Пленница тирана
Шрифт:
А еще…
Еще меня дома ждет горячая нежная девочка с губами, которые сводят с ума!
Нежная девочка, которую я, блядь, так и не успел по-настоящему распробовать!
От глаз и запаха которой во мне подымается что-то очень похожее на вот самую настоящую бурю!
И — по хрен мне сейчас все!
По хрену, — кто она, откуда взялась и то, что я о ней знаю. Знать не хочу, — только нежная бархатная кожа перед глазами. Чувствовать ее хочу, — вот так, всей кожей собственной, всем естеством. Губы ее хочу, — на максимум, сминать, толкаться в них, трогать, — и бережно проводить по ним пальцами,
Впечатываться, врастать в нее хочу, — кожей, телом, членом, губами, — да всем, блядь!
Я уже забыл, как это, — любить женщину, как в последний раз, — с надрывом и до безумия!
Давно не чувствовал, даже не помнил! А тут… Как замок какой-то сняли, и вырвался наружу! Весь!
Глава 25
Вера
Отупение вместе с оцепенением безнадежного отчаяния прошло как-то в один миг.
Не знаю, как это произошло, что стало толчком, — но меня вдруг будто подбросило на кровати, на которую я безжизненно повалилась сразу же после того, как мне принесли ужин.
Снова — деликатесы, лосось под лимонным соком, ароматный выпеченный хлеб, икра, фрукты разные диковинные — даже манго и еще что-то, чего я в жизни никогда не видела.
Конечно, — у игрушки для сексуальных забав должен быть здоровый вид и хорошее самочувствие, — чтобы получше ублажать своего хозяина!
С другой стороны — что мне с ним делать?
Вот лежать и обреченно ждать, когда он снова вернется и станет делать со мной все, что ему хочется?
А дальше?
Говорить — бесполезно, слушать он точно не станет, да и неинтересно ему, — слушают, когда человека перед собой видят, — а истории живой куклы, ее судьба и страдания никому неинтересны.
Обреченно лежать под ним и исполнять все его приказания?
Не выдержу, — знаю, что не выдержу, не смогу! А он?
Он — снова разозолится, — и что тогда?
Обратно в «Звезду», к Манизу, чтобы там…
Даже думать об этом страшно, как только вспомню тех трех охранников и темный, тяжелый взляд Сармата, так тут же судорожной дрожью бить начинает!
Вскакиваю с постели, и начинаю лихорадочно бродить взад-вперед по своей клетке, обхватив себя руками, — снова все тело будто льдом выжгли изнутри, и так морозит, что даже зубы стучат, — в тишине я так отчетливо слышу этот звук, что становится страшно, — никак не могу унять, и это звучит как-то зловеще.
Потому что это — не жизнь…
Ну, допустим я даже постараюсь…
Нет!
Не смогу! Я — просто не смогу так!
Быть никем, пустым местом и только и делать, что ждать своего хозяина!
И ублажать его не смогу, — даже ради того, чтобы выжить! Просто не смогу, — это немыслимо, невыносимо, невозможно!
Сквозь закрытые двери слышу — в доме происходит какая-то странная суета.
Раньше тихо все было, — и теперь слышится топот ног, какие-то слишком громкие голоса, хоть слов и не слышно… А меня трясет все сильнее, — чем больше проходит времени, тем скорее он вернется и меня снова поведут в спальню…
Прижимаюсь к двери — пытаясь хотя бы что-нибудь расслышать, — но, как назло, вдруг становится так тихо, как будто в доме вдруг выключили звук.
Но…
О, Боже!
Дверь, оказывается,
на этот раз не заперта!Бог знает, что там у них случилось, но ее в этой суматохе забыли закрыть!
Ну, а мне было не до того, чтобы в который раз прислушиваться к проворачивающемуся к замку ключу!
Не думая, — ни о чем, — ни о том, что будет, если меня сейчас поймают, ни о том, что на мне, кроме прозрачной шлюховской тряпки ничего нет, даже белья, — ага, не любит хозяин всех этих условностей, — толкаю дверь и на миг замираю, осторожно прислушиваясь.
Тишина…
Даже тихих шагов не слышно. Ничего.
Темно только, даже тусклый свет коридор не освещает.
И, пусть я понятия не имею, куда бежать, — так и несусь босиком со всех ног.
Вперед!
Натыкаясь плечами на стены при поворотах, лечу, просто сломя голову.
Несколько раз сердце опускается, бешено колотясь, так, будто выпрыгнуть готово, — попадаю явно не туда, — вот выход на кухню, — и оттуда уже слышу негромкие разоворы, двери какие-то, явно в комнаты, а не на выход, пару раз натыкаюсь на стены. Лабиринт, а не дом, в самом деле! И — ничего! Ничего, что могло бы мне подсказать, где здесь выход!
Метаясь, понимаю, — даже обратной дороги в собственную конуру найти не смогу!
И — что теперь придумать, если наткнусь на кого-то?
Да я даже представления не имею, как далеко забежала!
Прислоняюсь к очередной двери, жадно дыша, — и медленно оседаю вниз.
Волосы на себе рвать хочется, орать, и разбить себе голову об очередную стену! Да я бы яду сейчас даже бы выпила, не задумываясь!
Безысходность.
Страшное слово.
Жуткое, до онемения пробирающее чувство.
Говорят, что выход есть всегда, — врут.
Из самых страшных жизненных ситуаций — как раз таки его, этого самого выхода — и нету! Нет его, — как не ищи!
Обхватываю лицо руками, — и беззвучно плачу. Слез нет, только тело все содрогается и глаза обжигает сухие. Это жутко, — понимать, что ничего от тебя не зависит, и сделать ты ничего не можешь. Это — ломает, оставляет от тебя, как от человека — одни только ошметки. Душу разрывает, раскурочивает.
Потому что, вроде бы должна быть какая-то вселенская справедливость!
И по заслугам должен получать тот, кто в чем-то виноват!
А я? В чем виновата, что такого сделала, чтобы жизнь, — вот так со мной, — и без всякого выхода? Что???
Никому за всю жизнь свою дороги не перешла, не пакостила.
Так — почему?
И — сил уже просто нет. Совсем. Пусть меня найдут, — даже говорить ничего не стану, даже не попытаюсь оправдываться и о чем-то просить. Все равно — без смысла.
Босые ноги сжались от холода.
Ветер? Сквозняк? Здесь?
Даже не веря, вскочила.
Может, мне показалось? Мозг уже начинает выдавать за реальность то, чего нет?
Зацепилась за что-то платьем на спине, — и услышала тихий лязг.
Дверь позади меня распахнулась с тихим скрипом.
А я — задохнулась, сама до конца не веря.
Неужели? Спасение было так близко! Все это время я облокачивалась на дверь, ведущую наружу! И чуть не упустила своего шанса!
В один момент вернулись силы, — я даже с жадностью и какой-то лихорадочной радостью на полную грудь вдохнула воздух.