Плохой мальчик

Вечером позвонили в дверь.

– Чижов! Не надо истерики, – белобрысый мужик страшным ударом обрушил его на пол и достал пистолет с глушителем.

– Исполнитель? Федоскин? – шепотом спросил Чижов.

– Судьба, наверное, – вздохнул тот.

КУЛПЕПЕР, ВИРДЖИНИЯ

– Я не желаю менять имя и фамилию, – сказал он.

– И не надо, – сказал агент. – Зачем? Эрнесто Гевара, ничего особенного. Не самое частое сочетание, но и не самое редкое. Вот у меня дядя был, представьте себе, Томас Джефферсон, с маминой стороны. И ничего, и все нормально.

– Ладно. А что дальше?

– Да ничего. Будете жить тут, в Кулпепере. Хороший город, историческое место. Здесь северяне дрались с конфедератами. Кедровая гора и все такое.

– Какая гора?

– Тут есть общество любителей истории. Они расскажут. Советую записаться. Да, вот так, значит. Такие были битвы, стрельба и кровь, а теперь тишина и покой. Вот и вы тоже. Трудились, воевали, рисковали жизнью. Теперь надо отдохнуть. Вам назначена пенсия.

– Мне? – Он вскочил с дивана и забегал по гостиничному номеру. – От вас? Бред! Я всю жизнь сражался против спрута американского империализма, который своими щупальцами опутал планету, угнетая свободные народы…

Он схватил со стола бутылку кока-колы и открывалку, поддел крышечку. Было жарко, шипучая коричневая пена залила его руки. Он чертыхнулся, сделал пару глотков из горлышка, закашлялся.

– Гевара, вы марксист? – спросил агент.

– Я марксист, – сказал он, вытер рот и поставил бутылку на стол.

– Вы плохой марксист, – сказал агент. – Вы, это самое, ревизионист. Согласно марксизму, все объективно. Америка объективно усиливает свои позиции в мире. Она становится все сильнее. Значит, все, что происходит в мире, – агент поднял палец, – объективно служит интересам Америки. Любая партизанская война. Хоть в Конго, хоть в Боливии. Кубинская революция только укрепила Америку.

– Что же, надо было стать вашим штатом? Ломать вас изнутри?

– Нет. Это без разницы. Любой ветер дует в наши паруса. Отдыхайте, вы заслужили.

– Значит, я, то есть он, правда жив? – спросил он.

– Ну, ущипните себя! – засмеялся агент. – Взгляните в зеркало! Да, кстати. Постричься все-таки придется. И побриться тоже. Не надо искусственно культивировать сходство с павшим героем боливийских джунглей. Это лишнее.

– Погодите. Так он, то есть я, все-таки убит?

– Будьте же марксистом, наконец! – сказал агент. – Гевара бессмертен.

ПЕЙЗАЖ ПРИРОДЫ

В конце семидесятых я приехал на экскурсию в Плёс, чудесный городок на Волге. Маленький, старинный, почти весь деревянный. Просто сказка: никакой промышленности, всего две тысячи жителей, и такая красота. Крутые улицы сбегают к реке. Резные наличники. Ажурные железные навершия над трубами – дымовыми и водосточными. Церковки, бревенчатые и каменные. Непременные торговые ряды, желтые, с белыми колоннами. Музей Левитана. Великий пейзажист бывал здесь со своей подругой Кувшинниковой.

Осмотрели город, приехали в музей. Нашу группу встретила юная девушка-экскурсовод. Смуглая, темноволосая, большеглазая. Видно, что влюбленная в русский пейзаж, в его гения, в свой музей. Она взглянула на нас, помолчала полминуты и потом сказала:

– Смотришь на тонкие березки, на синее небо, на разнотравье летнего луга, на обрывистый берег реки… Мы это видели сто или тысячу раз. Привычная картина… Но как увидеть, как понять и почувствовать драгоценность этой негромкой красоты?

Да, было слишком патетично, но зато искренне. Естественной была порывистость ее жестов, добела стиснутые пальцы и возвышенный строй речи. Это совсем не мешало. Тем более что она очень внятно рассказывала о творчестве Левитана, о его неудачной любви, показывала собранные в музее этюды и наброски. Потом мы поднялись на второй этаж, посмотрели комнаты, где жили Левитан и Кувшинникова, а потом вышли на верхнюю террасу полюбоваться видом на Волгу.

Меж тем внизу, у входа в музей, стояла следующая экскурсия. К ним вышла красивая полная женщина, настоящая русская красавица, румяная и голубоглазая, с косами, короною уложенными на макушке. Она оглядела экскурсантов и прочувствованно сказала:

– Смотришь на тонкие березки, на синее небо, на разнотравье летнего луга, на обрывистый берег реки… Мы это видели сто или тысячу раз…

А когда мы спустились вниз и уже шли к своему автобусу, навстречу нам шла уже третья экскурсия. Ее вела пожилая сухая дама; в тонких золотых очках, с седыми кудельками – ну просто старорежимная директриса гимназии. Она говорила выразительным учительским голосом:

– Привычная картина… Но как увидеть, как понять и почувствовать драгоценность этой негромкой красоты?

ПРИЧИНЫ И СЛЕДСТВИЯ

Эту легенду я слышал от разных людей в разное время. Один говорил, что он-то и был главным ее героем; другой – что подавал чай; третий и четвертый – что слышали ее то ли от героя, то ли от того, кто чай подавал.

Хотя, конечно, самым главным героем был другой человек, но он уже не сможет ничего уточнить. Поэтому и легенда. Итак, пересказываю.

Один диссидент был за советскую власть. И против КПСС он тоже ничего не имел. Но у него был всего один пустяковый вопрос: почему в СССР не печатают хороших русских писателей-эмигрантов? Нет, если книжка антисоветская, вроде там «Окаянные дни» Бунина, то все понятно. Но если, к примеру, роман Набокова «Защита Лужина» – то почему бы и нет?

Он все время писал про это письма в разные инстанции. Но ему присылали несерьезные отписки. Про дефицит бумаги или что издательские планы уже сверстаны на десять лет вперед. Но он вежливо возражал, что книга такого-то писателя не распродана, а вот уже второе издание вышло. А насчет планов – ну, запланируйте через одиннадцать лет.

Он так всех достал, что доложили лично товарищу Андропову.

Андропов пригласил его к себе. В большой кабинет в главном здании Лубянки.

Сидит Андропов, седой и скучный, в тонких очках. Молчит.

Майор принес чай в подстаканниках и сушки на блюдечке.

– Сахар забыли, – сказал Андропов майору.

– Я без сахара, спасибо, – сказал диссидент.

– Тогда не надо, – сказал Андропов майору, а диссиденту объяснил: – Я тоже без сахара. Диабет, такое мучение. Кусочка лишнего не съешь, и все по часам. Даже вот сушечку сгрызть не имею права. Угощайтесь, это все вам.

– О господи! – сказал диссидент. – Я тогда тоже не буду.

– Спасибо за сочувствие, – сказал Андропов. – Но к делу. К сожалению, многие представители нашей интеллигенции разделяют ваши опасные заблуждения.

– Но это же прекрасная литература, и все! – воскликнул диссидент. – Набоков! Алданов! Осоргин! Шмелев! Какой русский язык! А какие образы!

– О, да! – саркастически усмехнулся Андропов. – А потом граждане одной закавказской национальности начнут резать граждан другой национальности.