Пленник. Война покоренных. Книга 1. Милость богов

Пьющий ночью оглянулся на них, заломил руки и поскакал прочь. Джессин не стала спешить, просто сменила направление. Она еще ни разу не заходила вглубь собора. Как и остальные. Вдоль всех стен виднелись ниши – такие же, какую заняла их команда. И другие. Высоко в стене были отверстия, через которые влетали и вылетали крошечные создания. Крылатые, с толстыми телами-шариками, они собирались в воздухе облачками, отбрасывая тени на толпу под собой. Большущие арки из того же зеленовато-бронзового металла, из которого соорудили тюрьму, уходили в светящуюся дымку. В их прямоугольной простоте была своя грубоватая красота.

Каким бы просторным ни казался этот зал, он был не больше площади в ирвианском кампусе. По крайней мере, видимая его часть. В прошлой жизни Джессин преодолевала расстояние побольше этого – когда выходила из дома, чтобы выпить утренний кофе перед работой в лаборатории. Все это уже казалось сценами из необыкновенно красочного сновидения. Вдали кто-то издавал протяжно-певучий вой, в котором Джессин слышала то ли отчаяние, то ли восторг. В поперечном направлении скользнул рак-хунд и куда-то свернул. Обезьянка вприпрыжку бежала вперед, оглядываясь все отчаяннее.

Джессин замахнулась на нее своим оружием.

Рикар захихикал.

– Что будем делать, когда поймаем? – спросил Кампар. – Просто хочу убедиться, что все думают об одном.

– Надерем уши, – сказал Рикар. – Все только и думают, как бы надрать им уши.

Ответ Рикара – будто это он собрал экспедицию и поставил перед ней цель – немного задел Джессин. «Ты дери уши, а они мне кое-что задолжали».

Пьющий ночью уже удирал на всех четырех лапах, занося задние за передние. Трое охотников двигались мерно, не стараясь догнать его, но и не выпуская надолго из виду. Когда он развернулся и помчался к стене, Джессин сперва решила, что он спешит к тоннелю или проходу, куда не втиснутся широкие плечи разъяренных людей. Иные отверстия были немногим шире кроличьей норы. Такая тактика могла бы сработать.

Рикар замедлил шаг и стал шарить глазами по стене, словно читал надписи. На его губах медленно возникла улыбка, выражавшая едва ли не удивление.

– Ну и ну! Видали?

Она уже увидела. До сих пор, занятая мелким беглецом, она не смотрела по сторонам. Эта стена, тоже изрытая норами, была не из шершавого металла, как прочие здешние сооружения. Сероватый материал казался мягким. Там и сям отверстия были окружены складчатыми пластинами, вроде тех, что встречаются на грибных шляпках. А из темных провалов глядели круглые глаза.

– Крольчонок прибежал домой к мамочке, – сказал Кампар.

– Это он зря, – объявила Джессин и, выступив вперед, стукнула ломиком о землю. Удар отдался в пальцах.

– Я знаю, где ты живешь! – заорала она. – У тебя же есть этот сраный квадратик? Вот пусть он тебе передаст: я знаю, где ты живешь!

В проеме одной норы появился пьющий ночью с золотистой шкуркой, обвел взглядом Джессин и остальных. Изогнутые под острым углом губы придавали ему мрачный и осуждающий вид. Джессин рявкнула на него – без слов – и отвернулась.

Возбуждение и ярость сопровождали ее на протяжении почти двух третей пути до их ниши. Темнота и страх, занявшие их место, были знакомы, как собственная подушка. Мозговая гниль. Радость и ощущение силы были иллюзией. Яркой оберткой на темной сердцевине.

– Ничего себе прошлись, – объявил Рикар. Он говорил так, словно был навеселе. – Давненько так далеко не гулял. Удивляюсь, как мы выдержали.

– Нас вел полководец, – непринужденно ответил Кампар. Однако в его голосе была не усмешка, а похвала, и Джессин даже ощутила легкую радость.

– Они в десяти минутах ходьбы от нашей лаборатории. Совсем рядом, а мы их впервые увидели. Замкнулись в своем мирке.

– Тоннер, по-моему, заставляет нас больше смотреть себе под ноги, чем на горизонт, – заметил Кампар. – Всех, кроме, может быть, молодого Алькора.

– Обстоятельства из ряда вон, – сказал Рикар. Странно было слышать, как он защищает Тоннера. Будто кот стал пятиться задом.

В нише все было по-прежнему. Беспорядок, обломки, наметившаяся до их ухода трещина вокруг протеомного словаря. Джессин оглядела все это – все, что еще предстояло сделать, что было против них, – будто собиралась с силами, чтобы пуститься вплавь через океан. Иначе говоря, чтобы утопиться.

Кампар вынул ломик из ее кулака.

– Давайте сторожить по очереди. Переведи дух. Или вернемся к себе, а потом сходим еще раз?

– Нет, я в порядке, – возразила Джессин, но так слабо, что они не поверили.

Рикар хихикнул.

– Думаю, прежде чем начинать войну, надо вернуть Джессин ее таблеточки.

Он сказал это с улыбкой. И даже с удовольствием. И все равно в этих словах ей послышалось обвинение.

– Иди ты на хрен с этими таблеточками! – огрызнулась она. Рикар ответил виноватым взглядом, и она злорадно обрадовалась его смущению. Затем повторила, обращаясь к Кампару: – Я в порядке.

Тот тронул ее за плечо:

– Ты великолепна. Я всегда готов идти за тобой в бой, сестренка.

– Отвали, – сказала Джессин, утирая неожиданно нахлынувшие слезы смущения. – Шли бы вы оба…

– Мы тоже тебя любим, – согласился Кампар. И нерешительно обнял ее за плечи. Она опустила голову ему на плечо, и он тоже расслабился. Он был большим, высоким и широким, как баржа. И казался надежным и несокрушимым, как старый дуб.

И тут она вспомнила, как он плакал и хватал ртом воздух на полу в кухне. Она обхватила его за пояс и крепко прижала к себе.

– Все будет хорошо, – сказал он.

– Не будет.

– Не будет. Но мы придумаем, как с этим справиться.

Они долго стояли, обнявшись. Если закрыть глаза, можно вообразить себя на Анджиине после долгого рабочего дня или, скажем, после затянувшейся вечеринки – вымотанным, почти больным. Только на месте Кампара – Джеллит, и ей полагается чувствовать себя виноватой за то, что она не дала брату погулять с друзьями. Вместо этого она чувствовала себя виноватой за то, что втянула друзей в драку с инопланетными убийцами, только потому, что поддалась ярости, ненадолго смывшей душераздирающую тоску.

И все же это был хороший день. Вот такими теперь стали хорошие дни. К своему удивлению, она рассмеялась.

– Да? – спросил Кампар.

– Просто подумала… – сказала она. – В первый раз за неизвестно сколько дней кто-то испугался человека.

21

Ставки росли.

Нет, не так. Ставки росли все время, просто теперь это понимал не только Дафид. «Мне не страшно, – думал он. – Мне любопытно. Это не страх. Любопытство». Он сделал на ходу глубокий вдох, потом выдох.