«Плохой день для Али-Бабы»

– Ячмень, отопрись!
– поспешно выкрикнул Касим.

Как и следовало предполагать, эти слова также не вызвали никакого отклика. Мысли Касима заметались, подобно кролику, спешащему юркнуть в свою нору. Какие еще слова могут обозначать «откройся»?

– Ячмень, выпусти! Ячмень, отворись! Ячмень, отодвинься!

Теперь Касим уже начал сомневаться, что запомнил хоть что-то. Что, если ячмень - на самом деле неверное слово?

– Овес, отворись!
– вскричал он. И потом: - Овес, расступись!
– И: - Овес, сдвинься!
– И так далее, и тому подобное.

Касим чувствовал, что, по мере того как одно заклинание за другим не приносит результатов, внутри него нарастает двойственное чувство. Одно - это страх, что он не сумеет теперь же вспомнить нужные слова и окажется здесь в западне. И другое, более сильное, грозившее вскоре затмить первое, - злость на своего брата Али-Бабу. Как мог он, эта жалкая пародия на дровосека, поставить своего брата в такое положение? Или у Али-Бабы вовсе нет никаких родственных чувств? Возможно, Касиму стоит снова пересмотреть свои планы насчет брата и, после того как он освободится из этого временного заточения, отыграться на Али-Бабе за неудобства, причиной которых он стал.

Гнев придал Касиму сил. Раньше или позже он должен перебрать все возможные комбинации!

– Пшеница, обмолотись! Вика, провейся!

Почему- то, пока он вопил, паника вновь взяла верх над злостью, и он продолжал отчаянно выкрикивать одно пустое заклинание за другим:

– Бобы, вылущитесь! Овес, высыпься! Сезам, выпусти!

Вновь и вновь кричал он, пока у него вовсе не осталось голоса, один лишь шепот. Разве не перебрал он все мыслимые комбинации? Когда он выберется отсюда, его брат точно заплатит за то, что поставил Касима в такое неловкое положение.

А потом, когда Касим не мог уже больше кричать и вынужден был наконец умолкнуть, чтобы перевести дух, камень отодвинулся вбок, словно решил открыться по собственному почину.

Будь это и в самом деле так, подобное обстоятельство оказалось бы весьма благоприятным, но, к несчастью для дальнейшего благополучия брата нашего лесоруба, по другую сторону волшебного прохода кто-то был. Если быть более точным, этих кого-то там было почти сорок. И, судя по цвету их одежд и тем частям ужасных лиц, которые Касим мог разглядеть из-за еще более ужасных бород, они, похоже, были не слишком дружелюбно настроены.

Какими бы огромными и страшными ни выглядели эти почти сорок мужчин, был среди них один, казавшийся еще огромнее и страшнее остальных. Касим понял, что это, должно быть, их главарь.

– Что мы видим?
– воскликнул главарь, и Касим был даже не рад, что тот открыл рот, ибо зубы у разбойника были обломанные и гнилые, словно он имел обыкновение есть сырое мясо.

Касим знал, что сделал бы Беспалый, обнаружь он кого-нибудь в своей сокровищнице. А, судя по одному лишь внешнему виду, по сравнению с этим грубым предводителем разбойников Беспалый мог бы по ошибке сойти за великодушного отца семейства! Касим приготовился к тому, что его сейчас пронзит множество клинков.

Но предводитель шайки медлил.

– Минуточку! Сколько всего у нас разбойников на данный момент?

Касим не намерен был играть в эти считалки. Он был человеком действия. Если он должен умереть, смерть должна быть быстрой и жестокой. И здесь, во всяком случае, Касим получил то, что хотел.

Он ринулся вперед, пытаясь прорваться через толпу из почти сорока человек. Он оттолкнул рослого главаря, но тот оказался проворным и зажал Касима, будто клещами, в то время как остальные почти тридцать девять разом обнажили ятаганы.

И тогда Касим познал истинную цену своим поступкам. Ибо оказаться в плену не только пещеры, но своей собственной паники было лишь первой частью кары. Второй стала смерть.

И еще худшей была заключительная часть наказания, которая должна была последовать после смерти.

Пока Касим ожидал приговора без малого сорока клинков, опускавшихся так слитно, словно ими управляла одна-единственная рука, ему померещилось, что он слышит какой-то иной звук, исходящий откуда-то сзади. Но за спиной у него не было ничего, кроме неровной стены пещеры.

Мысль была нелепой, но это была последняя из всех его мыслей вообще. Что за существо могло затаиться в стене пещеры и хихикать?

Глава пятая, из которой мы узнаем, каким образом шесть частей могут быть больше, чем одно целое

Дровосек Али-Баба был несчастен. На самом деле он так переживал, что не был способен заниматься своим каждодневным трудом и вместо этого укрылся от полуденного зноя в той жалкой тени, которую в состоянии было дать его убогое жилище. Однако чем старательнее он прятался от этого мира, тем сильнее одолевали его опасения. Его тайна не была больше в безопасности, поскольку далеко не честный брат его Касим выведал местонахождение сокровищницы. Он снова подумал о тридцати девяти разбойниках, что стерегли этот тайник. Даже если они еще не разыскивают Али-Бабу за недавнюю кражу, то у него не было сомнений, что, обнаружив ущерб, нанесенный им Касимом, они просто рассвирепеют. Ибо Али-Баба был человеком скромным - даже в плане завладения чужим золотом. Про Касима такого сказать было нельзя.

Его старший брат не из тех, кто склонен соблюдать умеренность в чем бы то ни было. Вне зависимости от того, как велик будет куш, с которым он вернется, они с женой все спустят и промотают еще до того, как лето сменится осенью.

Али- Баба почувствовал, что слишком взмок для человека, сидящего в тени.

Касим также не отличается и особым благоразумием, и все его многочисленные дружки, имеющие дурную репутацию, тоже захотят узнать про источник его новообретенного богатства.

Со вздохом Али-Баба подумал, что многое отдал бы за легкий ветерок.

Ах, если бы он мог закрыть глаза и подремать до возвращения брата. Но всякий раз, как веки его опускались, дровосеку виделись тающие золотые горы. Куда бы ни обратился его рассеянный взгляд, повсюду Касим и Беспалый вели подводы, груженные золотом. Если он, сонный, отводил от них взор, то лишь для того, чтобы увидеть, как его золото отбирают те сорок лесных жителей в черных одеждах.

Час проходил за часом, но Али-Баба никак не мог прийти ни к какому решению, его проблемы все больше напоминали ему зыбучий песок, из которого не выбраться. И к тому же история оставалась недосказанной. Дровосек видел, как вечер сменила темнейшая из ночей, но брат его так и не появился, чтобы похвастать своим новым богатством. Али-Баба заморгал и готов был поклясться, что видит первые слабые отсветы утренней зари, но громкого и несносного шума, которым обычно сопровождалось появление Касима, не было слышно.

Возможно, дошло до Али-Бабы, ему придется столкнуться с совершенно иной проблемой. Нет! Все полученное им воспитание восставало против этой мысли. Конечно же, Касиму хватит ума, чтобы ускользнуть от шайки разбойников.

Но ведь гнусная банда обнаружила даже Али-Бабу, а Али-Баба, не в пример Касиму, в лесу был как дома.

Постукивание по изгороди вывело дровосека из забытья.

– Проснись, о мой доблестный деверь, - раздался хрипловатый, но ласкающий слух голос жены Касима.
– Не станешь же ты спать, когда твой родственник в опасности.
– После паузы она добавила помягче: - И, на мой взгляд, спать в одиночестве - это просто трагедия.