Пленница тирана
Шрифт:
И все — таки срабатывает рефлекс, — на секунду тело, напрягшись донельзя, так, что даже больно в каждой мышце стало, замерло. Кажется, я ни за что сдвинуть его с места сейчас не смогу! Будто в статую окаменевшую превращаюсь!
И снова он не сказал ни слова, — только толкнул меня вперед, — и тут же дверь за нами захлопнулась.
Придавил к холодной стене, каждый выступ которой я тут же ощутила всей кожей. Прижал, — нет, скорее, — навалился, — и стало жутко.
Только теперь я, кажется, по-настоящему рассмотрела его — как бы это дико не звучало, — вот так, в темноте этой жуткой.
Черные
Нос — тонкий, прямой, изящный, кожа, — черт, такой бы даже девушка позавидовала, — гладкая, белая, — и сейчас белизна эта зловеще отливает в темноте.
Утонченные черты лица, аристократические, — и тем ужаснее понимать, кто передо мной на самом деле, — жуткий монстр, бандит, для которого человеческая жизнь не стоит даже короткого разговора для того, чтобы хотя бы что-то узнать, выяснить.
Жаром опаляет его дыхание, — так, что снова дрожать начинаю, будто всю меня прожигает им насквозь.
Горячее, на миг участившееся, — и ноги начинают подгибаться.
Ничего не говорит, — только водит костяшками по скуле, — и на миг ноздри раздуваются, а густые черные брови взлетают вверх. Не ласково проводит, — с нажимом, до боли, так, что скулу саднить начинает.
И в глазах такое что-то… Бешенное… Как бездна, в которую воронкой ненасытной затягивает… Не знаю, — никогда не верила в разные там глаза потусторонние, — но сейчас чувство такое, что вот такими глазами и убить можно, и воли лишить. Теперь знаю, что такое — черный, дурной глаз, — и он ожоги сейчас на мне выжигает.
Наклоняется чуть, будто зверь, что принюхивается, — и я буквально физически чувствую, что рядом со мной — не человек, зверь дикий, который по малейшему оттенку запаха все прочитать может. И страх чувствует, как они.
И будто — раздетая, распахнутая под этим взлядом, — нет, не физически, это-то уже давно, — а кажется, будто душу он мне всю проворачивает, копается в ней, вычитывает все, что спрятать хочется.
Ведет по плечу оголенному своими тонкими пальцами, — и вроде не больно, не нажимает, — а у меня ощущение расславленного железа на коже.
Молча отстранился, снова полыхнув взлядом, — по губам так, что они, кажется, вспыхнули и загорелись, — вниз, по шее, — и отвернулся.
— Идем, — все тот же низкий хриплый голос, только сейчас, в гулкой подвальной тишине он звучит так, что все внутри переворачивается.
И даже думать не хочу, зачем и для чего он меня сюда привел.
Хотя воображение разное подбрасывает.
Пытки разные, все те истории, как в подвалах бандиты жертв своих замучивают…
Хотя, — зачем бы это ему? Он ведь не садист, — сам же говорил, что ему противны все эти игры в насильника и жертву! И закрывать ему меня нет смысла, — и без того уже заперли и закрыли, во власть его полную отдали.
Гулкие шаги отдаются оглушительными звуками. И, пусть логика подсказывает, что ничего страшного он мне сделать не может, а все равно с каждым шагом все внутри все сильнее и сильнее сжимается в комок.
Наконец мы останавливаемся.
Он толкает какую-то
железную дверь, — и я обмираю.Яркий свет моментально бьет по глазам, — но дело не в этом.
Прямо передо мной огромный бассейн с… Кишащими в нем… КРОКОДИЛАМИ!!!
Мамочки!!!
Да такого я в самом страшном сне не могла представить!
Они начинают возиться, заметив нас и издают просто жуткое шипение.
— Смотри, — его рука пробегает по моей скуле, щеке, — как будто гладит. — Мои питомцы…
Блин, да он — точно чертов извращенец! А с какой любовью в голосе он это произносит! Как можно держать у себя этих ужасных тварей, да еще и любить их?
— В следующий раз, когда захочется бросится со скалы, придешь сюда. Тебе — так и так умирать, так зачем зря тратить килограмм сорок хорошего сочного мяса? Лучше принесешь пользу и покормишь собой малышей.
Внутри все холодеет, я начинаю пятиться, но крепкая рука удерживает меня за талию.
Теперь я начинаю понимать, — в нем реально просто, наверное, тупо нет никаких эмоций!
Лучше бы бесился, орал бы на меня за то, что сбежать хотела, может, ударил бы даже, как те охранники, — и то не было бы так страшно!
Но — нет. Этот не станет. Этот просто молча скормит меня крокодилам и отправится завтракать! Все с тем же ледяным спокойствием! Это — самый ужасный, самый страшный человек, из всех, кого я видела! Да даже Маниз с его притворной безмятежностью — просто душка по сравнению с этим!
Злость могла бы выйти с криком, с ударом. В этом нет ничего… Ни жалости, ни злости, — вообще никаких чувств! Кроме, может, к этим, блин, жутким крокодилам!
Такие закапывают живьем и спокойно после этого идут пить кофе!
И вот ЭТОГО я собиралась разжалобить? Надеялась на его сочувствие и где-то даже понимание???
— Пойдем, — я пытаюсь упираться, но он тянет меня таки за талию вперед, пока мы не оказываемся почти совсем рядом в этими жуткими тварями.
Глава 27
визуализация
Глава 28
И уже не просто всплески от того, как они обрадовались и заактивничали от нашего появления, уже клацания жутких челюстей заполняют воздух.
— Раздевайся, — все тот же ледяной голос, и даже на меня не смотрит.
А я закрываю лицо руками, стараясь этого не видеть, и всю меня колотит жуткая дрожь, — да так мне не было страшно еще ни разу в жизни!
— Раздевайся, я сказал. Ты либо делаешь все, то я говорю и как говорю, — либо знакомишься с нашими друзьями поближе. Обещаю, — знакомство будет недолгим. Но очень красочным.
А я уже так и вижу, как этот бассейн наполняется кровавыми разводами. Моей крови! И будто чувуствую, как огромные зубы сжимаются на моих ногах! Боже! Неужели это — и вправду, на самом деле!
— Ты не услышала, — рука провела по моим волосам, так, что по ним тут же прошел разряд тока. Не жестко, даже за волосы не дернул, — но из кошмара, где я в главной роли купаюсь в бассейне с крокодилами, так и не выдернул.
— А? — вздрагиваю.
Он сейчас — о чем?
О сексе?
Мамочки, — его что, — такие вот картинки возбуждают? Или крокодилы?