«Плохой день для Али-Бабы»

Пожалуй, главарь немножко поспешил, торопясь к своей цели, ибо на этот раз движение валуна сопровождалось громким и ужасно неприятным воплем.

– Что-то случилось!
– рявкнул главарь разбойников.

– О нет, - поспешили заверить его остальные.
– Ничего особенного.

Главарь ткнул пальцем в каждого из членов своей шайки по очереди, быстро, но беззвучно шевеля губами.

– Не вижу, чтобы здесь были все тридцать девять!

– Ну вообще-то так и есть, о храбрейший из разбойников, - признал один из грабителей.

– По-моему, это был Номер Двадцать Восемь, - рискнул предположить другой.

– Номер Двадцать Восемь?
– задумчиво повторил третий.

– Он всегда был немного тугодумом. Удивительно, что он так долго протянул.

– Двадцать Восемь?
– переспросил главарь.
– Он что, остался в пещере?

– Нет, - пояснил кто-то, - он остался в проходе.

– По крайней мере, - добавил другой, - большая его часть.

– О чем это вы?
– сердито спросил главарь.
– Мы что, потерялиНомер Двадцать Восемь?

– Ну, не то чтобы совсем потеряли… - поспешно отозвался еще кто-то.

– Нет, - объяснил очередной разбойник.
– Он просто теперь намного шире и тоньше, чем был раньше.

– И еще, - добавил один из уже говоривших до этого, - куда мертвее.

Тут предводитель головорезов, спотыкаясь, попятился туда, где поляну еще украшало последнее маленькое пятнышко света, и запрокинул голову к небесам, ловя глазами лучи заходящего солнца. Лицо его помертвело от ужаса. Когда он заговорил вновь, голос его дрожал:

– Значит, теперь мы - лишь тридцать девять разбойников?

Что же такое могло приключиться ужасное, недоумевал Али-Баба, чтобы заставить столь жуткого человека познать страх?

Компания разбойников не нашла, что ответить на этот вопрос, и весь лес, казалось, умолк вместе с ними. Но этой неестественной тишине не суждено было продлиться долго, ибо тут главарь их ужасно разволновался.

– О горе!
– вскричал он самым что ни на есть жалобным голосом, выхватил саблю и принялся совершенно безрассудно размахивать ею.
– Головы с плеч! Кишки наружу! Руки-ноги долой!

Остальные тридцать восемь головорезов нервно переглядывались и, казалось, были всецело поглощены тем, что переминались с ноги на ногу и прочищали горло. Их вожак прямо-таки подпрыгивал на месте, издавая звуки, которые, не будь он так расстроен, видимо, должны были быть словами.

– Прошу прощения, о наипервейший среди воров, - наконец осмелился произнести один храбрый злодей.
– Но у нас есть другой вариант.

– Другой вариант?
– Главарь махнул саблей в сторону говорившего.
– Да я должен был бы разрубить тебя надвое за одну подобную мысль! Вспомни, когда ты дал согласие присоединиться к нашей шайке, тебе говорили, что наказание здесь лишь одно - смерть! Но, - продолжал предводитель разбойников, заметно бледнея, - тогда нас стало бы всего тридцать восемь.
– Главарь горько рассмеялся, опуская саблю.
– Вы же знаете, как отворачивается удача, когда нас становится меньше сорока.

Тут Али- Баба услышал далекий раскат грома. Но ведь всего несколько мгновений назад на небе не было ни облачка…

– Склоняюсь перед вашей непревзойденной мудростью, о умнейший из похитителей кошельков, - льстиво произнес все тот же член банды.
– Следовательно, для нас исключительно важно быстро восстановить полный комплект из сорока разбойников, чтобы нам снова покровительствовали те темные силы, которым мы поклоняемся.

– Легко тебе говорить!
– Предводитель вновь с горечью рассмеялся, похоже не видя в словах другого бандита никакого смысла.

– Но где нам взять еще одного разбойника за столь короткий срок, особенно в таком глухом и безлюдном лесу?

– Ну, есть ведь тот тип, что прячется в зарослях ежевики.
– Вор указал прямо на Али-Бабу.

Тут с полдюжины бандитов кинулись вперед и выволокли до смерти перепуганного дровосека из его, как оказалось, ненадежного укрытия.

И все же вожак еще не был убежден. Главарь разбойников разглядывал Али-Бабу, и на его бородатом лице отражались удивление и скептицизм с изрядной примесью облегчения. Али-Баба, в свою очередь, споткнулся и шлепнулся наземь прямо перед ним.

– У этого человека нет совершенно никаких воровских задатков!
– провозгласил главарь.
– Одежда у него ветхая и вся в колючках. К тому же на голове у него, похоже, изрядная шишка, словно его совсем недавно стукнули каким-то тупым предметом.

– Битый человек, о султан всех подонков, - подхватил отважный разбойник.
– Подумай только, с какой готовностью он воспримет любое наказание, которое ты, возможно, пожелаешь на него наложить за какую-нибудь мелкую провинность.

– Наказание?
– переспросил другой, хмурясь.
– Мне казалось, что наказание у нас одно - смерть.

– Что?! Ты смеешь сомневаться во мне?!
– завопил предводитель бандитов, и полдюжины его людей кинулись на того, кто сделал столь обидное замечание.
– Убить его!
– Он задумался, и его ятаган снова застыл в воздухе.
– Нет-нет, это лишь доказало бы его правоту. Он, безусловно, совершил мелкую провинность, которая заслуживает незначительного наказания. Мы всего лишь отрубим ему большой палец. Нет-нет, мизинец. И на левой руке тоже! Видите? Отныне и впредь я буду милосерден.

Али- Бабе было несколько затруднительно сосредоточиться на дальнейшей беседе из-за отчаянных воплей разбойника, которому главарь явил свое милосердие.

– Но мы невежливы, - заметил атаман, поворачиваясь к дровосеку.

Бандит улыбался, но у Али-Бабы сложилось впечатление, что события поворачиваются не самым лучшим для него образом.

– Мы не поприветствовали нового члена нашей ужасной шайки, - с намеком объявил вожак.

И тогда все остальные разбойники, даже тот, который только что лишился некоторых частей своего тела, выхватили сабли и подняли их над головами, оглушительно вопя.

– Теперь ты один из нас!
– кричал один из тридцати девяти.

– Обратного пути нет!
– добавлял второй.

– Ты узнаешь воровскую жизнь!
– радовался третий.

– Которой суждено окончиться на виселице!
– сообщал четвертый.

– Богатство будет течь у тебя между пальцев!
– обещал пятый.

– Пока тебе не отрубят руки!
– прыскал от смеха шестой.

– Золотой песок станет струиться в твоих венах!
– подбадривал седьмой.

– Если ты будешь еще жив, чтобы тратить его!
– напоминал восьмой.

И вот эти ободряющие слова продолжали градом сыпаться на Али-Бабу, если, конечно, они были ободряющими, поскольку половину их составляли, похоже, щедрейшие посулы, половину - ужаснейшие из угроз.

– Теперь живо!
– прервал их наконец атаман.
– Выдайте нашему новому члену одеяние, темное, как мрак в глубочайшей из пещер, и саблю, беспощадную, как детский гнев!

– Номер Один любит выражаться вот этак, - прошептал на ухо Али-Бабе вор, принесший одежду, когда лесоруб поднялся наконец с коленей.