Пленники чести

Степан Богданович взял руку жены в свою большую морщинистую ладонь. Он с благодарностью глядел на ту, которая в час неравной битвы явилась для него надёжной подмогой и спасла от неминуемого поражения.

— Оставим этот разговор, — сухо произнесла госпожа Уилсон, поднося к губам чашку.

Спустя некоторое время общего молчания, вызванного этим словесным поединком, генерал с супругой встали и, откланявшись, отправились собираться в дорогу.

Через четверть часа они были уже готовы к отъезду. К ступеням лестницы главного входа подъехала та самая карета, на которой генерал прибыл в замок Уилсон Холла. Провожать именитого гостя вышли почти все обитатели поместья. Генерал в строгой шинели, с золотыми эполетами и нагрудными знаками, поддерживал под руку свою супругу, на которой был дорожный плащ, а из-под него выглядывала шаль, закрывавшая горло, на голове у пожилой дамы был тёплый старомодный чепец. Генерал прощался с Павлом Егоровичем, приподнимая свою чёрную шляпу, украшенную золочёным орлом и белыми перьями. Он крепко жал ему руку, так как за время пребывания в замке успел с ним сдружиться. Он так же надолго задержался подле Александра и Натальи, желая сказать им что-то ободрительное, но у него не хватило духу, ибо слёзы отчего-то подступили к горлу старика, и он только прижал их к себе, как своих собственных детей. Мимо провожающих прошли двое слуг, ведя под руки Антона Сергеевича, не обращавшего ни на кого внимания, точно он и вовсе был не здесь, и господа смотрели ему вслед с жалостью и презрением, какие испытывают к тем, миф о чьей превосходности и всесильности был развенчан. За ним слуга нёс коробки с вещами. Миндальского посадили в карету, и он привалился к окну, бесстрастно глядя мутными глазами на широкий унылый двор и каменную громаду замка. Генерал и его супруга молча проследовали мимо прочих родственников хозяйки Уилсон Холла, склонившихся в прощальном подобострастном поклоне, не обращая на них внимания. Вяло пожав руку доктору, генерал помог своей супруге сесть в карету, и последовал за ней сам. Кучер Никанор закрыл за ними дверцу, и поспешил занять своё место на козлах. Все стояли тихо и смирно, точно не веря, что так неожиданно их покидает столь видная фигура, без которой дни потянутся куда более уныло. Карета тронулась, удаляясь прочь от молчаливой толпы, смотревший ей вслед на каменных ступенях. Лошади шли неторопливо, покидая усадьбу и пускаясь в далёкий и утомительный путь. А с высоты каменной башни из окна на отъезд генерала и его родственников глядела Клара Генриховна. Лицо её было ещё более серьёзным и угрюмым, чем обычно. Когда карета выехала за ворота, она задёрнула занавеску и отошла от окна.

Глава XIII

Через некоторое время все собрались в большой гостиной, продолжая живо обсуждать недавние события и отъезд его превосходительства генерала Серженича. Вскоре к ним вышла Клара Генриховна в сопровождении местного священника, который горячо её о чём-то расспрашивал. Пожилая леди почти его не слушала, бросая в ответ неопределённые фразы. Карл Феликсович подошёл поближе, желая узнать предмет их разговора, и старался выглядеть как можно более непринуждённо. Облегчение, вызванное избавлением от одного из соперников, придало ему сил, и он искал теперь всяческий повод, чтобы избавиться от главного претендента на руку прекрасной Натальи.

— И всё-таки, прошу вас, Клара Генриховна, — настаивал священник, говоривший приятным бархатным тенором, — те двое, которых я видел сегодня, были крайне подозрительны. Умоляю, опросите ваших слуг, не знает ли кто этих двоих. В окрестностях поговаривают о нечистой силе. Эти злые богопротивные домыслы только могут навредить духу паствы. На каждом углу твердят о загадочных лихоимцах, оборотнях и колдовстве. Всё это смущает народ божий. Я же уверен, что это именно люди, и никто иной. Прошу, вызовите жандармов, в этот час светская власть будет куда полезнее духовной.

— Полно вам, святой отец, — усталым голосом говорила Клара Генриховна, усаживаясь в своё кресло, — никто из моих благородных родственников или из слуг не станет разгуливать в предрассветный час по кладбищу.

— И всё же, — продолжал тот, умоляющим голосом, — не сочтите за труд, спросите ваших служителей об этом происшествии.

Господа, заинтересованные этим разговором поспешили расспросить священника о том, что его тревожило. После его рассказа Карл Феликсович лукаво улыбнулся и проговорил, хитро прищурив один глаз:

— Не исключено, это наш молодой поручик решился ввязаться в шпионскую забаву.

