Пленница тирана
Шрифт:
— Молчать и покоряться, — голос становится тихим, вкрадчивым, хрипотцы слышится еще больше, — но от этого ни капельку не менее страшно. Даже наоборот, — еще страшнее.
— Раздевайся и становись на четвереньки, — делает шаг назад, отпуская меня.
Ну да, — можно подумать, я теперь куда-то денусь. Или он, сзади, на расстоянии шага, — или крокодилы, в двух шагах впереди.
— И слова чтоб от тебя не слышал.
Тело будто одеревенело, — как и все я внутри, наскозь.
Глядя перед собой немигающими глазами, ничего не видя, сбрасываю ошметки прозрачной ткани
— Раздвинь ноги, — раздается сзади его хриплый голос.
И я послушно раздвигаю их, зажмуриваясь.
Стараясь не думать, не видеть, не чувствовать, — отключиться полностью от этой жуткой реальности, в которой и впереди меня и позади — один только жуткий кошмар.
Звук расстегиваемой сзади молнии кажется мне оглушительным.
Его руки ложатся на бедра, резко дергая на себя, — и огромный член начинает давить между ягодиц.
О, нет! Нет, нет, нет! Мамочки! Он меня сейчас, что, — ТАМ возьмет??? Нет, я этого не выдержу, просто не вытерплю такой боли! Если уж естественным путем все было так, словно меня разрывают!
Инстинктивно дергаюсь вперед, скребя по кафелю и без того уже обломанными ногтями. Но его руки прижимают меня к себе сильнее, крепче, — и, дернувшись, я просто замираю, опустив голову.
Чувствую жесткие волосы его паха на коже ягодиц.
Горячую, пульсирующую плоть, скользящую между ними.
Он раздвигает их, пусть и не резко, а мне уже выть хочется, — приходится закусить губу, чтобы не издавать звука.
Член упирается между ягодицами, которые тут же сжимают его руки. Даже сейчас, вот так кажется, что меня распирает нечто огромное! А что будет, если он войдет? Туда?
Скользит вверх-вниз, а я с каждым движением напрягаюсь все больше, — и тело уже не просто болит, его ломит от этого бесконечного, безумного напряжения.
— Тссссс, — шепчет сзади его тихий голос. — Жрать, в отличие от них, я тебя не собираюсь. И калечить тоже.
Ну да! А как же! Не собирается он! А что тогда, по его мнению, он со мной делает?
Раздвинул мои ноги еще сильнее, — так, что колени заскользили по кафелю, разъезжаясь.
И сумасшедшая, жуткая боль пронзила просто до искр из глаз, — его палец оказался внутри, там, между ягодицами.
Боже, какая же жуткая боль! И это ведь — еще только палец! Я не выдержу, просто не смогу этого вытерпеть! Может, — и правда, лучше было спрыгнуть? Пара минут, — и все! Все мучения закончились!
— Тихо, — голос звучит на удивление ласково… Даже, — нежно, что ли? Или это я уже совсем с ума сошла от постоянного ужаса? Разве такое возможно?
— Не бойся, — туда сейчас не войду.
Воздух из сжатых от напряжения легких выходит с диким скрипом, когда он вытаскивает наконец из меня свой палец. И снова его член оказывается между ягодицами.
Ну, — чего он тянет! Лучше бы уже закончил все это поскорей!
Его руки снова начинают скользить по бедрам, — едва касаясь пальцами, совсем не грубо, — но от этой странной ласки я вздрагиваю еще сильнее.
Он прижимается к моей спине грудью, — и жар его кожи опаляет меня.
Сжимает грудь, — на этот раз тоже совсем не
больно, придавливает пальцами соски, слегка царапая их.Его дыхание, его запах, — терпкий, густой, с явным ароматом сандала, который я всегда так любила, — будто клеймят меня и пачкают собой, пропитывая насквозь.
Пальцы резко толкаются мне в рот, с силой нажав на губы, — и мне остается только поддаться.
Вбивается ими, прижимая язык, надавливая, — и скользит вниз, по подбородку, по шее, оставляя на мне след собственной слюны…
И снова дергаюсь, когда его пальцы резко прижимают мой клитор, — новые искры из глаз, уже совсем другие, — и тут же болезненная, тяжелая, жгучая пульсация внизу живота, — такая, что взрывает.
Дергает резко бедра на себя, врываясь в меня жестко, раздирая, раздвигая своим жестким напором внутри, — и его хрип опаляет мою кожу.
Он замирает, а я сразу обмякаю, нанизанная на него. Еле на ногах удерживаюсь. Ничего не чувствую, все тело будто превратилось в нечто бесплотное, неощутимое. Только его член внутри меня, — горячий, пульсирующий, замеревший и дергающийся.
Хочется сжаться со всей силы, — и вытолкнуть, выдавить это из себя, но его пальцы снова нажимают на клитор, — и меня простреливает каким-то странным, резким ощущением, как будто током, — насквозь, по всему животу, до самых сосков, — еще сильнее, чем когда он сжимал и сдавливал их пальцами, — и я расслабляюсь, почти оседая вниз, практически падая.
— Нежная, — то ли действительно слышится сзади, то ли и правда он это говорит?
Останавливается, проталкиваясь в меня до основания, так глубоко, что, кажется, я его уже внутренностями чувствую, — и снова руки по груди начинают шарить. Сжимает соски, сдавливает пальцами, выкручивает, — а у меня лязгающие челюсти перед закрытыми глазами.
И вдруг начинает вбиваться в меня, — резко, жестко, так, будто на куски раскромсать хочет, — и я только судорожно ловлю распахнутым ртом воздух, — дышать не могу, задыхаюсь, и уже не челюсти монстров, уже круги красные, черные яркими вспышками перед глазами взрываются!
О кафель доламываю ногти, сдирая до мяса, в кровь. И, прикусив губу, просто беззвучно вою, — от всего. От боли этой, хоть и сейчас уже она не такая, как вчерашняя, от унижения, от беспросветности…
От всего этого — орать хочется и рвать на куски всех подрят, — вот сама бы крокодилом таким вот стала, и перегрызла бы глотку этой сволочи. И всем им остальным заодно, — и Манизу, и охранникам его поганым, — всем, кто с человеком, как с вещью обращается, кто власть себе над жизнями и судьбами присвоил.
Только стараюсь не упасть, не распластаться сейчас, повалившись вниз, а голова, как у куклы, в стороны метается.
Он кончает прямо в меня, мощная струя внутри заставляет меня дернуться, снова будто прожигая всю насквозь.
Никаких эмоций, вообще, — только слегка участившееся дыхание и слишком плотно сжатые губы, — замечаю уже, когда он, так и не отпустив мои бедра, разворачивает к себе.
Второй рукой застегивает молнию на брюках, и глазами своими чертовыми меня прожигает.