Плохой мальчик

В полу был бетонный слив. Еще была раковина с краном, на полочке мыло и стопка свежих вафельных полотенец. Контролеры вытирали кровь и заматывали человеку шею. Тут входил он – до этого он сидел рядом с прокурором. Контролеры переворачивали человека на спину. Он проверял пульс и зрачки.

Потом вместе с исполнителем возвращался в комнату. Расписывался в бумаге: смерть констатировал врач такой-то. Прокурор и начальник тюрьмы доставали из сумки водку и закуску. Это было законно, на это полагались специальные деньги. Входили контролеры, на ходу вытирая руки влажным полотенцем. Вшестером они молча выпивали по две-три рюмки, заедали сыром и колбасой. Когда первый раз это было, он сказал: «За упокой души» – и сам испугался. Но прокурор кивнул, выпил, налил снова, сказал: «Какой ни есть, а человек», – и они выпили снова. С тех пор всякий раз пили за упокой души, но как звали человека, не говорили, хотя знали.

Так было четырнадцать раз.

Сон снова улетал.

Он тихо переворачивался на спину. Глядел в потолок и думал: он же врач, как же так? Получает за это лишние две недели к отпуску. Плюс тридцать процентов к зарплате. Вернее, получал до отмены смертной казни. Он очень обрадовался, когда вышел указ. Он был против смертной казни, принципиально. А жена была за. Она возмущалась и не понимала, почему он радуется. Она ничего не знала. Он говорил, что работает на ядерном объекте, отсюда и льготы. А сейчас реактор остановили и льготы забрали.

Эти сны и эти мысли полезли на него после того, как всё закончилось. Пока все это было – ста граммов водки хватало. А теперь даже таблетки не помогают. Хотя уже десять лет прошло, и даже больше. Вспоминается всё, до ниточек на робе, до разрубленного ногтя и шрама на губе. Подручный палача – тот же палач. Врач-палач. Как с этим жить?

– Опять не спишь? – спросила жена сквозь сон.

– Я вот что решил, – сказал он. – Мне нужна другая работа. Пойду работать в хоспис. Где умирают одинокие люди. Нужно что-то такое, понимаешь… Настоящее. Проводить человека, быть с ним на самом пороге, на самом краю.

– Какой ты у меня хороший, – прошептала жена и поцеловала его в плечо.

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ

Я решительно против смертной казни, и вот почему.

Не из общих гуманно-религиозных соображений. Такие соображения у меня есть, но это дело частное, и я не собираюсь их выставлять напоказ.

Не из юридических соображений: дескать, смертная казнь не устрашает преступников, не уменьшает число убийств и прочих тягчайших преступлений. Одни говорят так, другие по-другому; кто его знает, как оно на самом деле.

И не из соображений непоправимости в ситуации судебной ошибки. Хотя такие случаи бывают. По делу витебского и ростовского маньяков расстреляли не менее двух невинных людей. Говорят: а вот вы представьте себе чувства родителей, у которых убили ребенка… Отвечаю: а вы представьте себе чувства человека, которого ведут на расстрел, а он этого ребенка не убивал. Но докричаться до судей не смог.

Но я даже не об этом.

Смертная казнь по сути своей несправедлива.

Потому что убийств много – а казнят немногих.

В странах, где существует смертная казнь, судебная система работает так или примерно так.

Из тысячи преступлений, которые в принципе могут караться смертной казнью, именно как караемые смертной казнью в судах рассматриваются только сто – двести или около этого. Из них к смерти приговариваются примерно десять – двадцать человек. Из них кто-то получает помилование. В общем, казнят очень малый процент убийц. Причем имеются в виду именно убийцы злостные, особо опасные. А не просто убийцы. Не говоря уже о преступлениях под названием телесные повреждения, приведшие к смерти пострадавшего. Почему-то это отличается от убийства, и наказание другое. Почему, не пойму. Человека ведь убили, так?

Чтобы смертная казнь была справедливым воздаянием, надо казнить всех, кто отнял жизнь у другого.

Но тогда придется казнить рабочего, который уронил с лесов молоток, пробивший голову прохожему. Казнить судью, который приговорил к смерти невиновного.

Это невозможно, разумеется.

Поэтому смертная казнь применяется выборочно.

То есть это просто жертвоприношение. На алтарь возмущенных чувств.

Я против человеческих жертвоприношений.

ЗАКОНЫ ЮНЫХ ПИОНЕРОВ

Поэт Матусовский рассказывал.

Композитор Василий Павлович Соловьев-Седой пил часто, но зато много. Настолько часто и много, что родные и близкие опасались за его здоровье и дальнейшее творчество. Он объяснял родным и близким, что вообще-то – изначально, в основе своей – он человек глубоко непьющий. Но ситуация вынуждает. Что ни день – то банкет, то обед, то ужин после концерта. То пленум Союза композиторов, то премьера новой оперетты. Или просто встреча со старыми друзьями. Нельзя же отказаться, есть же какие-то законы общения!

Поэтому родные и близкие однажды просто взяли и увезли его на дачу. Без телефона и автомобиля. На все лето.

Он там очень оздоровился. Гулял по лесу, ел простую пищу, много работал. Родные и близкие нарадоваться не могли.

Вот. А через полтора месяца такой райской жизни к крыльцу его дачи гуськом подошли пионеры. Их было пятеро. Самому старшему лет двенадцать. А остальные и вовсе малышня. В белых рубашечках и красных галстуках.

Там забор в забор с дачным поселком был пионерский лагерь.

Пионеры пригласили композитора на концерт. Послушать, как они поют его песни. И рассказать о своих творческих планах.

Родные и близкие без опасений отпустили его пообщаться с детьми.

Пионерский концерт начинался в пять.

Однако и в семь, и в восемь, и в девять Василия Павловича дома не было.

В половине десятого скрипнула калитка. Родные и близкие выскочили на крыльцо. Калитка открылась сама, без посторонней помощи. Было удивительно и даже страшно. Но потом оказалось, что это Василий Павлович добирается до дому ползком.

Родные и близкие с гневом и осуждением наблюдали его трудный путь к крыльцу.

Он взобрался на ступени, поднял свое милое виноватое лицо и прошептал из последних сил:

– Эти пионеры так пьют…

И в продолжение темы.

Мой покойный старший брат Леонид Викторович говаривал:

– Слушай и запоминай. Организму человека нужна регулярная встряска. Раз в неделю… Хотя нет. Нет, нет, нет. Раз в неделю – это слишком часто. Это нехорошо. Раз в две недели? Тоже нет. Раз в две недели – это все равно чересчур. Это тяжело. Вот примерно раз в месяц – самое оно. Итак, запомни, братик: раз в месяц организму надо давать ха-арошую встряску! Не пить!