Плейбой
Шрифт:
— Скажешь что-нибудь или и дальше будешь молчать? — слышу за спиной тихий голос Жени.
Делаю глубокий вдох-выдох, прежде чем ответить.
— Ты даже не представляешь, что ты только что сделала для меня, — с благодарностью выдыхаю и чувствую, что вот-вот готова расплакаться. — Не знаю, смогу ли когда-то поделиться с тобой подробностями своей прошлой жизни, но знай, что я тебе очень благодарна.
Малинина хитро щурится и улыбается.
— Я никогда не лезу в чужую жизнь, если вижу, что этого не хотят. И даже если ты никогда не расскажешь, я не стану упрекать тебя за это. И кстати, это называется симбиоз — когда оба получают выгоду: ты помогла
Фыркаю, потому что моя помощь не шла ни в какое сравнение с её, но всё же согласно киваю. Бросаю нервный взгляд в окно, за которым уже сгущаются сумерки, и одёргиваю свитер.
— Думаю, мне пора идти.
— Что, даже чаю не выпьешь? — удивлённо таращится Женька.
Ну конечно, у неё-то нет Сталевского, который с радостью готов каждую секунду превращать её жизнь в ад — с чего бы ей волноваться за такие поздние возвращения домой?..
— Я не сказала родителям, куда ухожу, так что мне дома сейчас устроят и чай, и кофе, и всё остальное, — печально вздыхаю.
Такую карту Малининой крыть нечем — родители всегда авторитетнее, особенно в данной ситуации, — поэтому меня провожают в коридор, где под её чутким взглядом я натягиваю пальто и сапоги, и выпроваживают в подъезд, пожелав мне удачных «селфи». Я с улыбкой киваю, понимая, что никаких фотографий не будет, и выхожу под холодный колючий ветер, который бросает мне в лицо прядь моих волос. Рука предательски тянется к телефону, чтобы набрать Лёше сообщение, но я тут же одёргиваю её: он не нанимался ко мне в лакеи, чтобы каждый раз потакать моим капризам.
В конце концов, у него и собственная жизнь есть, в которой наверняка и помимо меня хватает проблем.
Тратить деньги на такси мне всё же становится жаль; да и на улице не так темно, как мне показалось из окна Женькиной квартиры, так что я всё же решаюсь поехать домой на маршрутке. От автобусной остановки до моего дома всего-то метров пятьсот, да и вряд ли Сергей денно и нощно караулит меня возле подъезда. В полупустой маршрутке я чувствую себя неуютно, воображая, что водитель — это пока неизвестный никому маньяк, который в любую минуту может отклониться от своего маршрута и завезти меня куда-то в глушь, где расчленит и закопает частями…
Господи, и откуда мой мозг только берёт всю эту дичь?!
Слава Богу, всё это оказывается лишь плодом моего больного воображения; через двадцать минут я уже твёрдо стою на ногах на остановке, мысленно извиняясь перед водителем, и даже отсюда уже вижу дом и кусочек своего подъезда. На душе тут же становится тише, и, в общем-то, я без приключений добираюсь до своей квартиры, где, на удивление, меня не ждёт инквизиторский допрос по поводу позднего возвращения: кажется, родители только рады, что я наконец начала выбираться из раковины. На мой новый — временно — образ родители только восхищённо улыбаются и выказывают надежды на то, что я всегда буду выглядеть так неотразимо.
Зря надеются, конечно, но не буду же я разочаровывать самых важных людей в моей жизни…
В комнате я падаю без сил на постель и пару минут просто смотрю в потолок, делая в голове отметку о том, что больше не хочу видеть на стенах своей комнаты эти дурацкие розовые обои. Телефон жужжит в заднем кармане джинсов, оповещая о сообщении, и я вытаскиваю гаджет. На самом деле экран пестрит смс-ками и пропущенными звонками от Лиса, и меня словно окатывает ледяной водой: он за меня переживал, а я даже не написала ему.
Быстро набираю короткое сообщение, что у меня всё хорошо, и я уже дома, и тут же лезу в
ВК, в котором висит такое же по духу сообщение от Странника.«Куда пропала?»
Отправлено два часа назад, и это странно: обычно я не захожу в ВК раньше восьми вечера, а сейчас только половина восьмого, и Странник об этом прекрасно знает.
Ну, или это я за него так решила…
«Была у подруги, только вернулась», — зачем-то оправдываюсь.
Копаться в телефоне лёжа очень неудобно, но шевелиться сейчас совершенно нет сил, поэтому приходится «мириться» с неудобствами.
«Рад, что ты наконец выбралась из своего подземелья:)», — смеётся он, и я улыбаюсь в ответ.
«Я тоже:)», — отвечаю и понимаю, что это действительно так.
«Хорошо провела время?»
Фыркаю.
«А то! Была моделью для самовыражения девушки-неформалки:)».
Перечитываю своё сообщение и сама не верю, что согласилась на такое.
«Ого! Боюсь даже представить конечный результат:)», — пишет Странник, и я смеюсь, потому что вполне понимаю, что он мог представить, опираясь на полученную информацию.
Этакая ядерная смесь эмо и хиппи.
«Зря смеёшься:)! На удивление неплохо вышло».
«Хотелось бы иметь доказательства для полной уверенности, — читаю. — А то вдруг ты там на самом деле с зелёными волосами ходишь:)».
От последнего сообщения меня бросает в дрожь, потому что, пусть и слегка завуалированно, но речь явно шла о фотографии.
«Удачных селфи!» — гремит в голове голос Женьки.
— Надо же, накаркала! — вырывается у меня удивлённый смешок.
Нервничаю, включая фронтальную камеру — всё-таки, давно я этого не делала — и запускаю режим фотосъёмки; на экране отображается моё лицо, которое даже с макияжем выглядит так, словно принадлежит жертве холокоста, но я не собираюсь выставлять себя лучше, чем я есть — просто потому, что кому-то захотелось получить мою сиюминутную фотографию. В голове мелькает мысль о том, что это очень странно и недальновидно — отправлять фотку непонятно кому — но он итак уже видел моё лицо в моём профиле; плюс-минус одна фотография погоды не сделает и не испортит. Хотя от того, что я отправляю ему фото, сделанное в режиме реального времени, заставляет меня нервничать: это уже мало смахивает на простое дружеское общение — скорее на знакомство «поближе», переход на новый уровень отношений.
И почему-то это меня совсем не пугало.
Слепая вера, говорю же.
Нажимаю на кружочек, и моё лицо застывает на экране, запечатлевая момент до тех пор, пока фотография будет существовать, и прежде чем передумаю, отправляю фотографию Страннику.
Сообщение оказывается прочитанным даже раньше, чем дошло до него — или это у меня так воображение разыгралось? — и я с непонятным волнением жду ответной реакции.
В этот раз Странник молчит почти двадцать минут — небывалая потеря способности печатать текст для того, кто с таким усердием набивался ко мне в друзья; я мысленно уже успела много какими чертами наделить его — от извращенца до потерявшего ко мне интерес — когда от него наконец приходит сообщение.