Плохие девочки попадают в Рай

Вот и хорошо. Пусть дальше так думает. Потому что все это не для меня. Я здесь больше за компанию, ну а то, что мне понравился красивый мужик – так это в порядке вещей. Подумаешь.

«Он тебе еще во время собеседования понравился», – ехидно подсказывает внутренний голос.

Я отмахиваюсь от него, иду к бару. На меня тоже смотрят, я чувствую мужские взгляды, но мне к этому не привыкать. Меня как раз любят мужчины постарше. Для ровесников я слишком сладенькая, а еще у меня грудь нулевого размера. Ну ладно, наверное, первого, но мне это жить не мешает. Например, я могу носить любые наряды без белья.

Как-то так мы с Маратом и познакомились, но сейчас думать об этом не хочется. Сейчас хочется…

– Позвольте вас угостить, – произносит мужчина.

Ему, наверное, столько же, сколько отцу. Он лысеющий, но довольно подтянутый, а еще не сводит глаз с моих ног. Ди меня столько просвещала по этому поводу, что я прекрасно понимаю, с кем имею дело. Футфетишист. И, скорее всего, нижний.

– Нет, спасибо, – отказываюсь вежливо. Мне не хочется сейчас ни с кем разговаривать.

«Ни с кем, кроме Роба».

А денег у меня всегда достаточно: отец позаботился о том, чтобы я ни в чем не нуждалась. На сцену тем временем выходят трое – роскошная женщина в латексе, с алой помадой на чувственных губах, она ведет на поводке двух мужчин. Я украдкой зеваю в ладонь и отворачиваюсь. Нет, все это определенно не мое.

Пока бармен готовит коктейль, я скучаю по смартфону. Ну правда, что я тут забыла? Надо было соглашаться на приглашение Марата покататься с ним по городу. И не только покататься, но это детали.

Ко мне подходят знакомиться, но я всех отшиваю. Не знаю, что на меня нашло, обычно я более общительная, но сейчас моя внешность, притягивающая всех даже когда я этого не хочу, играет против меня. Я уже начинаю думать о том, чтобы свалить в закат, а точнее, в ночь. Сброшу Ди сообщение в телегу, скажу, что у меня месячные внепланово начались.

Я даже поднимаюсь со стула, разворачиваюсь в сторону выхода, бросая на стойке недопитый коктейль, когда на сцену поднимаются Роб и Ди. Ноги врастают в пол, а во рту становится сухо, как будто я весь день бродила по Дубайску без бутылки воды. Роб все так же безупречно элегантен, а Ди… Ди полностью обнажена. Не считая того, что ее длинные волосы сейчас каскадом прикрывают тело.

Это первый раз, когда мне захотелось отрастить длинные волосы. Первый. Потому что обычно я хожу с каре, но сейчас это смотрится так дико, первобытно и провокационно, что я на миг задумываюсь о смене прически. Моя мама очень любила, когда у меня были длинные волосы. Она их подолгу расчесывала, заплетала мне косички, а потом съебалась нахрен с каким-то смазливым продюсером в Штаты. Он решил, что у нее очень красивый голос. И сиськи. С тех пор я ненавижу длинные волосы.

Но только не сегодня, и только не когда Диана становится к высокой крестообразной распорке. Не помню, как она называется, да это и неважно, важно только то, что Роб запирает ее запястья в кожаные наручники. Точнее, как он это делает. Сначала скользит пальцами по предплечью и только потом затягивает ремешки.

Я, кажется, забываю как дышать, и не только я. Там ведь и до них что-то происходило, на сцене, но в зале все равно было достаточно шумно. Сейчас у всех кончились слова, тишина стоит такая, что мне кажется, я слышу скрип затягиваемой на запястьях Ди кожи. Это, конечно, обман слуха, но я все равно задерживаю дыхание. Ощущение такое, что я сейчас вдохну, выдохну – и нарушу всю красоту момента.

