Плеяда

– А вам никто и не ставит такие задачи, - возразил Корсар.

– Боюсь, что это из разряда «пока никто не ставит», а как начнётся свинорез, вы и про первую роту вспомните. А у меня одни доходяги, да каличи после госпиталей.

– Вижу, многие офицеры в батальоне стали размышлять по принципу «моя хата с краю», - комбат обвёл присутствующих суровым взглядом. – Это не правильная позиция, я бы хотел, чтобы такие командиры пересмотрели своё отношение к выполняемой работе. Всем тяжело. Идёт война. И нам надо решать боевые задачи. И решать их имеющимися средствами! Кто не согласен, тот пусть пишет рапорт на перевод в «Шторм». Кто согласен – попрошу более ответственно относится к порученной боевой работе.

– Исходя из боевого и численного состава батальона, - заметил Хабар, - мы должны быть выведены на восстановление боеспособности. Почему этого не происходит, товарищ майор?

– Хабар, ты сейчас мне с какой целью мозги делаешь, как будто сам не понимаешь причин, почему мы не на восстановлении?

– Я хочу, товарищ майор, чтобы всё было по чести, совести и справедливости. А то там, где-то наверху, все такие умные сидят - думают, поди, что мы тут на полном штате движемся, задачи нам как на полный штат нарезают, а потом ещё и спрашивать с нас будут за отсутствие результата. И хоть бы какой-нибудь генерал, хоть раз, приехал бы на ЛБС, посмотрел бы, как у нас тут на самом деле, - Хабар выговорился и замолчал.

– Всё? – спросил Корсар.

– Могу ещё рассказать.

– Лучше подумайте, кого из своих бойцов отдадите в закрепление второй роты. Пока начавшийся свинорез совсем из вас чувство острой несправедливости не выветрил.

ГЛАВА 3

Выйдя с совещания, Урал снова набрал номер Дизеля, и ему вдруг ответил незнакомый голос.

– А где Дизель? – спросил Урал.

– А вы кто? – поинтересовался собеседник.

– Я – Урал, его командир, - ответил ротный, чувствуя нарастающую тревогу.

– А я старший инспектор военной полиции капитан Муслимов. Рядовой Игнатьев задержан, автомобиль УАЗ, которым он управлял в пьяном виде, изъят и поставлен на арестплощадку.

– Капитан, ты что несёшь? Игнатьев не пьёт в принципе, у него язва желудка, ему просто нельзя пить!

– Факт вождения в пьяном виде задокументирован, - ответил полицейский.

– Где вы находитесь?

– Отделение военной полиции в Знаменке, в здании комендатуры.

Урал глубоко вдохнул, затем ровно и протяжно выдохнул, стараясь остановить в себе эмоции, которые просились наружу. Успокоившись, он вернулся в подвал командного пункта батальона и подошёл к комбату.

– Товарищ майор, у нас беда.

– Что опять? – буквально двадцать минут назад Урал в подробностях рассказывал Корсару о происшествии с гранатой, и вот снова…

– Вэпэшники задержали Дизеля, машину изъяли.

– За что? – спросил Корсар.

– Мне ответил какой-то капитан Муслимов. Он, заявил, что Дизель был бухой за рулём.

– Он же не пьёт вообще, - удивился комбат.

– Вот и я про то же, - кивнул Урал. – Что нам делать?

– Сейчас решим, - Корсар вытащил из кармана телефон, набрал номер командира бригады, и когда абонент ответил, коротко сообщил о проблеме, упомянув и о хвостах для сбросов, за которыми поехал Дизель. – Товарищ полковник, он у нас вообще не пьёт, вы же это знаете! Это произвол какой-то. Хорошо, я вас понял!

Отключившись, Корсар выматерился, и лишь уняв свои эмоции, посмотрел на командира роты:

– Я более чем уверен, что вэпэшникам просто захотелось отжать нормальную, новую «буханку», вот они и придумали, что Дизель был пьян. Ну вот скажи, Урал, почему так?

– Потому что могут, товарищ майор, - ответил ротный.

