Плохо быть богатой
Шрифт:
– Но вы так и не ответили на мой вопрос. Почему вдруг я так понадобилась вам и „Шику!"?
– Вы будете делать основную рекламу, – выжимая лимонный сок на омара, ответила Лайза. – Такие фирмы, как „Эспри", „Лиз Клэрборн" и „Джордж Марциано" ежемесячно тратят на рекламу сотни тысяч долларов. Вам тоже придется это делать, и немалая часть осядет в „Шик!".
– С каких это пор редактор опускается до таких земных дел, как реклама? У вас для этого целый отдел.
– Да, конечно, но одежда продается не только с помощью рекламы, – и, откусив
Эдвина отрезала кусочек рыбного филе, затем тонкий ломтик папайи и задумчиво отправила их в рот. Нежное мясо в сочетании с тропическим фруктом давали восхитительный вкус. Божественно!
Лайза бросила пробный шар.
– Что вы скажете на то, если на обложке „Шик!" будет одна из моделей вашей самой первой коллекции? – И она с улыбкой отрезала еще кусочек омара. – Ну, скажем… если ее представит Билли Дон?
Эдвина чуть не раскрыла рот.
– Извините, – тихо произнесла она, чувствуя, что ей надо собраться с мыслями. – Я, наверное, ослышалась.
– Нет, не ослышались. Просто вам трудно в это поверить.
– Вы правы, черт возьми. В таком случае, почему бы вам заодно не спросить, хочу ли я, чтобы мне опять было двадцать лет?
Лайза улыбнулась.
– Потому что я предлагаю только то, что могу. Но я могу спросить и больше.
– Больше?
– Больше, – кивнула Лайза. – А что вы скажете, если я предложу вам в том же выпуске цветной разворот ваших моделей на восьми страницах? И тоже с Билли Дон? Сегодня она самая лучшая манекенщица.
Эдвина отложила нож и вилку. Она не могла, ну просто не могла больше есть. Да и возможно ли, после того как тебе предложили солнце, луну и еще звезды в придачу? Весь мир, не многовато ли? Нет, надо ущипнуть себя.
– Эдс! – весело окликнула ее Лайза. – Где вы?
– Разве сегодня Рождество? А может, русская Пасха? Или Ханука? – Она глотнула из бокала и тихо сказала: – Просто так подобных предложений не делают, – и внимательно посмотрела на Лайзу, ища подтверждения.
Та ответила ей ласковым взглядом.
– Иногда – нет, иногда – да.
– Давайте напрямик. Что конкретно вы хотите за свою роль феи-волшебницы?
Лайза посмотрела на нее в упор.
– Эксклюзивности.
Эдвина нахмурилась.
– Вы хотите, чтобы только „Шик!" имел право публиковать мои модели? – Она покачала головой. – Это невозможно, и вы сами это знаете.
– Нет. Эдс, эксклюзивное право для „Шик!" быть первым журналом, который представит самую первую коллекцию „Эдвины Джи". – На ее лице появилась легкая улыбка. – Вы можете рекламировать свою коллекцию в любом журнале в любое время после того, как выйдет „Шик!". Но я хочу иметь месяц форы, всего лишь один месяц, чтобы представить коллекцию. Эдвина глубоко вздохнула.
– Восемь страниц, вы сказали? Плюс обложка? – Она помахала возле лица ладонью, чтобы прийти в себя. Невероятно: Лайза Шокросс и „Шик!" фактически обеспечат „Эдвине Джи" твердое
положение в мире моды – и одним махом.– Но последнее слово относительно публикуемых вами моделей остается за мной?
– Если они представляют широкий спектр и являются законченными ансамблями – да. Но аксессуары выбирают наш главный художник и модельер.
– А можете вы также, – теперь Эдвина говорила очень, очень медленно, – гарантировать мне выбор фотографа?
– Теперь я вижу, – бросила Лайза сухо, – что вы действительно считаете, что наступило Рождество.
– У меня лишь одна цель: представить коллекцию наилучшим образом.
Лайза вздохнула.
– Хорошо. Кого вы хотите? Гельмута Ньютона? Скребнески? Франческо Скавулло?
– Никого из названных, – улыбнулась Эдвина. Лайза удивилась. Как? Она не хочет самых дорогих и самых лучших? Кого же ей тогда надо?
– Чем же вас не устраивают эти? Я думала, что вы будете добиваться именно кого-то из них.
– Поймите меня правильно. Все они – фантастические фотографы. Но мне нужен Альфредо Тоскани.
Лайза нахмурила брови.
– Какая-то особая причина?
– Первая причина: я знаю, что он может передать образ „Эдвины Джи". Вторая: мне нравится, как он работает. Кроме того, он почти так же престижен, как и другие, и капельку дешевле. – И самый близкий мне человек после отца, подумала Эдвина, не собираясь, однако, раскрывать перед Лайзой любопытные подробности своего детства.
– Прекрасно, Тоскани так Тоскани.
– Я выпью за это!
И они откинулись на спинки, довольные тем, как все обернулось.
К столику неслышно подошел официант и посмотрел на почти нетронутую тарелку Эдвины; по его виду можно было сказать, что он воспринял это словно личное оскорбление. Подняв одну бровь, он спросил:
– Мадам что-то не понравилось?
– Мадам считает, что это было просто чудесно, – заверила его Эдвина.
Официант грустно взглянул на тарелку.
– Тогда можно унести?
– Да, пожалуйста.
– Может быть, принести десерт?
– Мне не надо, – тут же сказала Эдвина.
– И мне тоже, – сказала Лайза, но заказала кофе. – Капуччино.
– И мне чашечку, – попросила Эдвина. Не важно, ела ты, или нет, но выпить кофе – вполне приемлемо.
Лайза потянулась было за сумочкой, но вдруг заколебалась.
– Вы не против, если я закурю?
– Могу ли я быть против? – изумилась Эдвина. – Бог мой, Лайза, после всего, что вы мне предложили, курите хоть целый блок!
50
Сами не отдавая себе в этом отчета, Лидия и Бу Бу начали постепенно заводиться. Дух творчества не просто тлел в них, он бурлил.
– А знаешь, – с расстановкой сказала час спустя Лидия, после того как, попутно делая заметки, они осмотрели дом до последнего закоулка, – внутри все…
– … не так пло-о-охо, – закончила Бу Бу.
И они посмотрели друг на друга. Комнату эту с высоким потолком в задней половине дома, где они остановились, заливал солнечный свет, а большие окна выходили на песчаный океанский пляж.