Плутовской роман: Жизнь Ласарильо с Тор-меса, его невзгоды и злоключения. История жизни пройдохи по имени дон Паблос. Хромой Бес. Севильская Куница, или Удочка для кошельков. Злополучный скиталец, или Жизнь Джека Уилтона .

Случилось так, что занемогли двое слуг Леопольда, его поверенные в амурных похождениях, а он, хотя мог бы воздержаться от своих привычек на то время, пока надо было оказывать внимание Маргарите, вовсе не думал об этом, но лишь о своем удовольствии; вот он и решил выходить на ночные, прогулки в обществе Фелисиано, зная того как человека сильного и надежного; три или четыре ночи подряд приходили они с Фелисиано в один дом и покидали его уже к утру; Фелисиано, хоть и заходил внутрь, но сперва не любопытствовал, кто хозяин этого дома, и лишь на третью или четвертую ночь, любезничая со служанкой, которая была не прочь последовать примеру госпожи, он спросил, кому принадлежит дом и кто эта дама, пленившая Леопольда.

Любовь — плохой хранитель тайн; к тому же служанка, ясное дело, выболтает все, о чем ее ни спросят; Фелисиано услыхал, что дом принадлежит тетке его господина и что дама, с которой наслаждался Леопольд, это сестра дона Педро, — правда, Леопольд дал ей слово, что женится, и продолжал это обещать, так как его дама, живя очень уединенно, знать не знала о предполагаемом браке Леопольда с его кузиной. Узнав такую новость, Фелисиано на другой день поспешил ее сообщить своему хозяину; велико было изумление дона Педро и негодование против сестры, хотя поведение Леопольда, с которым отныне связала его судьба, породило в нем надежду, что все это может облегчить его задачу, — ему было ясно, что, пока он жив, он, дворянин, равный Леопольду по знатности, не допустит, чтобы тот женился на другой женщине, кроме как на его сестре, которой обязан вернуть честь. Чтобы придать событиям нужное направление, дон Педро велел Фелисиано сказать служанке о том, что Леопольд помолвлен со своей красавицей кузиной, да всячески расписать ее красоту, чтобы служанка поспешила передать это его, дона Педро, сестре, а сам решил ждать, как та ответит на оскорбление.

Все пошло по-задуманному, и на следующую ночь донья Бланка (так звали сестру дона Педро), уже обо всем уведомленная, имела с Леопольдом длинное объяснение — причем Леопольд решительно отрицал, что помолвлен и что намерен жениться на кузине, и старался на этот счет успокоить донью Бланку. Она притворилась, будто поверила, решив про себя завтра разузнать все точно, и выпроводила Леопольда; тот ушел, очень довольный тем, что его дама успокоилась, однако с намерением так скоро к ней не возвращаться и сказаться больным. В эту н «е ночь дон Педро узнал от Фелисиано, что произошло между доньей Бланкой и Леопольдом; он сильно огорчился, что сестра дала себя убедить бессовестному обманщику, но положил выждать еще два дня, посмотреть, как поступит сестра, и приказал Фелисиано наблюдать за ее домом.

