Плохая девочка. 2 в 1
Шрифт:
– На вечеринке. – Киваю я.
– Супер. – Она берет его под руку. – Значит, приходи еще.
– До встречи, Мариана. – Подмигивает мне Макс.
– Пока.
– Значит, приходи еще. – Пародирует ее Ник, когда мы с Алиной провожаем взглядами их спины.
– Я бы стала встречаться с этим парнем только ради того, чтобы насолить этой стерве, – плюется подруга. – Надо же. Держится так, будто она – королева, а все вокруг – чернь.
– Хотя, сама не боится запачкать колени. – Вырывается у меня.
И я тут же осекаюсь.
– Это ты о чем? – Ухватываются за мои слова ребята.
И мне приходится рассказать им об
– Боже. – Усмехается Алина.
– Ну, в чем-то я могу ее понять… – Хихикает Ник.
Мне приходится проследить за его взглядом, чтобы увидеть идущего по дорожке Кая.
На нем солнцезащитные очки в грубоватой полароидной оправе, мятая футболка и модные светлые джинсы. Волосы парня уложены на бок ассиметричной волной, на запястьях блестят кожаные браслеты с клепками, на плече висит спортивная сумка, а в руке виднеется смартфон. Сегодня он без куртки, и поэтому каждый желающий может в деталях рассмотреть татуировки на его сильных, жилистых руках.
Кай спешит куда-то, отрывисто отвечая собеседнику по телефону и забывая смотреть под ноги. Случайно запнувшись о чей-то рюкзак, парень громко матерится и осыпает виновника проклятьями.
Ник прав. Такого, как Кай, нельзя не заметить. На нем хочется задержаться взглядом, чтобы разглядеть подробнее. От него исходит сила. А еще злость. Она как олицетворение него самого.
– Муха залетит. – Предупреждает Алина.
– Чего? – Часто моргает Ник.
– У тебя челюсть отвалилась. – Она рукой возвращает ее на место. – Захлопни, пока мухи не налетели.
– Пошла ты, – смеется он, стукая ее по рукам.
И в этот момент я ловлю себя на том, что тоже сижу с открытым ртом. Спешу закрыть его и отвернуться. Но сердце по-прежнему грохочет, словно многотонный паровоз, спешащий на станцию.
Кай
Сегодня приходится прятать красные глаза под очками, но тренер и так догадывается, если кто-то из его игроков «не в кондиции».
– Соберись! – Орет он мне в тайм-ауте.
А потом лишает меня игрового времени почти до конца матча.
Я выхожу уже в конце, когда нужно любой ценой перехватить преимущество в счете. В этот момент я уже настолько зол, что злость перевешивает усталость. Разгоняюсь, забираю шайбу, круто поворачиваюсь, и подняв облако ледовой пыли, делаю мощную передачу, с которой Климов забивает гол.
Трибуны ликуют, воздух гудит, а в меня с размаху врезается защитник команды соперников. Толкаю его в ответ, он орет что-то.
И понеслась!
Сыплю на него удары, круто бью корпусом, а он хватает за форму и тянет на себя. Тут же клюшки летят в сторону, а кулаки в лицо.
Нас пытаются разнять судьи. Другие игроки стучат клюшками о борт, зрители кричат и свистят.
Спустя мгновение я обнаруживаю себя в захвате Лехи Стерхова – он обнимает меня сзади, не давая наносить новые удары. Противника тоже уже скрутили и пытаются от меня оттащить.
– Пусти! – Выбираюсь из захвата Лехи. – Да отвали ты!
Клянусь, я сейчас готов избить и его. Но Стерхов отступает. Конфликт забывается уже через секунду, а вскоре заканчивается и игра.
Стоя под душем, я тяжело дышу. Уперев руки в стену, закусываю губы до боли. Ночная работа на фейсконтроле в клубе отнимает все силы, но я не вижу другого выхода: таскать втихую цацки из шкатулки жены Харри, как это делает
моя мать, для меня почти как воровать с кладбища. Немыслимо и противно. А деньги сейчас нужны позарез – чтобы жить, чтобы заправлять машину, чтобы тренироваться, в конце концов.Без них я не смогу получать игровую практику, а без нее у меня не будет шанса попасть в хорошую команду и подписать контракт.
А еще она.
Эта невыносимая девчонка. Мариана.
Так старательно играет свои роли. Выглядит застенчивой и недоступной, если нужно. Ведет себя точно ребенок. Вжимает голову в плечи и смущенно прикрывает веки, когда этот тип, Лернер, слюнявит ее кожу своими губами у всех на виду.
Зачем она это делает? Чтобы я увидел? Чтобы заметил, наконец?
Но Мариана не знает, что навсегда останется для меня пустым местом. Ничтожеством, невидимкой. Куклой. Все вокруг любят ее за то, что она такая правильная и хорошенькая, но это всего лишь маска. И только мне известно, что у нее внутри.
Я делаю воду холоднее, но моя кожа по-прежнему пылает. Ледяные капли жалят ее, пронзают, точно иглы, и мне начинает казаться, что я задыхаюсь.
Боже, что же эта девчонка делает со мной?
Теперь, когда я видел ее тело, у меня не получается спокойно смотреть на то, как этот тупоголовый хлыщ Макс Лернер касается его. Не могу не представлять, чем они с Марианой занимаются наедине. И меня выворачивает от картин, которые рисует мое воображение. Меня буквально ломает изнутри.
Все на нее смотрят. Все хотят мою сводную сестру. Но вот беда – так, как Мариана смотрит на меня, она не смотрит больше ни на кого.
«Ты мне нравишься», – это были ее слова.
Хватит. Мне нужно успокоиться. Я теряю контроль.
– Кай, подкинешь меня по пути? – Спрашивает Ян.
– Да. – Отвечаю, не поднимая головы. – Без проблем.
Мне нельзя о ней думать.
Нужно забыть. Эти мысли делают меня слабее. Мне должно быть безразлично.
Но рядом с ней я постоянно забываю, сколько страданий ее семья причинила моей. Забываю, что она – воровка, укравшая моего отца из семьи. Забываю, что нужно ее ненавидеть.
Когда Мариана рядом, все остальное кажется неважным, незначительным. Я вижу ее улыбку, и возбуждаюсь. Вижу ее слезы, и все переворачивается в душе. Мне больно, когда ее нет, и только она может унять эту боль.
* * *
Домой я возвращаюсь к девяти. Мне бы лечь спать, но вместо этого я иду в бассейн и притаиваюсь в тени у стены. Дыхание учащается, когда я вижу, как сводная сестра выходит из воды. По венам разливается тепло, а в пах опускается мучительная тяжесть.
Мариана отжимает волосы, а я кусаю кулак, наблюдая за каждым ее движением. Девушка трясет головой, сгоняя капли, а затем берет в руки полотенце. И начинает медленно промокать кожу. На шее, на плечах, на груди, на животе…
У меня падает сердце потому, что я хочу стать долбанным полотенцем, чтобы иметь возможность безнаказанно касаться ее нежной бледной кожи.
Она выставляет вперед ногу, а затем проводит мягкой тканью по бедру и вниз. У меня твердеет член. Воздух застревает где-то в горле. Маленькая дрянь вытирается лениво и грациозно – так, словно ей самой доставляет особое удовольствие это действие. Или так, будто знает, что я становлюсь свидетелем этого представления.
Ну, точно.
Она издевается.