Пленники зимы
Шрифт:
– Ну что ж, – он глубокомысленно кивнул, – попроси.
От размышлений его отвлёк ярко-красный трейлер "Coca-Сola". Кабина разукрашена, в зеркало заднего вида даже не разобрать марку тягача, но и так понятно, что импортный – прёт не разбирая дороги. Моргая левым поворотником и фарами, пытается одним махом обойти всю колонну.
Максим посмотрел вперёд. Дорога шла на подъём, перед ним и под ним белая шестёрка тяжело тянула гружёный прицеп, укрытый порванным в нескольких местах брезентом, – здравствуй, младший брат! Дальше дорога была свободна.
Максим опять глянул в зеркало: "Coca-Cola"
Максим надавил на газ, выходя на обгон.
– Наверное, здорово так жить – дом на колёсах: каждый день из окна новые виды, полное самообеспечение, ни от кого не зависишь…
– Это что-то вроде "неуловимого Джо"?
Он смотрел в правое зеркало, ждал, когда буксируемый джип поравняется с шестёркой, и можно будет вернуться в свой ряд. До вершины холма ещё далеко, встречного транспорта нет, на спидометре – семьдесят.
– Как это?
– В смысле, что "на фиг никому не нужен".
– А-а! – она рассмеялась. – Я этот анекдот знаю.
Он вернулся в свой ряд и посмотрел в левое зеркало на настигающий красный трал.
Уже видно, что это "Volvo". Ну, что ж: большому кораблю – большое плавание.
Максим разогнался до семидесяти пяти, вершина холма рядом, и, хотя встречных нет, чувствовалось, что "Volvo" колеблется – идти на обгон или подождать.
– Вот так бы и ехать с тобой всю жизнь…
– Так поехали.
– Ты меня совсем не знаешь.
– Как поедем, так и появится возможность узнать.
– Вот-вот, – она кивнула. – У всех у вас – одно на уме.
– А у вас, значит, разное? Сегодня у тебя есть возможность начать сюжет, а не сыграть эпизод.
Светлана повернулась к нему, и Максим немедленно перевёл взгляд на её лицо. Он никак не мог понять какого цвета у неё глаза: вроде бы – голубые, но с каким-то тёмно-серым отливом на периферии зрачка. Да! Иногда хроматический астигматизм может довести до белого каления.
– И какой сюжет мы с тобой будем играть?
– А какой бы тебе хотелось?
Он с сожалением вернулся к дороге в полной уверенности, что это именно та женщина, которой всегда удавалось излечить все его душевные раны, чтобы тут же прикончить ударом ножа в спину. Гладкая, ухоженная кожа, чуть вздёрнутый кверху нос, густые брови… На этот раз у неё азиатские глаза и полные губы.
– У меня есть выбор?
– Всегда есть выбор. Как меню в ресторане. Мне, пожалуйста, вот это и это. А на десерт любовь, такая, чтоб розы посреди снега, и слёзы на кончиках ресниц, и тревожная пустота там, где минуту назад билось сердце…
– А счёт потом выпишут?
– Обязательно. И оплату взыщут, не спрашивая.
– Тогда что-нибудь особенное.
– Чтоб кровь стыла в жилах?
– Вот-вот. Как насчёт спасения человечества?
– Даже не знаю. У людей столько спасателей…
– Предательства, измены, романтическое путешествие на белом пароходе. И что-нибудь ещё, жуткое. Должно быть так страшно, чтобы на испуг даже не оставалось сил…
– Чёрный экстрим? – уточнил Максим. – На американских горках всегда садишься спереди?
Светлана веселилась, а Максиму было грустно. Вот так и дети играют с огнём.
Весело,
беззаботно. И всегда пропускают миг, когда игра выходит из-под контроля: безобидное пламя спички превращается в ненасытного всёпожирающего монстра.– Ты даже представить не можешь тоску сельской школы. Изо дня в день одни и те же лица, одни и те же стены, и даже небо всегда одинаково тяжёлое…
– И как же будете платить, сударыня?
– А что вас интересует?
– То, чего у тебя больше всего.
– А чего у меня больше всего?
– Пока не знаю. Обычно человек копит то, что любит, что ему нравится.
– Да? – она мило вскинула брови. – Тогда, может, что-нибудь другое?
– "Никогда не достигнете благочестия, если не будете расходовать то, что любите", – назидательно процитировал Максим.
– Ладно, – она беспечно махнула рукой. – Забирай, что есть. Для такого дела не жалко. Но всё-таки, что-то не верится, что ты – обычный рейнджер-молоковоз. Что ты в этой глуши потерял? Что здесь такого интересного?
– Люди, – Максим благоразумно сразу перешёл к последнему вопросу. – Я интересуюсь людьми.
– Ого! А у меня специализация поуже: я интересуюсь только мужчинами… и танцами… -… И чужими секретами. Меняемся? Я научу тебя водить машину, а ты меня – танцевать.
– Зачем тебе танцевать?
Хороший вопрос. И как теперь выкрутиться, если что такое дискотека знаешь только по рассказам дочери?
Грузовик выскочил на вершину холма, и Максим немедленно сбросил скорость. Если бы кто-то спросил "почему?", вряд ли Максиму удалось бы ответить что-нибудь внятное. Да, он знал этот участок трассы: за этим холмом последует глубокий спуск, потом метров сто горизонтального участка и снова длинный затяжной подъём.
И дорога скользкая. Нет. Не так. Не просто скользкая. Лёд – это тебе не мокрый асфальт пополам с грязью. Тут нечто особенное.
– Знаешь, чем отличается туман от гололёда?
– Ого! – улыбнулась Светлана. – Ты начинаешь учёбу?
– Туман – это когда всё можешь, но ничего не видишь; а лёд – это когда всё видишь, но ничего не можешь.
"Не нравится мне это!" – добавил он уже про себя и начал плавно притормаживать.
Сзади раздался негодующий рык "Volvo". Водитель автопоезда, то ли в самом деле сильно отставал от расписания, то ли вконец угорел от мощи своей машины: не желая сбрасывать скорость и плестись вслед за КАМАЗом, тянущим на буксире аварийный джип. Он дал ещё один протяжный гудок, включил дальний свет, заморгал левым поворотником и пошёл на обгон.
Максим невозмутимо продолжал торможение.
Кабина "Volvo" поравнялась с ним. Максим был на одной высоте с водителем тягача: молодой парень весело покрутил в воздухе рукой: давай, мол, быстрее…
Максим только пожал плечами: дорога в завтрашний день – забота индивидуальная, в этом деле случайных попутчиков быть не может.
– Почему мы останавливаемся? – спросила Света.
Как можно объяснить ничем не подкреплённые интуитивные решения? Что он может ей ответить? Что давно не было встречного транспорта? Что лучше сто раз притормозить, чем один раз остановиться? Что тому, кто боится – бояться нечего?