На следующий день после разговора с Леопольдом Бланка, терзаясь ревностью, почувствовала, что не в силах дольше сносить неизвестность, и пожелала узнать о своем позоре из верного источника, от самого маркиза; она наняла карету и, прикрывая лицо, подъехала к его дому, да только в неудачный час — когда она взошла на галерею, чтобы попросить слуг позвать посла, ей встретился Леопольд; сразу узнав ее, он догадался, что она явилась не за чем иным, как известить посла о его, Леопольда, обещании жениться и показать его письма на этот предмет; так в действительности и было — донья Бланка накануне лишь притворилась, будто верит оправданиям Леопольда и его клятвам, что он и не думает жениться на своей кузине, а сама втайне решила завтра же узнать у посла всю правду. Леопольд ее приветствовал весьма любезно, но она глядела на него хмуро, что лишь укрепило его подозренья; сказав, что должен поговорить с ней о чем-то важном, он попросил ее пройти в комнату, где им не помешают; Бланка настаивала, что хочет вначале повидать посла, а Леопольд удерживал ее, уверяя, что посол-де занят чтением прибывшего из Германии письма от самого императора. И так горячо он ее убеждал поговорить с ним прежде, чем с послом, что Бланка наконец уступила; Леопольд тогда попросил дона Педро провести эту даму к себе в комнату, пока он, Леопольд, не найдет времени переговорить с ней, а сам поспешил подготовить дядюшку и кузину; лицо Бланки было прикрыто, и дон Педро не узнал ее, хотя по всему, что ему стало известно, заподозрил, что это его сестра; также и Бланка не узнала брата — слишком чудно он был выряжен, да к тому нее в очках, делавших его неузнаваемым. дон Педро провел сестру в свою комнату и, заперев ее там, вернулся узнать, как Леопольд намерен поступить с этой дамой; Леопольд же замешкался у дяди и послал слугу сказать дону Педро, чтобы тот занял даму беседой и извинился за него, — срочное, мол, дело мешает ему прийти к ней тотчас, но ждать ей придется недолго. Дон Педро вернулся в свою комнату и замкнул дверь изнутри, чтобы остаться с дамой наедине. А между тем Маргарита, узнав, что ее кузен беседовал в галерее с какой-то дамой, прикрывавшей лицо, и потом попросил дона Педро увести ее к себе, загорелась ревностью и решила узнать, кто эта незнакомка; сделать это ей было нетрудно, так как ее комната сообщалась с комнатой дона Педро и ключ от дверного замка был у Маргариты; тихонько, чтобы никто не слышал, она отперла дверь, и как раз в это мгновенье в комнату вошел дон Педро — сестра его, не опасаясь, что ее могут увидеть, сидела с открытым лицом и ждала Леопольда. Она не успела прикрыться, как дон Педро, убедившись, что перед ним сестра, сказал ей:

— О женщина, недостойная носить благородное имя, унаследованное от предков, и называться моей сестрою! Возможно ли, что ты, позабыв о приличиях, поверив пустым обетам, явилась в этот дом унижаться и оглашать свой позор — умолять того, кто тебя забыл, убеждать того, кто подло тебя обманывает? Ежели, ослепленная любовью, ты так жаждешь этого союза, у тебя есть родственники, которым ты могла довериться, а не предавать, закрыв глаза, свою честь во власть человека, от которого можешь ждать лишь презрения, — ведь это видно по его поступкам, коль ты способна их оценить: расточая тебе лживые уверения, он в то же время готовится к браку со своей кузиной; любовь настолько заполонила тебя, что во всей столице лишь ты одна не знаешь об их помолвке. Когда бы не уважение к этому дому, я вот этим клинком лишил бы тебя жизни, дабы дать урок всем женщинам. Ужели ты настолько пренебрегаешь послушанием пашей тетушке, что позволила Леопольду войти в ваш дом? Ты решилась подвергнуть опасности свою честь, когда не уступаешь ему в благородстве и знатности? Твое счастье, что в это время я оказался в столице, хоть и выряженный шутом, — уж я позабочусь о том, чтобы Леопольд не насмеялся над тобой. Отвечай же мне, легковерная, до чего дошла ваша связь, чтобы я мог надежно поправить дело, и не вздумай скрывать правду — речь идет не менее как о твоей чести и жизни.

Удрученная донья Бланка слушала эти слова, потупив очи и проливая сверкавшие, подобно жемчужинам, слезы. Бедняжка была в таком горе, что долго не могла произнести ни звука, по наконец, повинуясь настояниям брата, вкратце поведала ему, как Леопольд, увидев ее на одном празднестве и воспылав страстью, узнал, где она живет, стал прохаживаться мимо ее дома, слать письма и, не скупясь на нежные слова, добился того, что она впустила его в дом; а затем, пообещав жениться и подтвердив это письменно и при свидетелях, удостоился и высших милостей. Итак, дама рассказала брату все, как было, и он, чтобы немного се утешить, обнадежил ее, что заставит Леопольда выполнить обещанное.

Всю эту беседу прелестная Маргарита слышала, стоя в дверях, соединявших ее комнату с комнатой дона Педро, и была безмерно удивлена, что столь знатный человек, причем, как было видно по речам дона Педро, отнюдь не безумный, но вполне разумный, вздумал сделаться шутом и в таком облике появиться в их доме и в столице; причина этого превращения была ей непонятна, но смутная догадка, что, быть может, она, Маргарита, тому виною, закралась в душу; кроме того, ее возмутило двуличие Леопольда, который готовился вступить в брак с нею, дав письменное обязательство и клятву другой знатной даме; чтобы разрешить эти сомнения, Маргарита вышла из своего укрытия, где подслушивала разговор брата с сестрой; Бланка даже не успела закрыть плащом лицо, а ее брат — подавить свой гнев; однако, немного овладев собой, он сказал:

— Как? Вы были здесь в засаде, о чудо красоты, владычица души моей и царица дум? Вы предательски нападаете врасплох на нас, беспечных? Heronte это, ибо красота ваша, нежданно явившись взорам, может убить внезапной радостью, как порой убивает горе.

