Пляска на помойке
Шрифт:
— Ты на ней долго не проездишь!..
Но это была уже мелкая неприятность, и о ней Алексей Николаевич тотчас позабыл.
На перекрестке, за выключенной мигалкой, торговал зельем хорошо знакомый Алексею Николаевичу бойкий Слава. Прямо на столике стояли бутылки шампанского, водки, пепси-колы, фанты, пива. Он заколебался: может, остановиться и пополнить запасы. Нет, неудобно! Алексей Николаевич в который раз не привез ему свою книжку о генерале Скобелеве, которую обещал два месяца назад.
Он не мог знать, что уже, уже заработал некий высший хронометр, отсчитывающий секунды,
Его пятерка, их пятерка, почти ровесница еще не рассыпавшегося семейного союза и символ его, домашней лошадкой бежала, минуя деревню, за которой справа на проселке стоял металлический зеленый «Уазик» с крупными буквами «ГАИ». Алексей Николаевич механически поглядел на сломанный спидометр и прикинул: нет, скорость не больше шестидесяти. Все в порядке.
Когда до милиционеров оставалось каких-нибудь пятьдесят метров, Алексей Николаевич с удивлением, которое тут же обернулось тревогой, а там и ужасом, увидел, что «Уазик» резво выходит на шоссе, перерезая ему путь. «Что они делают? Сумасшедшие!» — только и сказал он себе и резко повернул вправо, обходя машину. И тут, прямо перед собой, метрах в десяти увидел вторую, желтую машину «ГАИ», которая уступом двинулась за первой.
Мозг не успел сработать, руки не повиновались вывернуть руль, правая нога не ударила на тормоз: все было слишком поздно. Огромное желтое пятно заслонило небо. Словно солнце ослепительно брызнуло в глаза вместе с осколками стекол.
Алексей Николаевич выскочил из «Жигулей», видя, как мгновенно сплющился мотор и капот превратился в гармошку.
Боли не было. По груди, по купленному только что Ташей спортивному костюму горячо и плотно бежала кровь. Рот был чем-то набит. Неужели осколками зубов? Алексей Николаевич стал торопливо и неловко выплевывать — это были куски стекла.
Три бравых милиционера, под хорошим газом, стояли вокруг него, ожидая, когда он наконец упадет.
— Я суворовец и ничего не боюсь… — скоровоговоркой проговорил Алексей Николаевич, макая руки в густеющую на груди кровь. Он взялся за очки, мажа щеки, и с удивлением обнаружил пустую оправу.
— Сейчас мы вас отправим в травмопункт, — сказал один, а второй простодушно добавил:
— Я, когда первая поехала, пошел за ней…
Оказывается, он даже не поглядел влево, на шоссе!
— Нет, мне надо в Домодедово… Я там живу… —бормотал Алексей Николаевич, вытаскивая из того, что еще пять минут назад было пятеркой «Жигулей», свою красивую спортивную сумку с ракеткой. Он был уверен, что все обойдется.
Как бы в подтверждение этого на сиденье, на побуревшей от его крови козьей шкуре, он увидел два целехоньких стекла от очков, которые послушно вернулись в оправу.
С обеих сторон притормаживали спешившие по шоссе машины, как раньше делал это и Алексей Николаевич, завидя автокатастрофу, чужую беду. Однако такой он не видел. Наблюдал лишь последствия, но не живую гибель машины и, может быть, человека.
Конечно, со стороны все казалось куда страшнее, чем изнутри: раздавленная пятерка и окровавленный человек перед ней. У желтого «Уазика» была лишь помята клепаная дверца, в которую воткнулся Алексей Николаевич.
Он вошел, влип, врезался в нее под прямым углом. Это, видно, и спасло его от гибели: мотор принял удар. Проезжавшие, гася скорость, смотрели на него с ужасом, а сам Алексей Николаевич был спокоен. «Как во время прогулки с доктором Люэсом…» — успел подумать он.Гаишники, видимо, были довольны таким оборотом: отвязаться поскорее от Алексея Николаевича, и дело с концом. Они остановили белые «Жигули». Молодой парень с готовностью согласился отвезти Алексея Николаевича.
— Как бы мне сиденье не запачкать, — бормотал тот, усаживаясь рядом с водителем.
— Ничего. Не бойся, батя, не дрейфь, — по-своему истолковал парень его слова. — Куда тебя?
— Недалеко есть больница… Правда, я там не был. Сразу за переездом на Домодедово…
Он еще бодро, не выпуская сумки, поднялся на второй этаж старенького здания, но уже схватило и в груди, и чуть ниже колена.
— Нет-нет! Я вас не приму! — всплеснула руками медсестра, милая девчушка с утиным носиком. — У вас, может, проникающее ранение! А у меня что? Йод и противостолбнячная сыворотка… Езжайте в аэропорт. Там травмопункт…
— Девушка! Родная! — взмолился Алексей Николаевич,— Ну, куда и на чем я поеду? Привез меня какой-то парень и укатил. Помогите хоть чем-нибудь…
— Вишь, как куртку извозили, — мягче сказала медсестра. — Жена, небось, будет ругать. Отмойте, пока свежая кровь.
Она перевязала ему рану под нижней челюстью, обмотав голову бинтом с заячьими ушами наверху, и сделала на колене сетку из йода.
— Как вас зовут? — спросил Алексей Николаевич, чувствуя, что левая нога пухнет и начинается большая боль.
— Таней, — отвечала сестра, доставая шприц.
— Как мою дочь! — обрадовался Алексей Николаевич.— Таня, дорогая, нет ли у вас спиртику? Внутрь?
Она молча подошла к стеклянному шкафчику и налила в мензурку прозрачной жидкости.
— Разводить не надо, — благодарно сказал Алексей Николаевич.— Выпью и постираю куртку. А чем? Порошком?
— Я дам вам и порошок, и перекись водорода…
Пока он стирал в умывальнике холодной водой куртку, сочащуюся кровью, вошла старуха:
— Девонька, смеряй давление…
— У нас ведь не больница, а дом престарелых, — пояснила Таня, пока Алексей Николаевич отмывал кровь. — И нет ничего. И снимка вам не можем сделать,
— Потом, потом, — говорил Алексей Николаевич, чувствуя, что уже не может опереться на левую ногу.
Зато куртка отстиралась. Когда он доплелся до стула, возле которого лежала его спортивная сумка, вбежал курчавый малый и с порога закричал:
— Где он? Я сейчас его машину видел. Вся разбита. В доску! И кровищи… Виноваты ребятки. Ах, это ты, — обратился он к Алексею Николаевичу. — Едем к гаишникам составлять протокол. Ты в трубку подуешь. И они... Им некуда деваться…/p>
— А ведь я хватил пятьдесят грамм спирта, — равнодушно сказал Алексей Николаевич.
— Когда? Где?
— Да вот только что… Попросил Таню…
— Это моя жена, — сказал парень и набросился на него: — Ну и дурак! Теперь они на тебя все свалят. Будешь им платить за помятую дверцу.