Площадь павших борцов

Были первые числа мая, и до немецкого наступления - 18 мая оставались считанные дни, когда состоялось знакомство Паулюса с новым начальником штаба 6-й армии. Артур Шмидт оказался вульгарным крепышом с круглою головою, плотно вросшей в широкие плечи. Бодрый, хорошо упитанный, коренастый, на вид лет сорока, не больше. Небрежным жестом он вынул из кармана пачку сигарет "Аттика" и достал зажигалку. Одновременно с язычком пламени из зажигалки выскочил забавный смешной чертик.

– Чем только мой чертик не шутит, - сказал Шмидт...

Отныне эти два человека, Паулюс и Шмидт, столь разные, станут неразлучными до самого конца Сталинградской эпопеи, и они оба умрут на родине - Паулюс в Лейпциге, а Шмидт в Гамбурге, разделенные не только географией, но и политикой.

Между ними скакал этот пламенный чертик!

– Позвольте посмотреть, - протянул руку Паулюс.

– Пожалуйста, - показал ему Шмидт свою зажигалку.
– Это мой священный амулет. Пока мой чертик пляшет в огне, я за свою судьбу спокоен. Только бы не посеять эту зажигалку.

Паулюс, смеясь, показал ему свою расческу.

– А вот и мой амулет, - сказал он, находя тему для установления первого контакта с начальником штаба.
– Купил на Фридрихштрассе в магазине еврея Либензона, когда получил первый чин фенрика. С тех пор прошло много-много лет, но эта расческа всегда остается при мне... я, как и вы, суеверен.

Шмидт внимательно осмотрел амулет Паулюса:

– Странно, что за все эти годы из расчески не выпал ни один зубчик, и выглядит она совершенно новенькой.

– Да, - отвечал Паулюс, - в блаженные и невозвратные времена "Вильгельм-цайта", когда у нас еще не было фюрера, немцы из любого дерьма умели сделать шоколадную конфетку.

– Хоп!
– Шмидт щелкнул зажигалкой с чертиком и, раскуривая сигарету, охотно согласился, что в старые времена вещи были добротнее.
– Останется ли что-либо от наших эрзацев?

– Осколки, вынутые из наших ран. Вот они останутся.

– Осколки - не эрзацы, - отвечал Шмидт.
– Они-то как раз сделаны очень добротно. Даже слишком добротно...

Не думали они тогда оба, и Паулюс, и Шмидт, что эти их амулеты, зажигалка с чертиком и старинная расческа, доставят потом немало лишних хлопот советским генералам-победителям.

* * *

12 мая 1942 года - ровно в 06.30 по московскому времени - фронтовые радисты выудили из бездонных омутов эфира долгожданный сигнал "777", и сразу заработали "катюши": "Жжув-жжув-жжув-жжжув..."

Юные комроты и молоденькие комбаты выдергивали из кобур черненые пистолеты ТТ и призывали бойцов:

– За мной, славяне... даешь Харьков! Робеть не надо, а помирать придется... Урра-а-а... все там будем!

Удар, тщательно подготовленный Паулюсом на 18 мая, маршал Тимошенко предвосхитил на шесть дней, а боевой порыв его войск, устремленных на Харьков, в германских штабах восприняли радостно, почти восторженно, оперативники даже поздравляли друг друга.

– Для нас это волшебный дар небес... подарок судьбы! Спасибо маршалу Тимошенко " он облегчил исполнение наших планов в операции "Блау", как будто все эти годы он получал жалованье не от Сталина, а от нашего фюрера...

Яснее всех выразился в это утро сам Паулюс:

– Лучшего мы и ожидать не смели! Нам уже не придется ломать последние зубы, прогрызая оборону противника. Русские сами лезут в капканы, для них расставленные. Как верующий человек, я могу только во кликнуть: с нами Бог!

Впервые прорезался голос и его начальника штаба Шмидта.

– Не будем забывать, - тактично напомнил он, - что при обоюдной готовности противников неизбежно следует "встречное сражение", а это, пожалуй, самая сложная форма боя.

Паулюс в ответ полковнику только посмеивался:

– Именно этот вопрос и занимал меня более всего, когда я вел кафедру тактики. Суть дела очень проста: пусть слабый и далее ослабляет себя в наступлении, а сильный сидит в обороне.

Появление Адама не предвещало ничего хорошего

– Требуется ваше вмешательство, - выпалил од Паулюсу.
– Срочно созвонитесь с Джованни Мессе. Вот уже два часа подряд в Днепропетровске насмерть бьются немцы с итальянцами, и страшно, если дело дойдет до гранат и автоматов.

Подробности таковы. В кинотеатре Днепропетровска демонстрировался трофейный фильм "Антон Иванович сердится", немцы стали изгонять союзников с лучших мест, хотя итальянцы купили себе дорогие билеты; началась кровавая драка.

– Безмозглые фашисты!
– горланили гитлеровцы.

– А вы... нацистская сволочь!
– отвечали итальянцы.

(Союзники не сходились "идейно", ближайшее родство итальянского фашизма с германским национал-социализмом им суждено было познать несколько позже на политбеседах в лагерях для военнопленных.) Паулюс вышел на связь с Мессе.

– Камарад, - сказал он ему, - вы, наверное, извещены об этом прискорбном инциденте в Днепропетровске?

– Да, прекрасная комедия "Антон Иванович сердится".

– Прошу строго наказать своих виновных солдат.

– Если вы, компаньо, накажете своих... немцев!

– Накажу, - обещал Паулюс.
– После чего, я думаю, что для укрепления боевой солидарности следует устроить товарищеский ужин для солдат вермахта и берсальеров ваших частей.

– Солидарность?
– хохотал Джованни Мессе.
– Но если моих ребят посадить за один стол с вашими, то, боюсь, что Антон Иванович рассердится еще больше...

Паулюс бросил трубку телефона:

– Эта драка из-за лучших мест - опасный сигнал для будущего шестой армии... и, пожалуй, для всего нашего вермахта. Теперь многое зависит от того, дорогие или дешевые места получат итальянцы в окопах большой излучины Дона.

Вильгельм Адам проявил редкое остроумие:

– Самые дорогие билеты достанутся нам, немцам...

Именно так и случилось потом - под Сталинградом. На всякий случай Паулюс принял таблетку первитина.

– Первитин сегодня просто необходим, - сказал он, запивая горькую таблетку.
– Чувствую, предстоят бессонные ночи...