Плохие девочки не плачут. Книга 3

Что-то щелкает, но я не способна уловить что именно.

Момент безнадежно упущен.

— You’re hopeless, (Вы неисправимы,) — заявляю осуждающе.

— And you’re the first person whom I’ve ever told this story, (А вы первая, кому я когда-либо рассказывал эту историю,) — обезоруживает искренностью.

— It is a great honor for me, (Большая честь для меня,) — произношу ровно. — But I have to leave. (Но я вынуждена удалиться.)

Хотя куда теперь спешить? На собственную казнь?

— We’ll meet again sooner than you expect, (Мы увидимся скорее, чем вы ожидаете,) — игриво подмигивает юноша.

Только если романтичный шеф-монтажник не узнает о нынешней встрече. Не посадит меня под замок, не прибьет на месте без суда и следствия.

Молчу. Ничего не говорю вслух. Киваю с многозначительным видом, быстро направляюсь к выходу.

Любопытно.

Считаю ступеньки, спускаюсь вниз по лестнице, размышляю о превратностях судьбы.

В чем секрет? В чем загвоздка?

Не ощущаю никакой страсти, ни малейшего физического притяжения к этому парню. Не могу испытывать ненависть. Оцениваю угрозу, но не боюсь. Наше общение складывается просто, легко и приятно.

Почему так?..

И как объяснить все фон Вейганду.

***

Город засыпает, просыпается мафия.

Моя кожа бледна, не спасают румяна. Глаза густо подведены темным карандашом, ресницы дрожат, отбрасывают неровные тени на слегка припудренные щеки. Губы приоткрыты в затянувшемся вздохе.

Гигантское алое пятно контрастно выделяется на золотистом покрывале. Рваные края мерцают в полумраке. Это не кровь. Это платье из тончайшей, нежной ткани.

Мои волосы собраны в аккуратный пучок на затылке, несколько прядей выбиваются, создают изящный творческий беспорядок.

Не проклинай, не умоляй. Не надейся разжалобить. Грядет расплата за грехи. Кто не спрятался, сам виноват.

Слуги покидают комнату, и мне приходится приложить огромные усилия, чтобы не броситься следом за ними. Молюсь и матерюсь, приближаю рандеву в аду. Стараюсь держать марку.

I don’t give a fuck. (Поеб*ть.)

Повторяю раз за разом, пока на зубах не навязнет. Нервно тереблю пояс халата, изучаю собственный затравленный взгляд в зеркале. Вздрагиваю всем телом, когда отворяется дверь.

— Осторожно, я голая, — решаю по привычке припугнуть Андрея.

— Не страшно, — хриплый голос проникает в плоть и в кровь. — Я тоже.

Петля затягивается вокруг горла. Зрачки невольно расширяются, кожа враз покрывается мурашками.

Оборачиваюсь, реагирую рефлекторно.

— Лжешь, — бросаю разочарованно.

— Мы оба в этом преуспели, — парирует с издевательским смешком.

Черт.

Меня трясет, колотит точно в лихорадке, так, что зуб на зуб не попадает.

То ли от резкого перепада температуры, то ли от тяжелого взора, который не предвещает ничего хорошего.

— Готова поразвлечься? — ухмыляется фон Вейганд. — Нас ждет увлекательный вечер.

Инстинктивно оглядываюсь в поисках инструментов для зажигательной экзекуции. Не замечаю ни дыбы, ни тисков для дробления пальцев.

Реальный повод запереживать и напрячься.

— Подвал вроде далековато, — протягиваю неуверенно. — Если только не воспользуемся частным самолетом и не вернемся на родину, в Германию.

Заткнись, идиотка.

Не подсказывай ему варианты.

— Я собирался предложить оперу, — произносит задумчиво. — Не каждый день получаешь билеты на премьеру. Но твоя идея интригует гораздо больше.

— Шучу, — заявляю поспешно, истерично хихикаю. — Не могу себя контролировать. Юмор рвется наружу.

Ага, давай, поведай несколько увлекательных историй. Про Стаса, про Гая Мортона. Докажи мазохизм опытным путем. Опять. Молодец, так держать.

— Слушай, ты обязан вывести меня в свет, — поспешно развиваю тему. — Я же никогда не была в приличных местах. Балет не считается. Не досмотрела. Маша постоянно дергала, толкала в бок и тянула к выходу. Типа пляшут красиво, но как-то скучновато. Не позволила прикоснуться к прекрасному. Черствая натура, вполне логично, что потом она с легкостью запрыгнула на чужого жениха.

Он не торопится прокомментировать крик души, подходит к постели, изучает развратное платье. Никаких вырезов или разрезов. Скромная длина. Однако цвет бьет по глазам.

Неужели недоволен? Странно, ведь лично выбирал и одобрил.

— Одевайся, — произносит ровно.

Отступает, усаживается в кресло, широко расставив ноги.

Абсолютно трезвый и спокойный. Ни тени ярости, ни единого намека на скрытую агрессию. Безразличный наблюдатель.

Медленно поднимаюсь, делаю пару шагов.

От гулких ударов сердца становится физически больно. Язык примерзает к небу. Вся смелость вмиг выветривается.

Господи, как холодно. Не замечаю пламени под льдистым покровом.

В черных глазах клубится мрак. Беспросветная темнота. Возникает ощущение, будто бреду по туннелю без начала и конца.

Развязываю пояс, сбрасываю халат.

— Как твоя прогулка? — вкрадчивый вопрос стальной иглой врезается в мозг.

— Неплохо, — отвечаю уклончиво.

— Достучалась до небес? — спрашивает саркастически.

Замираю, не способна даже сглотнуть.

— Ты следил за мной? — бормочу надтреснутым голосом. — Обещал дать немного свободы, но снова контролировал каждый шаг.

— Надевай белье, — заявляет мрачно.

Покрываюсь испариной, послушно подчиняюсь, не смею опротестовать столь четкий приказ. Подступаю ближе к кровати, наклоняюсь, осторожно дотрагиваюсь до ажурного кружева. Сперва все выходит достаточно просто. Бюстгальтер и трусики приятно ласкают кожу. С чулками труднее. Пальцы дрожат, движения скованны, действую точно во сне. Хожу прямо по лезвию ножа.