Пленница Хозяина Жемчужных Холмов

План по «спасению» пришёл на ум хаотично, и раздумывать девушка долго не стала. Один меткий удар – спасибо лорду Гриуши, он в своё время научил её и не таким приёмам, и упрямец Закхард оказался лежащим у её ног. И принцесса очень надеялась, что он не очнётся, пока они не минуют Русалочьи острова, оказавшись в зоне недосягаемости для кровавых соблазнительниц.

На корабле было тихо – так тихо, что становилось жутко. Она была единственной женщиной на корабле и единственной, кто сейчас не был связан верёвками и цепями, ведь ундин не интересовали дочери земли, только сыновья, и те боялись их как огня.

Но Алессандре всё равно было страшно.

Когда она услышала первую песнь, вознесённую, казалось, из самых недр моря, то едва сдержалась, чтобы не поддаться её очарованию. Нет, так не могли петь злобные хищницы! То были голоса богинь, рассеивающиеся над морем звёздной пылью и собирающиеся воедино тонкой высокой струной, подёрнутой ветром. Это было прекрасно, и хотелось плакать и смеяться одновременно, грусть в тот момент танцевала с высшей радостью, держась за руки, и это непонятное, двойственное чувство вселяло в девушку настоящую тревогу. Но никак не желание выйти за пределы каюты.

Закхард завозился в тот самый момент, как зазвучала звёздная песня. Его тело начало изгибаться, не открывая глаз, он пытался разорвать накрепко стянутые цепи, злясь и беспомощно дрожа, зовя кого-то по имени. И тогда, растерянную и напуганную принцессу, впервые уколола ревность, и она, едва ли не огорчилась, поняв, что была далеко не единственной женщиной в судьбе Закхарда. Конечно же, она всячески отвергала его, и вовсе не собиралась сдаваться на его милость, но… Но когда по имени он позвал не её, другую, что-то больно кольнуло в груди, и горечь заполонила собой всё её существо. Она не собиралась быть с ним, но и не собиралась отдавать его кому-то ещё! Потому что от одной мысли от этого ей становилось совершенно не по себе…

– Пусти! – страшно закричал он, а потом произошло и вовсе необъяснимое.

Цепи, цепи начали краснеть и раскаляться, как и сам лорд Дэнривэл. И вот тут Алессандра осознала, что такое настоящий страх.

– Закхард, нет! – закричала она, когда он с трудом, но поднялся, растягивая раскалившийся металл как обычную глину, что спал с него при очередном усилии.

Но тот не слушал. Он словно не слышал её, сразу же направившись к двери, практически вырвав засов, бросился на палубу.

***

– Закхард, прошу! Они убьют тебя!

Принцесса бросилась вдогонку, пытаясь схватить Закхарда, хоть как-то остановить, но он лишь отмахивался и грубо отталкивал девушку от себя.

В лицо ударил холодный ночной ветер. Луна, отражаясь в необъятном, тёмном как очи красавицы, море, серебрила его поверхность, и такой красоты Алессандра никогда в жизни ещё не видела. Голоса ундин стали сильнее, они пели, показавшись из воды, бесстыдно выставив тяжёлые обнажённые груди, которые не могли прикрыть ни морские волны, ни длинные мокрые волосы хвостатых дев.

Голоса-колокольчики протяжно зазвенели, и они принялись играть, словно огромные рыбы, выныривая из воды и с громкими всплесками вновь погружаясь в неё, взмахивая в воздухе серебристыми хвостами-плавниками. Глаза их блестели, что те звёзды, что сейчас наблюдали за смертными со своего вечного неба, и были столь же прекрасны и столь же бездушны.

Завидев приближавшегося к краю шхуны мужчину, ундины целенаправленно двинулись в его сторону. Их лица озарили улыбки, и они слаженно и протяжно затянули свою новую песню - такую, что даже у Алессандры мурашки пошли по коже.

Закхард же, казалось, внимая каждому их слову, жадно вслушивался в чарующую музыку, тяжело дыша и обливаясь потом. От него исходил жар, он словно горел невидимым огнём, и не сопротивлялся тянувшему его зову.

Русалки смеялись, маня его тонкими пальчиками, и теперь принцесса могла даже с такого расстояния различить два ряда острых зубов, что невозможно было скрыть за широкими плотоядными улыбками ундин.

– Иди к нам! – весло звали они, почти не обращая внимания за наблюдавшей за ними девушкой. – Любимый, мы тебя ждём!

«Любимый»? Ха! Алессандру задело это не на шутку, и пока дэригон, где-то внутри ещё сопротивляясь ментальному натиску, отяжелевшими ногами пробирался к краю борта, поддавшись на провокацию этой нечисти, девушка опередила его, крикнув со всей злостью, на которою только была способна:

– Вы, мокрые морские курицы! А ну прочь! Это мой мужчина, а не ваш! И вашим он никогда не будет!

Звонкий смех разлился теми же колокольчиками по ночному морю.

– Наш, наш, наш! – вторили ей обманчиво нежные голоса. – Забудь, сестра, забудь, забудь…

И вновь запели, вложив в свою песню ещё больше очарования и грусти.

– Нет! – принцесса бросилась наперехват дэригону. – Закхард, очнись!!! Слышишь меня?! Эти твари убьют тебя! Они не так милы, как кажутся…

Но взглянув в тёмные глаза мужчины, она поняла, что разум его почти сдался. Тогда она ударила его, попытавшись удержать как можно дольше от края, но это не помогло. Того упрямо тянуло оказаться за бортом как можно скорее, песня ундин усиливалась, становилась громче…

– Закхард!

Совсем отчаявшись, Алессандра ударила его по лицу ладонью. И ещё. Ещё… Это немного, но помогало, дэригон начинал крутить головой, словно приходя в себя, но потом мутная пелена вновь наползала на его глаза, и ноги вели его к веселящимся ундинам.

– Сестра, идём к нам, мы научим тебя плавать и дышать под водой! У тебя будет много мужчин, очень много, столько, сколько ты сама пожелаешь! – переключились они на принцессу, произнося манящими голосами сладкие обещания.

– Мне не нужно много мужчин, мне нужен только этот! – закричала на них Алессандра, всё ещё сражаясь с обезумившим лордом Дэнривэлом. – И никакая я вам не сестра, нечисть болотная!

– Ты пожалеешь, смертная! Пожалеешь…

И они вновь запели, сцепив руки, и тогда Закхард предпринял первую попытку броситься за борт.

– Стоять! – Алессандре уже терять было нечего, и она продолжала бороться за того, кого, как думала, возненавидела всем сердцем в день их первой встречи. А сейчас страх потерять его расставил всё на свои места. Этот страх сделал её сильной и уверенной, и она, обхватив Закхарда руками, вцепившись в его губы своими. Её ладони вспыхнули огнём, в мгновение разошедшимся по телам, превратившим их двоих в настоящий факел.