Плохие девочки не умирают

Но выбраться из комнаты я не успевала. Я забралась в шкаф.

Я старалась дышать тихо, но это было практически невозможно, особенно когда Кейси зашла в комнату и стала смотреть по сторонам. Через щель в двери я увидела, как она потягивается, словно кошка, и, продолжая оглядываться, усаживается на пол рядом с кроватью.

Кажется, она не поняла, что я прячусь в шкафу. Ну, давай же, уйди куда-нибудь.

Фотобумага уже, наверное, сварилась в проявителе. Мне повезет, если там будет хоть что-то кроме угольной черноты.

Но сейчас у меня были проблемы посерьезнее.

Кейси прижала руки к вискам и стала мотать головой, как будто пытаясь избавиться от чего-то. Потом зажмурилась и ущипнула себя за нос.

Вдруг она дернулась всем телом. И на этом борьба была окончена.

Ее движения стали плавными и неторопливыми. Она провела рукой по волосам и осмотрелась по сторонам.

Я почувствовала, как к горлу подступает тошнота.

Это была уже не Кейси.

Она замерла на месте, глядя в одну точку, изо всех сил прислушиваясь.

Не заглядывай в шкаф, не заглядывай в шкаф… Она встала, склонив голову набок.

Я задержала дыхание.

Она сделала шаг по направлению ко мне…

Вдруг дверь в комнату открылась.

Кейси моргнула и обернулась.

— Кейси, милая, достань, пожалуйста, одежду из сушилки.

— Что? — переспросила Кейси, крутя между пальцами петлю для ремня на своих джинсах.

— Достань постиранную одежду, — повторила мама. — Помнишь, ты обещала, что сложишь ее?

Кейси вздохнула, еще раз настороженно огляделась и вышла из комнаты. Как только она затопала по лестнице, я бросилась в фотолабораторию, достала листок из проявителя и бросила его в стоп-ванну.

Снимок получился темным, но текст был различим. У моей идеи был дополнительный плюс: слова, написанные Кейси задом наперед, на фотографии шли как полагается, слева направо. Множество имен, начирканных корявым почерком.

Я решила, что у меня еще будет время их почитать. Быстро прибравшись, я засунула фотобумагу обратно в ящик на тот случай, если она мне еще понадобится. Потом спрятала снимок под футболку и пошла к себе в комнату.

Присев на кровать, я попыталась понять связь между именами из тетрадки Кейси. Бесполезно. Я отложила списки и достала из портфеля библиотечную книгу и микрофиши. Взяла один из слайдов и посмотрела на него на свет, но различить ничего не получилось. Только маленькие квадратики вместо статей и крошечные черные точки вместо букв.

Раздался стук в дверь. Я подпрыгнула и уронила слайд.

— Алексис? — позвала меня мама.

— Подожди минутку, — ответила я. — Я закрылась на замок.

Я открыла дверь. На маме была куртка. В руке она держала портфель.

— Послушай, — начала она. — Мне надо сходить на работу. Попробую доделать то, что пришлось отложить вчера. В пятницу к нам приедет новый старший вице-президент, и я хочу быть готова…

По ее голосу было слышно, как она взволнована.

Вдруг мне стало жалко маму. Очень жалко. Подумать только: работать столько лет и смотреть, как новые люди приходят в компанию, получают повышение и становятся твоими начальниками. Работать так усердно и видеть, что никто этого не замечает. И столько лет не слышать от своей семьи ни слова благодарности, ни слова сочувствия.

Что ж это за день такой? Моя картина мира трещала по швам.

— Продержишься тут без меня?

— Да… конечно.

Наедине с Кейси. Я постаралась отогнать эту мысль.

Мама переложила портфель в другую руку.

— Мам, — проговорила я.

— Да?

— Я знаю, что ты очень хочешь получить повышение… — Ох. — Но даже если не получится, ты все равно… — Я не могла подобрать нужные слова. — Я хочу сказать, спасибо, что так много работаешь.

Она улыбнулась.

— Твои слова очень много для меня значат. Она дотронулась до моего плеча и ушла.

Я уселась на кровать и взглянула на книжные полки. На месте изуродованного школьного альбома зияла пустота. У меня не поднялась рука поставить его обратно, и я засунула его в нижний ящик стола.

Из комнаты Кейси не доносилось ни звука. Я могла представить себе, чем она занята: сидит сгорбившись над столом и составляет очередной список, выписывая чьи-то имена в тетрадку.

Я устало оперлась о подушки и закрыла глаза. Я пыталась ни о чем не думать, но мне снова и снова вспоминалось лицо Меган, прочитавшей ужасную правду о своей матери. Я представила невинную малышку Меган, сидевшую когда-то с бабушкой у озера. Она понятия не имела, что женщина за фотоаппаратом вскоре попытается ее убить.

Как долго Шара обдумывала то, что собиралась сделать, прежде чем окончательно решиться? Когда она смотрела на Меган через видоискатель фотоаппарата, был ли ее взгляд уже наполнен ненавистью?

Но как можно сделать такой снимок, если ненавидишь того, кого фотографируешь? Мама Меган дождалась, пока солнце заблестело на воде за спиной малышки. Поймала момент, когда ветер заиграл с ее кудрявыми волосиками. Запечатлела глубокую задумчивость в ее маленьких глазках. Эта фотография была наполнена любовью.

Я вспомнила амулет, который был на руке Меган на фотографии. Амулет, который она до сих пор носила каждый день, пряча прошлое под дорогими свитерами и формой болельщицы.

И вдруг меня озарило: мой амулет! Он не просто напоминал амулет Меган. Раз она жила в этом доме, это, скорее всего, были половинки одного сердечка.

Раньше у нас был маленький, тесный домик. Поэтому, когда мы переехали сюда, меня пугали огромные комнаты и высокие потолки. Мне было семь лет. (Пока мне не исполнилось девять, я думала, что мы теперь живем во дворце.)

В самую первую ночь после переезда, когда мама уже укрыла меня и поцеловала на ночь, мне не спалось. Я лежала и смотрела в потолок.

И тут я услышала шепот.

Сначала я подумала, что он доносится из коридора, но, выглянув из комнаты, никого не увидела. Я нырнула обратно под одеяла, но шепот только усилился. Даже зажав уши руками, я все равно слышала, как голос шипит и свистит в моей голове, словно клубок змей. Наконец я поняла, что он говорил.

«Пойдем поиграем».

«Это, наверное, Кейси», — подумала я. Но для игр было уже слишком поздно.

Из-за того, что Кейси весь день закатывала истерики, родители Замучались (с заглавной буквы «3»). И если бы они заметили, что одна маленькая девочка шастает по дому ночью, ее бы ждали большие Неприятности (с заглавной буквы «Н»).

«Пойдем поиграем», — звал голос.

Я положила голову под подушку, чтобы ничего не слышать, но это не помогло.

Я не собиралась идти к сестре, но вдруг почувствовала, как меня тянет к окну. Я подумала, что так я не нарушу никаких правил, и поддалась желанию залезть на подоконник, заваленный подушками. Я положила руки на стекло, потом нагнулась и, подняв задвижку, открыла окно. В комнату ворвался холодный ночной воздух.