Плохие девочки не плачут. Книга 3

Наконец — выдыхаю.

Я заслужила отдых. Ведь едва смыкала веки в течение последних недель. Отключалась, проваливаясь во тьму, и подскакивала на постели от малейшего шороха.

Плюю на душ, падаю на кровать, не раздеваясь. Даже обувь не сбрасываю. Сразу отрубаюсь. Засыпаю крепко. Мертвецки.

***

— Переезжать было совсем необязательно, — произносит фон Вейганд и заправляет выбившуюся прядь моих волос за висок. — Я всегда тебя найду.

— Это безумие, — бормочу сдавленно. — Хватит.

— Правда не понимаешь? — вкрадчиво спрашивает он.

— Ты в моей голове, — напрасно пытаюсь очнуться, сбросить путы дурмана, крепче сжимаю простыню, впиваюсь в тонкую ткань скрюченными пальцами. — Просто в голове.

— Я часть тебя, — улыбается неожиданно нежно, а потом грубо обнажает мое тело, сдирает материал легко, одним небрежным движением, будто разрывает паутину. — Я везде.

— Нет, — ощущаю медный привкус во рту.

— Да.

Тяжелая ладонь опускается на горло, движется по груди, замирает на животе. Содрогаюсь изнутри. Пальцы соскальзывают ниже. Сквозь изувеченные ребра прорывается гортанный вскрик. Каждая моя клетка бунтует. И сдается. Вмиг.

— Я не могу, — шепчу надтреснуто. — Не могу. Даже если прощу тебя. Никогда не прощу саму себя.

— Тогда прикажи мне уйти, — произносит, обдавая холодом.

— Уходи, — заявляю с нажимом. — Я приказываю.

— Я уйду, — склоняется надо мной, окутывает темнотой, шепчет прямо на ухо нарочито сладко: — Когда закончу.

Его палец проникает между ягодицами, заставляет взвиться, начать вырываться с новой силой. Разминает и растягивает, медленно и методично подготавливает к неизбежной капитуляции.

— Нет! — восклицаю яростно.

Пробую вырваться, выползти из ловушки.

— Так и просишься на член, — с насмешкой заключает фон Вейганд.

— Ни за что! — дергаюсь как одержимая. — Даже не мечтай.

— Валяй, — выдает отрывисто. — Не буду тратить время.

Отпускает. На долю мгновения. Обхватывает за талию. Толчком переворачивает на живот. Наваливается сверху. Коленом раздвигает бедра.

— Это сон, — повторяю, словно пытаюсь убедиться лично. — Гребаный сон. Делай что угодно. Что захочешь. Мне не будет больно.

— Твой выбор, — шепчет в затылок.

Пауза.

Горячие губы на моем голом плече. Зубы зверя смыкаются на заледеневшей коже. Игра окончена. Плоть слаба. Кровь всесильна.

Пульс сходит с ума. Окончательно. Бесповоротно.

Я схожу с ума.

Срываюсь.

В бездну.

В пропасть.

— Я… я не…

Захлебываюсь в диком вопле.

Черт.

Во сне тоже бывает больно.

***

Мои глаза распахнуты до предела. Морозный воздух обжигает сетчатку. Я дергаюсь так, будто тело прошивает электрический разряд. Подскакиваю на кровати. Дышу прерывисто. Дышу едва ли. Оглядываюсь по сторонам, как раненое животное, как затравленный зверь в горящем капкане. Озираюсь. И зияющая пустота взирает на меня в ответ. Вокруг нет ничего необычного.

Рядовой номер весьма скромного отеля. Не более.

Свет горит, ведь я сама его включила. Окно отрыто, холодный ветер треплет тонкую занавеску. Но это опять же дело моих собственных рук.

Причудливая игра теней. Ощущение, точно на стенах комнаты отражаются прутья тюремной решетки. Стальная паутина оживает и приходит в движение.

Запрокидываю голову назад, внимательно изучаю единственный источник света. Лампа окружена белым пластиковым каркасом. Конструкция очень смахивает на клетку для канарейки. Только форма другая. Идеально круглая. А прутья украшены крупными бумажными снежинками. Оригинальный дизайн.

Я отталкиваюсь ладонями от постели, поднимаюсь ради единственной цели. Добираюсь до выключателя, нажимаю. Добровольно погружаюсь во мрак. Выжидаю пару секунд и приближаюсь к окну. Долго смотрю на улицу. На то, как кружит настоящий снег, как он оседает на сосновые кроны, как опускается на землю, скрывая дорогу. На то, как сверкает и тает луна в серебристом мареве ночного неба.

Завораживающее зрелище.

Я набрасываю куртку и покидаю свою временную обитель, прохожу по пустому коридору, спускаюсь вниз по скрипучей лестнице, миную приемную стойку, на которой прикорнул совсем юный паренек-администратор.

Отворяю дверь, выхожу во двор. Делаю пару шагов. Замираю, оседаю прямо на крыльцо, на припорошенные снегом ступени.

Плотнее стягиваю полы куртки, только теперь замечаю: моя одежда насквозь пропитана потом. Поежившись, подаюсь вперед, практически сгибаюсь пополам.

Господи, дай мне знак. Неужели я и правда сошла с ума?

Нет. Глупости. Все гораздо хуже.

Я выпрямляюсь. Куртка в момент падает с моих плеч. Вдоль позвоночника скользят ледяные змеи. Кожу сковывает иней. Меня трясет.

Я протягиваю руки вперед. Открываю ладони перед небом. Дрожащими пальцами ловлю падающий снег.

Ненавижу. До жгучего гнева. До кипучей ярости. Ненавижу. Неизбежно. Как болезнь. Ненавижу и…

Боже мой.

Люблю.

Закрываю глаза, роняю голову на руки, глотаю крик, раздирающий грудь. Сжимаю челюсти изо всех сил. Аж зубы скрипят.

Я не хочу.

Не могу.

Тебя.

Отпускать.

Но разве есть выбор?

Я подхватываю куртку, возвращаюсь обратно в отель. Бросаю взгляд на парня, который до сих пор сладко дремлет. Невольно улыбаюсь и вдруг замираю.

Картина за его спиной.

Подхожу ближе. Вплотную. Двигаюсь тихо, очень стараюсь не нарушить чужой покой. Еще пара осторожных шагов. Застываю.

Дорога. Бесконечная. Мрачная. Темная. Черно-белый эскиз. Впечатление, будто все изображено простым карандашом. Но так живо и объемно, что возникает эффект абсолютного погружения.

Я дотрагиваюсь до рисунка пальцами. Только теперь осознаю: он надежно запечатан под стеклом. Отступаю.

Зачем задавать вопрос, если знаешь ответ?

***

В осеннем лесу, на развилке дорог,

Стоял я, задумавшись, у поворота;

Пути было два, и мир был широк,

Однако я раздвоиться не мог,

И надо было решаться на что-то.

Я выбрал дорогу, что вправо вела,

И, повернув, пропадала в чащобе.

Нехоженей, что ли, она была

И больше, казалось мне, заросла;

А впрочем, заросшими были обе.

И обе манили, радуя глаз

Сухой желтизною листвы сыпучей.

Другую оставил я про запас,

Хотя и догадывался в тот час,