Площадь павших борцов
Шрифт:
– Когда отходит экспресс... даже до Багдада?
– О, это нам как раз подойдет!
– Глупцы! Сейчас тише всего в эфиопской Аддис-Абебе, куда никакой Роммель не доберется...
Британские штабы сжигали секретные документы, крыши Каира и его парки густо засыпало слоем пепла, словно Везувий погребал новую Помпею. По улицам, отчаянно звеня, мчались переполненные трамваи, которые вели яркие каирские красотки, а пассажиры (сплошь арабы и негры) кричали из окон прохожим - назло своим колонизаторам-англичанам:
– Нажимай, Роммель! Свободу Египту... великий Аллах!
В политической неразберихе все смешалось - даже
– Нельзя ли поактивнее? Почему так медленно? Мы скорее дождемся танков Роммеля, нежели возвращения капиталов...
Знаменитая Хекмат Фатми вдохновенно демонстрировала "танец живота" перед опустевшим залом. В трущобах Каира и на баржах, сонно дремавших в заводях Нила, работали подпольные радиостанции абвера, и Роммель был прекрасно извещен обо всем, что творилось тогда в Каире...
* * *
Англичане бросали свои поврежденные танки, а Роммель свои танки оттаскивал для ремонта, и они снова годились для боя. Заодно он ремонтировал и английские, которые тоже включал в свои колонны... Приморская автострада Виа-Бальбиа уже была прочно оседлана его войсками, гусеницы фашистских танков медленно сползали с обжигающих песков и выкатились на гладкое асфальтированное покрытие - форсаж!
– Что мне делать с этими ублюдками?
– говорил Роммель.
– Они сдаются в плен такими громадными кучами, что число пленных уже намного превысило количество моих войск... Еще день-два, и мы, наверное, сами сдадимся своим же военнопленным!
Вскоре аэродром в Гамбуте (близ Тобрука) принял самолет фельдмаршала Кессельринга, который сообщил Роммелю, что в море появился американский авианосец "Уосп":
– Теперь "спитфайры" с его палубы перескочили сразу на Мальту, и потому я вынужден забрать от вас свои "пикировщики".
– Опять мы без крыши над головой!
– воскликнул Роммель.
– Это еще не все, - договорил Кессельринг.
– Сейчас, когда успешно развивается наступление вермахта на юге России, нам, дорогой Роммель, совсем невыгодно устраивать бесплодные демонстрации своей мнимой мощи в Киренаике и Мармарике. А чтобы вы не пыхтели от злости, я сообщаю вам нечто приятное...
– Опять какая-нибудь гадость из "Вольфшанце"!
– Фюрер присвоил вам жезл генерал-фельдмаршала...
Гамбут принял самолет из Каира, он доставил в штаб Роммеля вождей национального движения в Египте, которые взмолились перед фельдмаршалом, чтобы он ускорил движение к Каиру.
Роммель не внял внушениям Кессельринга, хотя и понимал, что они исходили из ОКХ, и штабной автобус покатил его по роскошной Виа-Бальбиа - в сторону Эль-Аламейна... В пустыне приземлились два самолета из Рима: из первого вылез сияющий от радости Бенито Муссолини, за которым адъютант тащил множество чемоданов, из второго самолета осторожно вывели белую арабскую лошадь, на которой дуче собирался 30 июня открыть триумфальное восшествие в Каир.
– Сейчас, - доложил ему Роммель, - я доколачиваю англичан их же оружием, трофейным, экипажи
моих танков забыли, когда последний раз была у них заправка... Где ваши танкеры?– Увы, авиация Кессельринга едва машет крылышками над Мальтой... Что вы так злитесь, Роммель? Матросы моих линкоров чуть ли не с ведрами ползают по трюмам, собирая с днищ кораблей последние литры мазута. Надеюсь, со взятием Кавказа наши дела с горючим поправятся, и вы снова оживитесь.
Роммель сложил прискорбную формулу своего будущего:
– В таких условиях продолжать марш на Каир и Суэц - это значит: отступать вперед. Но я попробую...
30 июня его войска вышли на рубеж Эль-Аламейна.
Роммель выкатил на этот рубеж лишь ТРИНАДЦАТЬ танков!
– Кажется, здесь и торчать нам. Дуче не забыл о своей белой лошади, но он не подумал об "овсе" для моих моторов...
Немцы издали разглядывали сумрачную тень пирамиды Керет-эль-Хемеймат, утоляя жажду марокканским вином. Роммель повидался с Муссолини, сидящим на своих чемоданах.
– Дуче!
– сказал он ему.
– Было золотое время, когда мы разливали горючее бидонами, а теперь наши танки делят его с помощью аптекарской мензурки...
Дуче вскочил с чемоданов, потрясая кулаками:
– В чем же я виноват, если русский фронт сожрал все наши припасы?.. Скажите честно: когда возьмете Каир?
– Чем - спросил его Роммель...
Муссолини величаво указал на свои чемоданы:
– Я оставляю их на фронте - залог того, что обязательно вернусь, чтобы въехать в Каир на белой лошади...
21. Начало жаркого лета
Они начали наступление почти одновременно, только цели их наступления были несопоставимы - Роммель вышел к Эль-Аламейну с 13 танками без горючего и толпою оборванцев, падавших от изнурения и амебной дизентерии, а Паулюс, тоже страдавший поносом, вел к Сталинграду 270 000 солдат и стойкие панцер-дивизии полного состава... Разница есть! Была разница и в другом: Паулюс, в отличие от Роммеля, не был полководцем с фантазией и размахом зачастую он оставался как бы некоей промежуточной инстанцией, чтобы получив сверху приказ, затем спустить его вниз, пунктуально приготовить его для исполнения. В этом Паулюс был сродни барону Вейхсу - они оба методично и выносливо работали в одной и той же упряжке, как волы, согласные тянуть любой воз, лишь бы их пореже стегали...
6-я армия находилась в зените славы, считаясь непобедимой. Германский солдат был еще крепок. Напрасно Илья Эренбург писал, что армию Гитлера составляют дети или старики, расслабленные инвалиды, проклинающие Гитлера и жаждущие одного - поскорее оказаться в плену. Немецкий солдат лета 1942 года был еще молод, в основном не старше 30 лет, это были здоровые и хорошо обученные вояки. Такого солдата не так-то легко было выбить с его позиций, и сдавал он их лишь по приказу свыше.
Взятые в плен немцы держались еще нахально:
– Отчего бы нам унывать? Это вы, русские, можете плакать, а мы воюем не на своей, а на чужой территории...
Они жгли, убивали, вешали и выдирали все живое. Руины оккупированных ими городов зарастали чертополохом, на центральных проспектах росла крапива словно на погорелых пустырях, а они, расстегнув мундиры и засучив рукава, шагали на восток, упоенно распевая частушки, сложенные на русском языке, чтобы мы, русские, еще раз осознали все свое унижение:
Нема курки, нема яйки.
До свидания, хозяйки!