголка,веками крутится винил,а мы, как ангелы на полке,в палатке «Русский сувенир»сидим на стереосистеме,мотаем долгие круги,над нами – вой, под нами – темень,за нами – крылья из фольги.
«Суетливые мамы на всех парусах…»
Суетливые мамы на всех парусахуплывают с детьми по домам,я, железный солдат, оживаю в глазахудивленных, взволнованных мам.Я сама себе сын, я сама себе спесь,я сама себе враг и стекло,время детских площадок закончилось здесьи в песочницы перетекло.Но цветущая груша безумствует так,что за светом не видно ствола,засыпающий город, как толстый гусак,колыхает звезду у крыла.Остаюсь равнодушной к его галдежу,к пролетающим грушам в цвету,как простой пианист на скамейке сижуи руками ищу темноту.
«Коснись, прохладный ветерок…»
Коснись, прохладный ветерок,полуночного жженья,о, этот сладостный уроксамоуничиженья.Сдавала старые хвосты,цитировала Лорку,чтобы учитель пустотыпоставил мне пятерку.Съедает голову туман,зудит подкожный зуммер,но все проблемы от умарешаются безумьем.Вооружившись до зубов,себя я доконаю,за жизнь, за слезы, за любовь,за все, чего не знаю.Неси, покорное такси,витийствуй, автострада,не верь, не бойся, не проси,не одевайся в Prada.
«Поэзия подобна листопаду…»
Поэзия подобна листопаду —летят листы, дымятся сентябри,чтобы отдаться внутреннему гаду,с себя снимаешь кожу изнутри.Разденешься,
на плечики повесишь,нечаянные мерзости смахнешь,и развернутся в сумеречной взвесииспод, карманы, юбка солнце-клеш.О, если б знали, из каких обрезковрастут снега, кристаллы, журавли.И ты, душа, то медленно, то резконаучишься в локации землиосознанно цвести; неважно где тыокажешься, когда наступит срок,среди растений тоже есть поэты —Латук, Ромашка, Примула, Чеснок.
«Сидел на камне человек, я помню…»
Сидел на камне человек, я помню, он сказал,что этот город, этот дом, гостиница, вокзал,химчистка, школа, магазин, деревья, детский сад,дорога с вилками столбов и мэрии фасад,плотина, небо над землей и даже облака,все это, в общем-то, еще не создано пока,а только кажется тому, кто вышел на балкон,от ветра сжался, запахнул истертый балахон,тому, кто думает, что бог – огонь или рыбак,тому, кто смотрит на пустырь, не замечая, каксидит на камне человек, тот самый, что сказал:все это – фенечка, пустяк, не верь своим глазам,другой, хороший Бог, в другом, нешуточном раютебе подарит всю любовь, всю ненависть свою.
Арсений Ли
Виноград на террасе
Арсений Ли (1977) – родился в Ленинграде. Поэт, дизайнер, один из основателей российского поэтического товарищества «Сибирский тракт» и издательского проекта «СТиХИ». Публиковался в журналах «Урал», «Волга», «Арион». Живёт в Виноградово.
Арсений Ли – поэт завороженно всматривающийся в зеркало прошлого. История, которая не любит сослагательного наклонения, в этих стихах его обретает, поскольку всё в них пропитано дымкой былого величия, и сквозь нее пробивается блеск игрушечной позолоты детства. Вполне возможно, что всё это только сон, счастливо сбывшийся где-нибудь, осколки или приметы того, что могло бы случиться. Имперский пейзаж, тема прощания с ним звучат в поэтике АЛ с грустной торжественностью, как в какой-нибудь греческой трагедии, но без фальши – искренне и чисто. Мне, как ни странно, нравится этот взгляд, хотя я сам в поэзии, да и вне литературы придерживаюсь строго противоположного. Может быть, этому способствует классическая четкость формы, убежденность в предназначении, хорошо прочувствованная литературность сюжетов и персонажей. Иногда проекция совершенного прошлого у Ли достраивает контуры настоящего, иногда наоборот, заставляет рушиться, но в стихах не слышно по этому поводу никакого ликования, и это еще одна особенность поэзии автора – умение сохранить себя в меняющемся мире. Арсений годами ведет свой разговор с музой, с тенями великих и не очень, тех, кто хоть краем плаща задел и возмутил поверхность воды. Есть что-то вызывающее уважение в такой неторопливости. И хотелось бы, что бы при всех возможных изменениях, а они, думается мне, должны произойти, в стихах не менялось главное – это вот неспешное ощущение своего голоса, своего времени и места в нем.
Алексей Александров, зав. отделом поэзии журнала «Волга».
«Случайное тепло запястье греет…»
Случайное тепло запястье греет,И щекотит нутро.Какая, высшего бесстыдства галерея,Глядит в стекло.Глядит в стекло вагонное, что живо,Трамвайное стекло.Нас это гальваническое дивопересекло.По улицам печальным до ознобалети трамвай скорей,Она, влюбившись, навсегда, до гроба,Выходит на своей.
«Когда при столкновеньи стонут…»
Когда при столкновеньи стонутмогучие железные детали,И вдоль салона пролетаютдевчонки, семечки, цветы,Я вспоминаю про тебя,Про незнакомую, чужую,И кто спасёт тебя такую? —Увы, не я.А ты вполне могла быть здесь,Лететь на встречу, вся как есть,И вот теперь, покрыв простынкой,Тебя к карете медицинскойЕще чуть-чуть и пронесут.Да, ты вполне могла быть тут…И в этом битом хрусталена золотящейся обочинерисует ветер озабоченнопосланья тайные ко мне.
«Ради шутки, плюнет в лицо и пойдёт к чёрту…»
Ради шутки, плюнет в лицо и пойдёт к чёрту.Друг, что цены не знал, и пощады тоже,Ночи отныне длинней, значит дни дороже.Рожи родные реже, и гаже, гаже.Я никого не кидал, но куда не кинувзор – одинаково плоско звенит зараза…Друг, уходя навсегда, подставляет спину,Ветер в лицо, не попасть с первого раза.