Плохие девочки не плачут. Книга 3

— Может свежий воздух поднимет настроение, — заявляет невозмутимо. — Пройдись, не сиди взаперти, изучи город.

Обалдеть.

Отличная идея.

— Точно, — энергично киваю. — Это же такой кайф, гулять в компании левых мужиков и Андрея. Нет, они классные ребята, настоящие профессионалы своего дела. Но иногда возникает потребность уединиться, скрыться от посторонних глаз. Расслабиться, выдохнуть, пробежаться по магазинам без пристального наблюдения.

— Хорошо, — заключает с обезоруживающей простотой. — Больше никакого сопровождения.

— Шутишь? — восклицаю пораженно.

— Отнюдь, — парирует спокойно.

— А меры безопасности? Коварные происки лорда Мортона? — лихорадочно перечисляю основные причины для беспокойства. — Моя неистребимая тяга к скандалам, интригам, расследованиям?

— Я предоставлю тебе некоторую свободу, — говорит ровно. — Разрешу прогуляться по центру города.

— И в чем подстава? — шумно сглатываю, прикусываю губу, пытаюсь сдержаться, однако все равно срываюсь на допрос: — Мы на нейтральной территории? Милан — особенное место для вашего долбанутого ордена? С чего вдруг столько спонтанной милости?

Фон Вейганд поднимается, обходит стол и останавливается за моей спиной. Склоняется, обнимает. Крупные ладони медленно обводят плечи, слегка сдавливают.

— С того, что я соскучился по улыбке на твоем лице.

Поцелуй в макушку ощущается будто контрольный выстрел.

Болезненная судорога скручивает внутренности, гнетущий ужас сковывает тело, крадется вдоль позвоночника.

Лучше бы наорал. Оскорбил. Лучше бы ударил. Зверски избил. Все лучше обманчивой нежности.

— Реально позволишь? — уточняю глухо. — Пройтись в одиночестве?

— Недолго, — отвечает мягко. — Без злоупотребления.

— Ущипни, иначе не поверю, — посмеиваюсь нервно.

— Я не стану намеренно причинять боль, — отстраняется. — Мне действительно стоит многое пересмотреть. Клянусь, наши отношения изменятся.

Ага, конечно.

Поздравляю, Подольская.

Тебе п*здец.

— Спасибо, — выдаю еле слышно.

— Я слишком сильно давил и ограничивал, — продолжает вкрадчиво. — Прости.

Его доброта пугает до морозного озноба под кожей. Но не остается ничего иного кроме как покорно принять новые правила игры.

Собрался ловить на живца? Решил приманить Стаса? Или же проверяет границы моей наглости? Насколько далеко посмею зайти?

Эй, полегче, не рассчитывай на успех. С рискованными авантюрами покончено. Теперь я тише воды, ниже травы. Умело мимикрирую, послушно затыкаюсь и не отсвечиваю.

Дожидаюсь завершения трапезы, провожаю жестокого господина. С трудом перевожу дыхание, начинаю наряжаться. Надеваю скромное черное платье, закрытое, чуть ниже колена. Обуваю балетки на низком ходу. Набрасываю короткую куртку.

Настал черед отправиться в прошлое, коснуться вечности, побывать в излюбленном месте всех приезжающих сюда туристов.

***

Застывшая музыка. Кружево из мрамора. Пламенеющая готика. Как только не называют Duomo di Milano. И все это правда. Миланский собор впечатляет даже самое искушенное воображение.

Обычные здания отступают, послушно расступаются перед торжеством архитектурного искусства. Рядовые постройки теряются, обращаются в безликую серую массу, оттеняют великолепие ажурного фасада.

Сказочная иллюстрация вдруг оживает посреди современного города.

Башни и колонны сотканы из белого мрамора, парящие опоры едва касаются земли. Изящные шпили устремляются к небесам. Никакой мрачности, лишь свет и легкость. Царственная невесомость.

Бронзовые врата распахнуты, приглашают в чарующий мир на границе веков, туда, где любой смертный способен погрузиться в бесконечность.

Разные эпохи сливаются в единое целое.

Статуи пророков и апостолов, сцены из библейских сюжетов, фигуры атлантов. Все продумано до мелочей, дышит, пульсирует изнутри. Приковывает взор, не отпускает внимание.

Хочется податься вперед, дотронуться до гладкой поверхности камня, впитать и ощутить каждую из тысячи историй, о которых не прочтешь в летописях.

Если бы я разбиралась в тонкостях, рассказала бы вам подробности. Но с трудом отличаю горельеф от барельефа, поэтому скромно храню молчание.

Присоединяюсь к потоку туристов, ступаю дальше.

Впрочем, сегодня здесь не слишком многолюдно. Наплыв приезжих случится через пару месяцев.

Покидаю залитую солнцем улицу, проникаю в собор. Яркие витражи не позволяют сумраку сгуститься надо мной.

Высоченные потолки, узорчатые арки. Невольно поднимаю голову, запрокидываю назад. Взгляд скользит выше и выше, дыхание перехватывает.

Потрясающий вид.

Бесцельно брожу по периметру, рассеянно изучаю декорации. Мастерски украшенные стены, мощные колонны, резные алтари. Отключаюсь от реальности, совсем не замечаю массовку вокруг.

Интересно, когда начнется служба и вообще начнется ли.

Замираю у деревянной скамьи, наблюдаю за пылающими свечами. Тягучая усталость разливается по телу. Огонь трепещет в такт биению сердца, пространство охвачено невидимой рябью.

Наверное, стоило найти православную церковь. С другой стороны — к Богу можно обратиться везде.

Опускаюсь на сиденье, стараюсь унять алкоголическую дрожь в руках, переплетаю пальцы, сжимаю покрепче. Опять давлюсь слезами, преодолеваю немую истерику.

Тревога бьется под ребрами, не желает затихнуть ни на миг.

Едва шевелю губами, несколько раз повторяю «отче наш», единственную молитву, что ведома мне наизусть.

Становится легче, тяжесть меньше давит на плечи. Только горечь не исчезает, липкие щупальца страха обвивают горло.

Выторговываю временную передышку, живу взаймы, не надеюсь выкарабкаться на поверхность.

Продолжаю разглядывать горящие свечи, тупо уставившись перед собой.

Где я? Где моя смелость? Ирония? Воля к победе?

Морщусь, плотно смежив веки. Вспоминаю дедушку. Его лучистые глаза и громкий смех. Он был высоким и смуглым, походил на известного индийского актера. Подчиненные относились к нему с уважением, побаивались.

Разве этот сильный и стойкий человек мог умереть?

Каждый день вставал на работу в четыре утра, заваривал крепкий черный чай, собирался на автобус. Давно купил личное авто, но на работу ездил как прежде, вместе со всеми. Всю жизнь отдал заводу. Без преувеличения. Трудился там с юных лет. Днем учился, вечером шел в ночную смену. Строил цех, получал горячий стаж. Большую часть заработанных денег тратил на книги, занимался самообразованием. Когда понадобилось ехать заграницу, экстерном выучил английский. Подал кучу рацпредложений, они до сих пор хранятся дома, в кладовке, в пухлом портфеле.