Плохо быть богатой

На какое-то мгновение все буквально застыли, как будто в прямом смысле увидели ее впервые. На ней была водолазка „Кит Хэринг", очень короткая мини с обтрепанным подолом, тигровой раскраски лосины и безрукавка – укороченный вариант ее любимой мотоциклетной куртки. Покрашенные в три цвета, как у панков, волосы торчали пиками, а на шее, запястьях и в ушах было огромное количество стеклянной бижутерии – воплощенная мечта изготовителя такого товара.

– Извините, вообще-то я не хотела мешать. Давай, мам, продолжай. Я подожду в коридоре. Потом увидимся! – И, выдув из жвачки огромный розовый пузырь, Аллилуйя повернулась и исчезла за дверью так же молниеносно, как и появилась.

– Ал! Не так быстро. Вернись, пожалуйста. Аллилуйя нерешительно просунула голову в дверь.

– Серьезно? Да ничего, я подожду.

– Серьезно, – ответила Эдвина с улыбкой Моны Лизы. Аллилуйя знала, что такая улыбка может означать либо самое лучшее, либо самое худшее.

– Да будь я… – тихо простонал Джек Петроун. – Это она! Это действительно она! – В голосе его звучало неподдельное изумление. – Как манна небесная!

– С ума сойти, Эдс, – вмешался Лео Флад. – Вы так вели себя, словно собирались продемонстрировать нам самое последнее достижение со времен открытия лазерной технологии, и показываете свою дочь!

– Лео, но Ал и есть последнее достижение со времен лазерной технологии, сам дух сегодняшних тинэйджеров в погоне за модой.

– А в чем дело, ма? – Аллилуйя с беспокойством прищурилась. Подобный приступ красноречия настораживает. Может, старушка перетрудилась. Но, видимо, здесь что-то другое. Все это очень подозрительно. Она чувствует, точно.

– Просто мистеру Фладу… очень понравился… твой стиль, – объяснила Эдвина, а потом, уже мрачно, – не так ли, Лео?

– Конечно, понравился! – Джек Петроун вскочил на ноги и, подойдя к двери, вывел Аллилуйю на середину комнаты. Затем взял ее за руки.

– Ты хочешь демонстрировать модели? Ее лицо вспыхнуло.

– Ух ты! Я? Вы серьезно? Что, по-настоящему демонстрировать?

– Да. Для рекламы и на показах.

С минуту она смотрела на него с благоговейным восторгом, затем повернулась к матери.

– Ты слышала, – с лица Эдвины не сходила улыбка. – Ты будешь манекенщицей, как Билли Дон.

– Ну вы даете! – Но вдруг она вновь подозрительно прищурилась. – А что я должна сделать? Остричь волосы?

– Боже упаси, детка! Ничего не меняй. Если ты это сделаешь, нам придется найти кого-нибудь другого.

Аллилуйя ушам своим не верила.

– Ух ты! Придется?

– Придется, – повторил Джек. – Сейчас ты абсолютно то, что надо!

– Я умираю! – взвизгнула Аллилуйя. – Отлично! Ma! Ты слышала? Нет, я люблю его!

– Ты полюбишь меня еще больше, когда узнаешь, что тебя ожидает. Реклама вместе с Билли Дон. Отдельно твоя персональная реклама для центральных журналов, масса интервью.

Уильям Питерс, все это время пристально изучавший Аллилуйю, вскочил с банкетки и подошел к ним.

– Мы начнем большую рекламную кампанию: устроим пресс-конференцию, выпустим музыкальные видеоклипы, обязательно участие в „ток-шоу" и, конечно, включим в показы моделей „Эдвины Джи"…

– …и составим представительству „Водка „Абсолют" кое-какую конкуренцию, – рассуждал вслух Джек, у которого уже заработала творческая фантазия, – тем, что поместим в журналах целую серию рекламных вкладок во всю страницу – картонные куклы „Аллилуйя" и микромоделей „Эдвины Джи", которые можно вырезать и…

– Полегче, полегче, ребята, – решительно вмешалась Эдвина. – Понимаю ваше нетерпение, но подождите. На всякий случай напомню: это мое дело и руковожу им я, но не забывайте и то, что перед вами несовершеннолетняя девочка, а точнее – моя собственная несовершеннолетняя дочь. Поэтому – остыньте, давайте сядем и, пока вас окончательно не занесло, подробно все обсудим. Есть веши, которые надо уточнить. Во-первых, мы не намерены эксплуатировать мою дочь.

– Ма-а-а! – заныла Аллилуйя и умоляюще посмотрела на мать. – Но я хочу, чтобы меня эксплуатировали. Я требую!

– Если я не возражаю, а я возражаю, – твердо произнесла Эдвина, и ее серебристо-серые глаза стали такими же непроницаемо-холодными, как корпус эсминца в пасмурный день.

– М-а-а-ам, ну не наезжай на меня. А то сначала просветили, а потом что? Ладно?

– Хорошо, моя дорогая, – успокоила ее Эдвина. – Доверяй мне. Я забочусь только о тебе. Если вовремя не уследить, то эти ребята выжмут из тебя все соки. Поверь, они только выглядят как люди.

– Ну и что? Я готова делать это бесплатно.

– Нет, дорогая, нет. Если ты собираешься по-настоящему работать, то тебе будут и по-настоящему платить. В соответствии с расценками. И еще. Надо учесть и такие мелочи, как школа. Насколько мне известно, занятия еще идут?

Аллилуйя теребила кончик ремня от безрукавки.

– Знаю. Но ведь не будет трагедии, если я пропущу день или два?

– Я прошу, чтобы ты меня просто выслушала. Прежде всего, ты ничего не знаешь об этой работе.

– Ну и что? Я понятливая. И Билли Дон может помочь! – Аллилуйя с надеждой взглянула на Билли. – Вы ведь поможете, правда? – В ее темных глазах была мольба и отчаяние.

– Конечно, помогу, милая! – Билли ласково обняла ее за плечи. – Я сама буду учить тебя.

– Я умираю! – Аллилуйя глядела на нее с обожанием.

– И мы должны объяснить тебе все, что включает эта работа, причем до того, как она начнется, – продолжала Эдвина.

– Да-да, конечно, – бубнила Аллилуйя, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу.

– Ты и в самом деле не представляешь, во что ввязываешься. В отличие от распространенного мнения, быть моделью совсем не так прекрасно. Это чертовски тяжелая работа.

– Ну и что? Кто боится работы?

– Я знаю, ты не боишься, но если тебя берут на работу как модель, то прежде всего тебя должно представлять агентство. Нам не нужно никаких конфликтов, верно?

– Думаю, что нет.

– Прекрасно. Поэтому завтра, сразу же после школы ты должна быть в агентстве „Олимпия моделз". Я взяла на себя смелость договориться о встрече.

– Ну ты даешь, ма! Ты самая-самая! – От возбуждения Аллилуйя даже подпрыгнула. Она уже рисовала себе картину: показы мод! Музыкальная видеореклама! Слава!

64

Девушки, девушки, девушки… Они стояли, прохаживались, сидели на обтянутых серой шерстью банкетках.

Стены, также затянутые серой тканью, были увешаны фотографиями манекенщиц в стальных искусно подсвеченных рамках, ими же пестрели и страницы многочисленных журналов, грудами наваленных на всех столиках, которые стояли в приемной.

Золотистого цвета дверь постоянно открывалась и закрывалась, впуская и выпуская жаждущих славы, но, попавшись на глаза, их обыкновенные лица тут же стирались из памяти. Девушки сидели за огромным круглым столом, заставленным телефонами, подносами с бланками и компьютерами.