— Полно вам притворяться, любезный сеньор, — сказала Маргарита, — я уже знаю, что вы не тот, за кого себя выдаете, и что горю, гнетущему вас, более желанно страдать наедине, чем острить на людях; любопытство мое, сдобренное ревностью, обнаружило в вас бездну этого самого притворства, а в моем кузене Леопольде — куда больше хитрости, нежели можно было предполагать по его любовным клятвам; я хочу раз навсегда избавиться от недоумения и узнать решение загадки, вами заданной, от вас самих; но прежде я хотела бы, чтобы эта дама, ваша сестра, прошла в мою комнату, а вы сказали Леопольду, что она, не дождавшись его, ушла обозленная и не было, мол, никакой возможности ее удержать. Остальное предоставьте мне.

Она увела донью Бланку к себе и, утешая, сказала ей, чтобы та не отчаивалась, — все может обернуться куда лучше, чем она думает, видя презрение Леопольда и гнев брата. Оставив Бланку на попечение служанок, Маргарита вернулась к дону Педро, а тот, хоть вначале и был смущен ее появлением и тем, что она узнала о бесчестье его сестры, потом даже был рад, что ревность и любопытство Маргариты разоблачили его притворство и открыли ей истинный нрав ее кузена. Итак, приход красавицы Маргариты доставил дону Педро большую радость, и лицо его это ясно выразило; Маргарита велела ему сесть, уселась и сама и повела такую речь:

— С недавних пор меня осаждает столько сомнений и так я огорчена двуличным поведением кузена, что хочу искать у вас утешения и просить объяснить загадки, терзающие меня. Первая: почему вы живете вдали от столицы и слывете там человеком, обделенным судьбою? Вторая: как это вы решились в облике шута, потешника, появиться в городе, где обитает близкая вам и столь достойная особа, а именно донья Бланка, сестра ваша? Ведь если знатность ваша такова, как я предполагаю, вы должны были подумать о том, что пятнаете свою честь, выдавая себя за фигляра и нелепого чудака, одеваясь в шутовское платье и забавляя людей смешными выходками; уверена, что вы решились на это по какой-то весьма важной причине, и желаю, чтобы вы мне ее открыли и избавили от многих подозрений.

Прекрасная Маргарита умолкла, и дон Педро, повинуясь ее желанию, начал свой рассказ:

— Очаровательная сеньора, вам, конечно, известно, хоть на себе вы этого не испытали, что Купидон — всевластный бог, а потому каждый из смертных, в ком он зажжет огонь страсти, ищет способы, изобретает уловки и пробует разные пути, чтобы ее удовлетворить; крылатый этот бог, кому несут вассальную дань все уязвленные его убийственными стрелами, поразил одною из них мою грудь, когда я узрел божественную красоту вашу в Вильяфранке, родном моем городе; я расспросил, кто вы, узнал, что намерены вступить в брак и что отец ваш этим весьма доволен, а вы не слишком, ибо знаете нрав Леопольда, подтверждение чему я услышал затем из ваших уст; это меня ободрило, и, хотя дело о вашем браке было решено, я решился попытать счастья, избрав столь необычный путь; я позабыл о своем сане, знатности, благородстве, превратился в шута, в одержимого манией чудака, только чтобы быть представленным отцу вашему и вам; счастье мне сопутствовало, затея удалась, однако почтение к вам не разрешало мне объясниться, к тому же я опасался, что вы не поверите, да и срок свадьбы вашей был близок; и тут беда, приключившаяся с моей сестрой, и ваша ревность все переменили. Узнайте же, что зовусь я дон Педро Осорио де Толедо и происхожу из знатного рода, в котором соединились фамилии Вильяфранка и Асторга; мою грудь украшает орденский знак Алькантара, пожалованный мне за многие военные заслуги, и я имею надежду вскоре получить энкомьенду. Теперь вам известно мое звание и дерзкая моя мечта. Хочу, наконец, еще просить прощения — любовь и небесная красота ваша служат оправданием моей затее, которая помогла вам узнать истину о женихе и обратила мне на счастье слабость моей сестры; человек, обязанный вернуть ей честь, исполнит свое слово, либо я не буду жив.