Пловец

В трубке замолчали.

– Давай, – через секунду ответил Йорген. – Что нужно?

– Мне нужно взломать компьютер. «Мак». Нужен надежный человек, понимаешь?

– Взломать пароль? – перебил Йорген.

В голосе звучало сомнение.

– Ладно, прости, что я позвонила. Я идиотка. Я не должна никого в это втягивать.

– Где ты? – перебил Йорген. – В Брюсселе?

– Тебе лучше этого не знать. Но если найдешь кого-то в Брюсселе, мне подойдет.

– Как мне с тобой связаться?

Клара назвала ему номер нового телефона.

– Только, пожалуйста, никому больше не давай, окей?

Она положила трубку. По дороге назад поблагодарила студента, но не стала с ним беседовать. Оказавшись в номере, Клара сняла все еще мокрые джинсы, от которых пришлось отмывать кровь Махмуда, и легла на жесткую кровать. В комнате был сквозняк от старых окон, выходивших на улицу. Но Кларе было плевать. Заснуть все равно не получится.

Клара сидела на подоконнике, прижавшись головой к окну, когда телефон пикнул на кровати. Клара не знала, сколько так просидела в темноте, наблюдая, как снег за окном сменяется дождем. Поднявшись, она увидела в окне свое отражение. Короткие, плохо прокрашенные волосы. Усталые глаза. Так же выглядел и Махмуд, когда они встретились в парке. Угроза смерти, парализующий страх оставили на ней свой отпечаток. И что-то еще. Что-то темнее ночи за окном. Что-то, о существовании чего она только догадывалась. Бездонная шахта. Безграничное горе. Клара отмахнулась от этих мыслей, не давая себе упасть в эту манящую темноту, не позволяя себе утонуть в море жалости к себе. Потому что жалеть себя сейчас – это эгоистично. Это путь в никуда. У нее есть дела поважнее.

«Только не сейчас, – шепнула себе Клара. – Подожди, пока все закончится».

Сообщение с незнакомого номера. Хорошо, подумала Клара. Но все равно есть риск. Сообщение было коротким.

Принсенграхт 344, Амстердам. Завтра после 10. Blitzworm97. Передай, что ты от SoulXsearcher. Никаких имен, никаких мобильных. 200 евро. Окей?

Да, спасибо, – ответила Клара.

Отправив сообщение, она отключила телефон и вынула батарейку. Потом снова надела влажные джинсы. Нужно идти. Если они проследили звонок, то могут нагрянуть сюда в любую минуту. По дороге на улицу она выбросила сотовый в мусорку. В лобби она села за грязный компьютер, которым могли пользоваться постояльцы, и прогуглила автобусы в Амстердам. Похоже, ей снова надо на другой конец города. Следующий автобус в Амстердам уходил в одиннадцать. Клара бросила взгляд на часы. Половина десятого.

20 декабря 2013 года Вашингтон, США

Сьюзен медленно оборачивается и смотрит на меня. Наши взгляды встречаются. В ее голубых глазах – пустота и одиночество.

– Поэтому ты хотел поговорить? Хочешь копаться в прошлом?

Я молчу.

– Боже мой, – восклицает Сьюзен. – Тридцать лет прошло. Ты знаешь, кого убил. Его звали Базиль эль Фахин. Он делал бомбы для Хезболлы. Ты сам видел…

– Я знаю только то, что ты мне сказала. Но я знаю, что он не тот, кто убил мою девушку, – почти кричу я, чувствуя, что сейчас взорвусь.

Надрыв в голосе меня пугает. Я заставляю себя успокоиться. Закрываю руками лицо, делаю глубокий вдох.

– Я знаю только то, что вы мне сказали. Луизу убил не он. Ты мне солгала.

Что-то в ее осанке меняется. Сьюзен расправляет плечи, выпрямляет спину, расслабляет мышцы лица, поднимает подбородок. Я знаю эти жесты. Готовит новую ложь.

– Возьми себя в руки, – говорит она. – Что с тобой? Почему ты вытащил меня из дома посреди ночи? Чтобы обсудить эти безумные теории?

Но я вижу, что все это спектакль. Что-то в глазах выдает ее. Что-то очень серьезное. Ее взгляд мечется, выдавая ее с головой. Она лжет. Но ложь дается ей легко. Тут что-то другое. Словно часть ее хочет рассказать. Словно часть ее думает, что с нее хватит лжи. Это мой шанс.

Я достаю папку и протягиваю ей. Это мой способ проникнуть через ее броню, заставить ее заговорить.

– Скажи мне, Сьюзен, пожалуйста. Все равно я уже все знаю. Все в этой папке. Посмотри.

