Плутоний для «Иисуса»
Шрифт:
Полисмен изучил его, вернул владелице и, попросив извинения, сказал, что ему необходимо все же проверить автомобиль на предмет угона. Он посмотрел заводские номера седана и отошел к своему автомобилю.
— Он по компьютерной картотеке будет проверять? — спросил Марк.
— Наверное.
— Может, ему дать вознаграждение?
— Много у меня нет, а с маленькой суммой нечего и подходить — посадит.
Вернулся полисмен, сказал, что автомобиль в угоне не значится, зарегистрирован действительно как имущество герра Шиллера, но, как полицейский, он не может позволить
Полисмен улыбнулся ей, улыбнулся и подмигнул Марку и сказал, что если водительского удостоверения не взял с собой и кавалер, то полисмен позволяет им доехать до ближайшего города, имеющего аэропорт, а там уже лететь самолетом, оставив авто на любой стоянке до тех пор, пока в сумочке у фрейлейн не появятся права на вождение указанного транспортного средства.
Кристина горячо поблагодарила его вслух, Марк также горячо — но мысленно, и они поехали.
— Доверчивые у вас полицейские! — заметил Марк.
— Не всегда. Это только для нас с тобой. Так что доедем до Франкфурта, а оттуда — самолетом.
— Ты думаешь, он проверит, не обманули ли мы его?! — поразился Марк.
— Нет. Я думаю, к вечеру он вообще про нас забудет, но я привыкла оправдывать доверие.
Марк благоразумно промолчал.
В Мюнхене моросил вялый, мелкий дождь. Поздний вечер, время и без того не самое лучшее, из-за промозглости своей казался еще более неприглядным и неприятным.
Хельмут Шиллер, прямой, худой и от того как будто еще более высокий, стоял у огромного окна, бессмысленно глядя на огни города.
В глубине комнаты на диване возле низенького столика с напитками восседал потный Борис Лазкин. Отсюда до острого слуха Шиллера доносились вздохи и хлюпанье: Лазкин пил пиво. А герр Хельмут раздражался. Не то чтобы ему жалко было напитков — действовали на нервы эти свинячьи звуки.
— Борис, не пейте столько! Вы посадите, к черту, почки!
— О, господин Шиллер, я не уверен, что доживу до того времени, когда сей напиток начнет вытворять с моим пузырем свои коварные штуки.
Шиллер поморщился. Шутки этого неопрятного человека были подобны переработанным организмом еде и питью. Но судьба свела его с русским полукровкой, который ставит деньги превыше всего на свете, как все сорвавшиеся с цепи плебеи из загадочной и странной варварской страны.
— Мне нет дела до вашего пузыря, Борис, но ваше пристрастие может отразиться на голове. А мне нужна ваша голова. Прочие органы оставьте патологоанатому.
Лазкин рассмеялся, хотел было что-то ответить, но в этот момент в кабинет, предварительно постучавшись, вошел рослый малый в костюме, пиджак, идеально сидевший на нем, слегка оттопыривался под левым плечом. Борис не знал, кто это такой, понял только, что держит его Шиллер для различных деликатных поручений. Борис был уверен, что в списке его обязанностей наверняка имеется пункт об устранении неугодных так же, как в том,
что Шиллер называет его Янус.Янус подошел к хозяину, что-то негромко сказал ему.
Шиллер кивнул, с чем-то соглашаясь, и отпустил помощника. Затем повернулся к Борису и сказал:
— Забудьте пока о пиве: обнаружилась одна пропажа.
Снова отворилась дверь. Слегка развязно и в то же время немного робея, вошел Марк Майер, он же Геннадий Бобров по кличке Секач.
— Добрый вечер! — поздоровался он по-немецки.
— О, наш друг владеет европейскими языками! — приятно удивился Шиллер.
— А это кто? — с ленцой спросил Лазкин.
— Я Секач! Из Челябинска.
Борис поперхнулся остатками пива, раздраженно швырнул пустую банку в угол.
— Ведите себя в рамках, Борис! — одернул его Шиллер.
— Вот черт! Совсем забыл, что у вас урна с крышечкой, — смущенно пробормотал Лазкин.
— О вас говорили как о правой руке господина Колбина, Секач. Правильно?
— Правильно.
— Вы несколько задержались…
— Иные совсем не доехали.
— Может быть, вы знаете — почему?
Марк уловил сарказм в голосе Шиллера. Внезапно, но очень вовремя ему пришла в голову мысль — выступить пусть с абсурдным, но обвинением. Это должно быть вполне в духе того образа мышления, каким может обладать бывший наемник и убийца.
— Я не знаю — почему, но догадываюсь — кто.
— Кто же, по-вашему?
— Ты! — ткнул Марк пальцем в Шиллера. — И вон тот боров!
— Полегче, красавчик! — буркнул нестрашно Лазкин.
— Это становится интересным. Вы можете аргументировать свое подозрение?
— Что-что? Не понял! — ответил Марк.
Он решил, что воровской человек может знать иностранный язык прилично, но не на уровне второго родного.
— Объясните, почему вы думаете, что это мы организовали катастрофу? — более просто и неуклюже сформулировал вопрос Шиллер.
— Так ведь просто: вам не хочется платить за товар, вот вы и убираете всех лишних…
— Вместе с товаром? — насмешливо спросил Шиллер.
— Что? — переспросил Марк, потом, будто дошло, добавил: — А кто вам мешал взять товар до того, как самолет поднимется в воздух?
— Мы не брали, — заверил немец. — Мы очень долго и терпеливо ждали вас здесь. Вас мы дождались… хотя бы на третий день…
— Скажите лучше, кого вы купили — Месхиева или Лиса? Я видал по телевизору, что нашли только три тела.
— Мне нравится ваш образ мышления, Секач, — одобрительно кивнул Шиллер. — Я тоже думаю, что кто-то купил одного из наших товарищей. Но кого? Если не вас, то кого?
— Если бы обманул вас я, зачем мне к вам переться?
— Логично, — согласился Шиллер. — Однако в наше время логика не столь популярна, как во времена расцвета математики.
— Пива не дадите? — спросил Марк.
— О, прошу прощения! Пожалуйста, угощайтесь!
Марк взял холодную банку, открыл, хлебнул, правда, в отличие от Лазкина, без лишних звуков, сказал доверительно:
— Будь у меня возможность кого-то убить безнаказанно, убил бы вдову моего патрона Колбина. Не женщина — дерьмо!