– У меня иногда складывается такое впечатление, что войну мы воюем не против немцев, а против самих себя, - сказал Корсар. – Задачи, которые нам спускает верхнее командование, никогда не соответствуют реальным возможностям подразделений – Хабар правильно всё сказал, и это, конечно, приводит к отсутствию результата и ничем не оправданным большим потерям. Бессмысленные потери, в свою очередь, разрушают у бойцов веру в справедливость идущей СВО, уничтожают авторитет командования, попутно обесценивая цену человеческой жизни, отчего бойцы начинают переносить это на взаимоотношения друг с другом – сегодняшняя граната в твоей роте – яркое тому подтверждение. Кто-то из самих бойцов, стремясь «спросить» с командира за такие бессмысленные потери, приходит к нему с оружием, и ты сам знаешь, чем это часто заканчивается. Военная полиция, как я вижу, тоже вату не катает, и вносит свой «посильный вклад» в формирование общего хаоса… - комбат злобно сплюнул в сторону.

– А что мы можем сделать, товарищ майор? – спросил Урал. – Если кругом так, и по всей видимости, «наверху» тоже всем на это плевать с их высокой колокольни?

– Делать? – комбат посмотрел на своего подчинённого. – Хотя бы оставаться честным перед самим собой. Но это, к сожалению, в нашей системе уже нереально. Особенно, если ты хочешь выжить. Ладно, к чёрту сон, я поехал в комендатуру… как будто мне в батальоне перед наступлением заняться больше нечем!

– Надеюсь, вы его сможете забрать, - сказал Урал, пропустив очевидный укол в свой адрес.

– Ты давай, двигай в свою роту, - предложил Корсар. – Готовь людей к работе. Всех пятисотых в строй, по возможности! Утром доложишь обстановку.

Урал выразительно глянул в сторону своей БМП.

– Товарищ майор, прикажите заправить «бэху», а то она почти сухая.

– Скажи Рассвету, что я разрешил заправить одну бочку, - кивнул Корсар.

– Спасибо.

Когда комбат на «Патриоте» уехал в Знаменку, Урал разыскал заместителя по тылу батальона, который занимал отдельный закуток командного пункта. Рассвет полностью соответствовал своей должности как внешне, так и своими деловыми качествами – вверенным хозяйством он управлял достаточно толково и очень рачительно, при этом не забывая хорошо покушать «при любых условиях оперативной обстановки». В момент, когда Урал зашёл в помещение, Рассвет расправлялся с парой банок тушёнки, разогретых в сковороде на газовой плитке.

– Приятного аппетита, - поздоровался Урал, почувствовав, как заурчало в животе.

– Здорово, Урал, - кивнул Рассвет. – Чего тебе?

– Комбат приказал заправить «бэху», распорядись пожалуйста!

– О как! А мне он ничего не доводил.

– Так он только что мне сказал, перед тем как в комендатуру ехать. Сказал – передать тебе…

– Сколько? – Рассвет закинул в рот кусок тушёнки.

– Две бочки! – нагло заявил ротный, полагая, что всегда нужно просить больше, и тогда дадут столько, сколько надо.

Причём, будучи уличённым во вранье, всегда можно сказать, что расслышал именно как «две бочки». Ведь с каждым может случиться такая досадная ошибка! Это врать нельзя, а ошибаться-то можно!

– Не, - Рассвет помотал головой. – Две не дам. Это же целых четыреста литров!

– Ну, правильно. Как раз по ёмкости баков. У меня «бэха» сухая стоит. А завтра мне на ней весь день немца кошмарить!

Рассвет дотянулся до пачки салфеток и стал вытирать губы.

– Вот тебе спалят «бэху» с самого начала боя, и считай, напрасно четыреста литров сгорит! А где я тебе столько возьму, если снова понадобится?

– Так и «бэха» сама сгорит, - резонно заметил Урал. – Не на что просить будет.

– Бочку! – сказал зампотыл, про себя признав, что логическими ухищрениями одолеть ротного ему не удалось. – Могу дать только бочку!

Ротный вовремя остановил себя, чтобы безоговорочно согласиться, чем можно было вызвать обоснованные подозрения со стороны тыловика, не менее его прожжённого во всех вопросах тылового обеспечения.

– Не-не, - запротестовал Урал. – Корсар ясно сказал - две бочки. Мне же не просто так, мне для войны!