Я говорю это спокойно. Мне удалось взять себя в руки. Откашливаюсь. Протягиваю папку. Сьюзен стоит, опустив руки вдоль тела. Так мы и стоим. Каждый в своей чашечке весов. Нужно совсем немного, чтобы нарушить равновесие. Сьюзен берет папку, но не открывает.

Не знаю, сколько длится этот момент странной, холодной как лед интимности между нами. Может, только секунду, может, дольше. Внезапно в отдалении раздается автомобильная сигнализация. Я жду, пока она не стихнет.

– Это вы убили Луизу, – шепчу я. – Ты убила Луизу.

Сьюзен делает шаг назад и тяжело опускается на холодную мокрую скамейку. Папку она кладет на колени. Взгляд устремлен на темную воду.

Я сажусь на корточки перед ней и с замиранием сердца жду ответа. Она поворачивается ко мне, смотрит на меня. Обнаженным беззащитным взглядом. Во взгляде больше нет лжи. Из сумки она достает салфетки. Отворачивается, промакивает уголки глаз, сморкается.

– Но ты же всегда это знал? – спрашивает начальница.

Голос у нее тонкий, как у птички. Я молчу. Мне странно видеть ее такой беззащитной. Она похожа на маленькую девочку, на ребенка. Как и мне, ей пришлось пройти весь этот путь в одиночестве. Мы с ней две пули одного калибра, но с разными траекториями. Ее путь всегда лежал вперед и вверх. Мой путь всегда вел к самому себе.

Сьюзен с ее острым умом, ее природными лидерскими качествами. Сколько всего ей пришлось пережить? Как она переносит всю эту пустоту?

Когда она начинает говорить, она обращается не ко мне, а к себе самой, к памятнику, к прошлому.

– Мы это не планировали, естественно. Все просто пошло не так. Но я этого не знала. Тогда не знала. Никто из нас не знал. Наша операция в Дамаске была русской куклой, матрешкой. Ты был ее верхним слоем. Я тогда только начинала карьеру. У меня не было опыта. Ты был первым агентом под моей ответственностью. Я раньше не координировала операции. Я даже не работала на местах. Париж не считается. Никто не проинформировал меня о том, что мы поставляем оружие сирийцам. Но я сама виновата. Я была слишком наивной, чтобы это не понять. Тогда я знала только, что существуют разные уровни ответственности, что другие люди выше меня принимают решения с учетом обстоятельств, о которых мне ничего не известно. Всегда кто-то допускает ошибки, за которые надо расплачиваться. Кто-то кому-то должен. Поставки оружия режимам были как раз такой расплатой за ошибки, допущенные в прошлом. Плохо продуманный компромисс, который был обречен на неудачу. Нередкий в годы холодной войны. Ты знаешь, как это было. Левая рука не знала, что делала правая. Как это работает, я поняла только спустя много лет работы.

Я осторожно поднимаюсь, выпрямляю ноги. Мне страшно, что она прекратит рассказ, больше похожий на исповедь. Я осторожно присаживаюсь рядом на холодную скамью.

– И когда ты узнал про поставки оружия и я поняла, что к чему, мне пришлось обратиться за советом к Даниэлю, он тогда командовал операциями. И он сказал только: «Хорошая работа, милая. Спасибо. Об остальном мы позаботимся».

И тогда я поняла, что все плохо. Потому что они сказали: «Об остальном мы позаботимся». А теперь мне самой приходится произносить эту фразу. – Она криво улыбается, качает головой, вглядывается в темную воду, ищет взглядом белые колонны на другой стороне. – Это не я приняла решение тебя убрать. Я не отдавала такого приказа. Конечно, это сейчас не играет никакой роли. Меня даже не проинформировали об этом решении. Я узнала обо всем потом. Как и о том, что так они пытались избежать утечек информации. Если честно, я не знаю, кто отдал приказ. Возможно, Даниэль. Возможно, вышестоящее начальство. И я не знаю, кто подложил бомбу тебе в машину. Я только знаю, что это сделали мы.

И вот мы здесь, под грузом правды, которой я всегда боялся посмотреть в глаза. Правды, которую предпочитал не видеть. Правды, от которой я бежал всю свою жизни. У меня кружится голова. Я цепляюсь пальцами за скамью, чтобы сохранить равновесие. Моя собственная трусость предстает передо мной в новом свете. Безжалостном слепящем свете правды. Но сейчас не время для самобичевания. Нужно копать дальше. Узнать все.

– Почему вы оставили меня в живых после той неудачной попытки? Почему вы позволили мне жить?