Волосы ей тоже убирает он: стягивает в пучок, открывая на всеобщее обозрение изящную спину. Ягодицы. Сейчас, когда она распята, обнажена и на первый взгляд беззащитна (потому что беззащитность и Ди – слова-антонимы), ее ноги кажутся особенно длинными.

Не представляю, остался ли в зале мужчина, который ее не захотел. Хотя, возможно, те, что сидят на цепи, сейчас представляют себя на ее месте со своими госпожами. Не знаю, как у них мозг там работает, я же неотрывно слежу за Робом. Вот он отходит, осматривая ее, снимает с большой подставки кнут (или хлыст?), который вынесли перед самым началом представления.

– Роб невероятный, правда? – еле слышно произносит какая-то девушка.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на нее и ловлю себя на раздражении. Не просто на раздражении: миниатюрная пухленькая рыжая меня бесит. При том, что она мне даже в подметки не годится! А еще я никогда раньше не цеплялась за женщин из-за мужчин. В моей картине мира это они должны за нас соперничать, а не мы за них.

Я ничего не отвечаю, отворачиваюсь. Смотрю, как его ладонь стекает вдоль позвоночника Ди, и как она тянется за его рукой, стремясь продлить это прикосновение. Это дико, но я словно чувствую это прикосновение сама. Как будто это я там распята, поэтому когда Роб отходит назад, замахивается – и кнут облизывает изящную спину, у меня темнеет перед глазами.

Жар растекается по телу, в горле становится сухо, губы горят. Я никогда себя так не чувствовала! Ни-ког-да! Но сейчас, когда аккуратные удары ложатся на тело Ди один за другим, когда она выгибается, с моих губ стекает странный гортанный выдох. Как будто я и впрямь стала ею.

Это продолжается… сколько? Не знаю. Здесь нет часов, совсем как в казино. Алые полосы, вспыхивающие на белоснежной коже Ди, темный длинный язык кнута, сила удара, свист вспарываемого воздуха… Когда все заканчивается, я чувствую себя как пьяная. Или обдолбавшаяся, потому что даже не замечаю, как он ее отстегивает, а потом куда-то несет.

– У него безупречная техника, – произносит рыжая уже в полный голос. Представление окончено, Роб с Ди на руках поднимается на второй этаж, скрывается за дверью, а в зале снова шумно, и музыка не имеет ничего общего с той совершенной симфонией: свист, хлопок, выдох, стон, которые были еще минуту назад. – И медицинское образование, у нас он один, кто так управляется с кнутом. Но к нему совершенно нереально попасть. Правда. Я уже три раза пыталась… а ты вроде с ней пришла. Не знаешь, как ей удалось?

– Не знаю, – раздраженно отвечаю я, но рыжая из тех, кто явно не понимает намеков.

– Жаль. А как тебя зовут?

– Никак. Мне пора, – я поднимаюсь, успеваю только поймать ее удивленный взгляд, и иду к выходу. Но на полпути останавливаюсь. Меня бесит то, что происходит со мной, сейчас меня бесит даже Ди, и все же ноги сами несут меня к лестнице. Я поднимаюсь тем же путем, что Роб, осматриваюсь – здесь несколько дверей, и все они плотно закрыты.

Если бы я не видела, куда он вошел, вряд ли поняла бы, где искать. Звукоизоляция здесь на уровне, я не слышу ни звука, что бы там, за этими дверьми ни происходило. Но сейчас меня словно кто-то толкает, я поворачиваю ручку двери, и…

– Если бы ты была участницей клуба, за такое тебя бы сразу исключили, – холодный голос Роба окатывает, как ледяной душ. Он стоит прямо напротив меня и смотрит: глаза в глаза. – Сейчас мазь впитается, и Диану нужно будет отвезти домой. Справишься?

Меня холодный пот прошибает, от того, что он только что сказал. Это значит, что второе собеседование мне не светит? Или что?

– Я сама справлюсь, – доносится голос Ди. Она лежит на кровати на животе, и вид у нее такой… отлетевший. Как будто она домедитировалась, как мы любим ржать.