Плохой мальчик

Двадцать шесть лет он работал в Германии и Франции, прилежно и тщательно.

Два раза в год он приезжал к Марте Киш в Нойкирхен. Довольно противная старуха. Но все-таки живой человек. Она звала его на «ты». Это странным образом грело душу.

А потом его вызвал связник и передал: все, больше не надо. Страна другая, всё другое, всем спасибо, все свободны.

Он приехал в Москву по туристической визе. Встретился с начальством.

– К сожалению, в новых проектах мы вас не видим, – сказало начальство. – Пенсия нужна?

– У меня пенсия там, – сказал Роберт Шульц. – Побольше здешней.

– Вот и ладно, – сказало начальство. – Только чтоб тихо.

– Я давал присягу, – сказал Роберт Шульц.

– Не сомневаюсь, – сказало начальство, встало и крепко пожало ему руку.

Его бывшая жена работала стоматологом в платной клинике. Он записался к ней на прием.

Без жалоб, чисто профилактически. Она долго рассматривала его зубы.

– Хорошая работа, – сказала она.

– Немецкое качество, – сказал он с небольшим акцентом.

– А вы немец? – спросила она.

– Разведчик! – засмеялся он.

– Извините, не люблю разведчиков, – сказала она.

– Как интересно! – засмеялся он еще громче. – А почему?

– В кассу, – сказала она, проставив галочки в карте. – Всего доброго.

Он вернулся в Германию. Оказалось, Марта Киш умерла. Поэтому он переехал в Нойкирхен и теперь каждое воскресенье ходит на кладбище, ухаживает за ее могилой.

ЛИНКОР «МИНЕРВА»

– Дядя Форд приглашает на пикник, – сказала мать. – Скоро лето кончится, а мы на море не были.

У соседа был старый джип марки «форд». Поэтому его так звали.

– Чего это он к нам подлаживается? – спросил сын.

– Неплохой человек, – сказала мать. – Полы в кухне поможет перестелить.

– Я сам могу перестелить полы, – сказал сын. Ему было семнадцать, он работал на складе металлолома.

– Вот вместе и поработаете, – сказала мать.

– Правильно, – сказала сестра. Ей было пятнадцать. – Давно пора.

В общем, поехали. Мать с дядей Фордом впереди, брат с сестрой на заднем сиденье. Добрались до моря, потом вдоль берега. Нашли хорошее место. Дождались отлива. Стали ловить крабов. Варили их в котелке на костре. Выпили пива. Потом поставили палатки. Мать и сестра легли в одной, брат и дядя Форд – в другой.

Ночью брат проснулся от того, что с ним рядом укладывается сестра, на место дяди Форда.

– Ты чего? – спросил он.

– Сам не понимаешь как будто, – сказала она.

Брат приподнялся и сел. Вытянул шею. Была сырая темнота и слышно, как шумит море.

– Спать хочу, – сказал брат. – Я спиной повернусь, а ты пригрей меня.

Наутро дядя Форд нашел у самой воды местечко под скалой, где крабы прямо кишели. Подогнал туда свой джип, чтоб накидать в корыто. Подул сильный ветер, скала упала, раздавила джип, и дяде Форду заклинило ноги. Изо всех сил тащили. Нет, не вытащить никак. И бежать некуда: ведь они километров за сто отъехали.

Мать, сестра и брат стояли в стороне и думали.

– Прилив начинается, – сказала сестра. – Надо к нему подойти.

– Вот ты и подойди, – сказала мать, собирая палатку.

– Как будто это я с ним, это самое, – сказала сестра.

– Не груби, – сказала мать.

– Я пойду, – сказал брат и побежал к дяде Форду, который лежал спиной на сыром песке, а ноги были в искореженной машине.

– Да, угораздило, – сказал брат. – Больно?

– Не важно, – сказал дядя Форд. – Я читал одну книжку, про военных моряков. Был такой линкор «Минерва». Попал на мину. Стал тонуть. Переборка упала и придавила матроса. Все бегут спасаться, а он не может.

– Война, страшное дело, – сказал брат. – Я тоже читал что-то типа.

– Там был корабельный священник, – сказал дядя Форд. – Имя-фамилию не помню. Он остался с этим матросом. Там, внизу, в трюме, понимаешь? Не оставил его одного погибать.

– А это правда было? – спросил брат.

– Не в том дело, – сказал дядя Форд. – Иди к своим. Вода поднимается.

– Если во имя Господа нашего Иисуса Христа, – брат перекрестился, – я тут останусь, то все равно выплыву. А если нарочно утону, меня зарплаты лишат. В смысле понятно. Мать на пособии, сестра пока учится.

– Иди, иди, – сказал дядя Форд и прокусил себе палец. – Ты добрый.

– Мне вас, честно, жалко, – сказал брат, отвернулся и быстро пошел к своим.

Дядя Форд не стал смотреть ему вслед.

Вода была уже близко, серая пена пополам с водорослями.

Чайка села на него. Попробовала клювом место, где на ноге запеклась кровь.

Вторая прилетела.

ЦЕРЕМОНИАЛ И ПРОТОКОЛ

Мне было лет четырнадцать. Ну, или только что пятнадцать исполнилось.

Вечером у нас дома зазвонил телефон. Я взял трубку.

– Это ты Денис? – спросил некто мужского пола, мой ровесник, судя по голосу.

– Это я, – сказал я. – А ты кто?

– Выходи во двор, узнаешь, – сказал он.

– Зачем? – спросил я.

– Поговорить надо, – сказал он.

– Кому надо? – спросил я.

– Есть разговор, – повторил он. – Понял?

– Не понял, – сказал я. – Какой еще разговор? Я вообще тебя не знаю.

– Выходи, не ссы! – сказал он.

– Тебе надо, ты и приходи, – сказал я.

– Куда? – удивился он.

– Ко мне, – сказал я. – Ты во дворе стоишь? Подъезд третий, этаж одиннадцатый, квартира сто пятнадцать. Из лифта направо. А я пока чайник поставлю.

– Ага, обоссался! – закричал он.

– Это ты обоссался, – сказал я. – Идешь, нет?

Он бросил трубку.

Больше он не звонил ни разу. И никто меня не подстерегал во дворе. Вопрос был снят.

Наверное, я нарушил правило. Наплевал на святость волшебных слов «поговорить надо». То есть мне бросили перчатку, а я сказал: «У вас упало… Да, да, я вас внимательно слушаю».

Может быть, может быть.

Но я и сейчас не понимаю, почему если очень серьезный разговор, то обязательно в пустом ночном дворе, на заброшенной фабрике или на шестьдесят седьмом километре глухого загородного шоссе?

Кино навязывает нам свои законы.

Свои, так сказать, представления о жизни.

Но в кино это интересно, а в жизни глупо и опасно.

САТИРИКОН

Это сейчас всё – ааа… А раньше было – ууу!

Это сейчас Интернет и кабельное телевидение. И особенно фильмы на дисках. Появляются на московских прилавках за неделю до голливудской премьеры.