Площадь диктатуры
Шрифт:
– Хоть десять фотографий и справок принесите, к полетам не допущу!
– А кто может допустить? Главный врач может?
– чувствуя, что спорить бесполезно, спросила Лариса.
– Главный врач может! Идите к нему, он решит ваш вопрос, - врачиха сразу успокоилась и, вложив Ларисины бумаги в ее подшивку, велела медсестре, чтобы та позвала следующую.
– Отдайте, пожалуйста мою справку, - вставая, попросила Лариса.
– Она останется в вашей истории болезни, - снова занервничала врачиха.
– Идите, не мешайте работать!
Главврач был у себя, но Ларисе пришлось ждать почти час, пока ее приняли.
– Ваше заболевание не входит в перечень профессиональных, поэтому направить вас в нашу больницу я не могу. У вас есть прикрепление к Свердловке. Там хорошие врачи, думаю, вас вылечат, - сказал он, перекладывая лежавшие на столе бумаги.
– От чего меня лечить, если я совершенно здорова?
– удивилась Лариса.
– Я принесла справку и прошу допустить меня к полетам.
– Относительно вашей справки не все ясно. Кто вам ее выдал, на каком основании вы проходили обследование в институте Отто? Туда вас никто не направлял. Ведь у вас не было направления, не так ли? Во всем этом мы разберемся и виновные в том, что ввели вас в заблуждение, будут серьезно наказаны, - он смотрел куда-то в сторону, и Ларисе показалось, что он недоговаривает.
– Кто будет наказан?
– спросила она.
– Те, кто организовал вам незаконное обследование и выдал на руки ложное заключение, - вежливо улыбнувшись, объяснил главврач.
– Организовал мой муж, он работает в Обкоме, - соврала Лариса, испугавшись, что у обследовавших ее врачей из Отто будут неприятности.
– Ваш муж? Это меняет дело, - удивился главврач, но, спохватившись, тут же добавил: "Все равно, пока не будет полной ясности, я не могу допустить вас к работе".
– Я буду жаловаться!
– воскликнула Лариса.
– Ваше право, - ухмыльнувшись, пожал плечами главврач.
– Я буду жаловаться в Обком!
– уточнила она.
– Это - самое лучшее решение. Полагаю, ваш муж поможет принять верное решение, - с видимым облегчением заключил главврач.
Лариса не могла понять, почему в медсанчасти наотрез отказывались допустить ее к полетам. Всю дорогу до дома она вспоминала, что ей говорили, и тем более странным ей это казалось. Как будто никто не интересовался, больна она или нет, их это совсем не интересовало, главное - чтобы она не вернулась к летной работе. И при чем здесь муж? Почему главврач так облегченно вздохнул, когда она пригрозила пожаловаться в Обком? Другой на его месте, наверное, испугался, а он нет - словно обрадовался.
Остаток дня она провела с сыном. Они долго гуляли, потом вместе делали уроки, и Лариса даже смогла решить две задачи.
– Мамочка, ты больше не улетишь?
– укладываясь в кровать, спросил Миша.
– Почему ты так решил?
– удивилась Лариса.
– Папа сказал бабушке, что тебя уволят.
– Папа пошутил, откуда он может знать, что меня уволят?
– Нет, не пошутил. Он знает, он сказал что ты всегда будешь дома, или он переломает все самолеты.
– Все самолеты папа не сломает, - засмеялась Лариса, в который раз решив, что надо больше бывать с сыном.
Дождавшись, пока Миша уснет, она решила
дождаться Николая и включила в спальне телевизор. Показывали передачу "Взгляд" и говорили о политике. Ведущий был чем-то похож на мужа в молодости, когда они только поженились, и он работал в Обкоме комсомола. Смотреть было скучно, и она заснула, сидя в кресле.Николай пришел почти в двенадцать. У него был усталый вид, лицо какого-то землистого цвета, и Ларисе стало его жалко.
– Раздевайся, я согрею ужин, - сказала она.
– Налей полстакана, там в холодильнике, - хмуро сказал он, усаживаясь за стол.
– Ты не слишком много стал пить? Даже Евгения Васильевна тревожится, осторожно спросила Лариса, подавая ему начатую бутылку "Столичной".
– Все не так, как надо. Если комитетчики правы, то выборы уже проиграны. А виноваты будем мы, всех собак повесят на наш отдел. Но, главное: никто не знает, что теперь делать, и что будет после, - рассеянно объяснил Николай. Перед тем, как выпить, он зачем то поболтал стакан с водкой и, зажмурившись, опрокинул его в рот.
– Вроде, полегчало, - буркнул он через минуту и взялся за еду.
– Может, найдешь другую работу?
– спросила Лариса не решившись добавить: "... пока не поздно".
– Я уже присмотрел одно совместное предприятие. Сам же его и организовал, но не отпускают. Говорят, либо работаешь до последнего, либо иди, куда хочешь, но без партбилета. А куда мне без партбилета? Вот Кузин молодец! Ушел тихо, по-хорошему со всеми попрощался, теперь главный редактор в "Ленправде". Если разобраться, так это даже повышение - на этой должности может стать членом бюро Обкома, должность позволяет, - Николай налил себе еще, и будто, не замечая, что делает, быстро выпил.
– У меня неприятности. Врачи в нашей медсанчасти и слышать не хотят, что я здорова, - сказала Лариса.
– Ну и черт с ними, пусть не хотят, - рассеянно сказал Николай.
– Но меня не допускают к работе! И главврач сказал, чтобы я посоветовалась с тобой.
– А что тут советовать? Увольняйся, я тебя положу в Свердловку, отдохнешь, поправишься...
– Зачем мне в больницу, если я здорова?
– повысила голос Лариса.
– С этой дурой, что тебе справку выписала, завтра разберутся, чтобы не лезла, куда не просят, - со злостью сказал Николай.
– С какой дурой, куда не лезла?
– Лариса вдруг вспомнила, что никому не говорила про обследование в институте Отто, тем более - Николаю - Откуда ты узнал про справку?
– Ты же сама мне вчера рассказала, - смутился он.
– Я не ночевала дома и тебя не видела, - чувствуя что-то неладное, сказала она.
– А где же ты ночевала?
– С любовником!
– начиная злиться, буркнула Лариса.
– Небось, опять с мамочкой полночи шепталась?
– равнодушно предположил Николай.
– Давай еще по капельке, и пора спать. Завтра с утра три совещания - одно за другим, вздохнуть некогда, а без толку. Все пойдем ко дну. Помнишь песня была такая: "Мы сами взорвали "Корейца", нами потоплен "Варяг"!" Что мы за народ: сами себя топим и этим гордимся. Представь: тихое, синее море и только пузыри со дна: буль-буль-буль. Наши советские пузыри - самые плавучие в мире. Советский Союз - родина великих пузырей.