— Вы клеветник, Карл Феликсович, — спокойно возразил Александр Иванович. — Я, сколько было в моих силах, терпел обращение с собой как с арестантом, терпел то, что за мной всюду следовал слуга, не дававший мне и шага ступить в этом доме. Грязная ложь, которой сейчас себя оскверняет этот человек, — и он указал на черноусого франта, терпеливо ожидавшего конца монолога, — стала для меня последней каплей. Этот дом настолько же ваш, насколько он принадлежит всем нам. Завещание ещё не оглашено, поэтому никто не может распоряжаться здесь так же вольно, как будь этот дом его собственностью. А кроме того никто не смеет бросаться бездоказательными пустыми обвинениями!

— В самом деле? — недоумевая, спросила госпожа Уилсон, и её седые брови удивлённо поднялись вверх. — И каковы же ваши, мой милый, законные требования?

В голосе её слышалось презрение и желчь, с которой обращаются к детям, заявившим о том, что они уже взрослые и самостоятельные. Однако поручик не смутился. Он был настроен решительно, ведь теперь он чувствовал, что последние слова генерала, сказанные им перед отъездом, произвели на хозяйку замка большое впечатление.

— Мои требования просты, госпожа Уилсон, и не выполнить их было бы для вас верхом несправедливости, — продолжал он. — Во-первых, прошу уволить меня от вечного сопровождения слугой. Я не нуждаюсь в конвое и не состою под вашей опекой. Во-вторых, хотя Наталья Всеволодовна и под вашей защитой, она так же не должна терять свободы передвижений, и никакие служанки не могут караулить её на каждом шагу. Третье, как и просил вас Степан Богданович, позвольте Наталье самой распоряжаться своей судьбой…

— И это всё? — с гордым видом произнесла старуха, бледнея от злости.

Если бы не священник, она давно поставила на место этого наглеца, ещё никто не смел так открыто противостоять ей и отказываться подчиняться.

— Пока всё, уважаемая Клара Генриховна, — отрапортовал Александр. — Если же у вас или здесь присутствующих господ есть какие-то возражения против сказанного мной, я готов выслушать их и ответить.

Вновь повисла гнетущая тишина. Клара Генриховна, сделавшись мрачнее грозовой тучи, неподвижно застыла в кресле, прочие господа замерли на своих местах, кто, опустив голову, кто, с восхищением глядя на отважного офицера. «Я уничтожу тебя», — думал Карл Феликсович, закусив кончик чёрного уса.

— Умоляю, сделайте милость, не препятствуйте счастью этих двоих! — воскликнула, бросаясь на колени у кресла старой леди, Анна Юрьевна.

— Мы ручаемся за их честность и целомудрие! — поддержал её Виктор, хватаясь за рукав своей опекунши.

Старуха резко отдёрнула руку, обводя обоих страшным взглядом.

— Никогда! — крикнула она. — Никогда я не дам согласия на этот брак! Вы ничего не знаете об этом мире! Вы живёте фантазиями и мечтами, и только я одна кладу жизнь на алтарь вашего счастья! Вы все неблагодарные мерзавцы! — она снова глянула на Анну. — Ты, скверная девчонка, как ты могла предать меня? Я заменила тебе мать! А ты? — она устремилась на Виктора. — Неужели ты всегда будешь позволять, чтобы тобой руководила эта подлая девица? Я дала вам всю свою заботу, а вы?

— Вы не наша мать, и никогда не можете её заменить. У вас нет сердца, — тихо проговорил Виктор Юрьевич, отходя в сторону.

Но этих слов Клара Генриховна не слышала, иначе бы разразилась новая буря. Священник, не ожидавший такого скандала, в нерешительности мялся у кресла Клары Генриховны, что-то тихо приговаривая, стараясь всех успокоить, и прежде всего себя.

— Я лишь хотел удостовериться, что за виденным мной у ограды нет ничего дурного, — пробормотал он, удивлённо хлопая глазами.

— А это вам Александр Иванович с охотой поведает, святой отец, он мастер исчезать из запертых комнат, — с озлобленным видом, словно огрызаясь, выкрикнул Карл Феликсович.

— Оставьте вашу желчь для подходящей компании, — ответил Александр Иванович.

— Прошу, я не ваша раба, хотя и права опеки принадлежат вам. Я буду покорна вашей воле, сколько это возможно, но не требуйте от меня жертвы, на которую я не могу пойти! Моя душа желает иного будущего, чем уготовлено мне вашим решением, сколь мудрым оно бы не было, — заговорила Наталья, и её нежный чистый голос зазвучал, словно ангельская флейта, чей звук разносится над бурей.

Все обернулись на неё: она стояла, трепеща всем телом, и по щекам её текли слёзы, но, вместе с тем, в этом кротком существе была благородная сила, и такая отвага и твёрдость звучали в её голосе, что даже старая леди устало склонила гордую голову на локоть.

— Хорошо, — наконец произнесла Клара Генриховна, — я дам вам столько свободы, сколько пожелаете. Больше никто не будет смотреть за вами, как бы мне не хотелось уберечь вас от вас же самих. Но вы должны пообещать, что до оглашения завещание вас никто не увидит вместе, будь то день, или, тем более, ночь. Иначе я лишу вас этой свободы. Впрочем, завещание будет оглашено уже скоро, я написала нотариусу, и он должен, наконец, почтить нас своим визитом.