По агентурным данным

— Так и скажу.

«Скорее бы надо, — с тоской подумал Егор. — А то замучают парня».

Хижняк был почти уверен, что Максим попал в руки немецких отморозков.

АВГУСТ 1945, Дубровицы

Боевой товарищ Егора, Максим Орлов, сидел на ступенях хаты с вывеской «Дубровицкий сельсовет». Над ним возвышался молодой мужчина с вальтером за поясным ремнем. Вьющиеся светлые волосы, прямой нос с россыпью бледных веснушек, острый, неприятный взгляд светло-серых глаз. Прямо-таки чистокровный ариец, если бы не веснушки. Но бабам такие нравятся, думал про себя Максим, стараясь скрасить ожидание всякими пустяшными мыслями. Солнце клонилось к вечеру.

Конечно, они с Верой — он старался привыкнуть к ее настоящему имени — потеряли счет времени. Тот самый случай, когда счастливые часов не наблюдают. Утомленные ласками, забывшие, где они и что им угрожает, они очнулись от блаженного полусна уже к утру, разбуженные звонким птичьим гомоном.

Путь к Дубровицам оказался долгим — шли они лесом, остерегаясь выходить на дорогу, по которой сновали машины.

Итак, в Дубровицы они пришли к вечеру, и Вера сразу ушла в сельсовет.

— Здравствуй, Курт! — начала она, войдя в кабинет председателя.

Тот стоял у окна приемной, из которого была видна дорога к селу.

— Какого черта ты здесь делаешь, Вера? — С ходу зашипел Домбровски. — И кто этот тип? Это место совершенно секретно! Это моя ставка, если хочешь! Кого ты привела сюда?

— Подожди, Курт, не сердись! Этот человек может оказаться очень нужен нам, нашему делу.

Торопясь, волнуясь, она стала рассказывать. Курт ходил по кабинету, заложив руки за спину, посматривая на соратницу и наложницу. Влюбилась, что ли?

— И ты вытащила его из тюрьмы? Ты с ума сошла?

— Ты должен гордиться мной! Я вышла на людей из группы Казимира, они знают о схроне группы. Ты же сам говорил, там ценности на крупную, очень крупную сумму. Неужели нам не нужны средства?

— Но кто сказал, что он не врет тебе, этот молокосос?

— Поговори с ним.

— И он будет знать меня в лицо? Мне удавалось так долго и успешно осуществлять свою деятельность потому, что никто не знает, кто я и где я. Я сижу в этой вонючей деревне, среди грязных чумичек и пьяных стариков во имя моей, твоей безопасности, безопасности наших людей. И ты приводишь сюда чужака!

— Но он не чужак! Он просто из другой группы! Ты не имеешь права пренебрегать такими людьми! За ним еще двое опытных диверсантов. А что, у нас так много профессионалов? Окрестные бандиты — вот наша армия. Разве можно на них полагаться в серьезных делах? Ты ведь планируешь крупную акцию на стадионе, не так ли? Там будет половина города, все руководство края и, разумеется, вся городская милиция и подразделения НКВД. И ты собираешься устранить их, имея за спиной кучку бандитов?

— Что ты несешь? А люди из лесного лагеря? На них я делаю ставку.

— Но и эти не будут лишними.

— Ты влюбилась? — остановился он прямо перед ней. Глаза его шарили по ее лицу.

Он знал ее как никто другой. Он, ее куратор, наставник, любовник. Он знал каждое движение губ и глаз, каждый взмах ресниц. Ему было известно, что стоит за каждой из улыбок ее красивого лица. Ей было не обмануть его, так думал он.

А она думала о том, что сейчас в ее руках. Жизнь, нет, две жизни. Потому что она уже не мыслила себя без юноши, который сидел на ступенях, и ждал…Спасения? Смерти?

Она смотрела Курту прямо в глаза. Ореховые радужки мерцали в пробивающемся сквозь ставни солнечном свете, отливая мягким медовым цветом. Она смотрела спокойно и смело. Она улыбнулась ему, и ямочки заиграли на щеках.

— Послушай, он моложе меня на шесть лет! Я не настолько стара, чтобы увлекаться детьми, пусть и хорошо обученными убивать.

— А он в тебя? Он влюблен?

— Понятия не имею. Может быть… Ну и что? Мало ли кто в меня влюблен. Оставим это. Ты обещал увезти меня в Америку. Или передумал?

— Нет, не передумал. В день городского праздника, когда вместо салютных залпов прогремят взрывы… В этот день мы скроемся.

Как он высокопарен. Даже в разговоре о тысячных жертвах, думала Вера, боясь обнаружить отвращение. И она снова улыбнулась. Он чуть улыбнулся в ответ.

— Ну хорошо, хорошо.

Нет, она не врала. Она не влюблена. Просто заигралась… Видимо, от нервов…Работа у нее действительно опасная.

— Документы? Они готовы?

— Да, господин майор! — четко отрапортовала Вера. — Все в нужном количестве. Все абсолютно надежны. Хранятся у пани Владлены, в ателье.

— Хорошо, молодец. Ладно, пойду, посмотрю на твоего мальчика. Видимо, королеве все-таки полагается паж.

Пока шел этот длинный, нервный разговор, Максима караулил возле двери молодчик с лицом арийца. Деревенская улица была пуста. Иногда откуда-то из-за плетня слышалось кудахтанье куриц, да валялась в тени под вязом вислоухая собака, окруженная щенками. Один из них подбежал на косолапых лапах в Максиму, лизнул протянутую руку, полез на колени целоваться.

— Не тронь собачку, — лениво процедил конвоир.

— Так она сама ко мне льнет. Девочка. хорошая. — он потрепал щенка по загривку.

— Да уж, видно, что девочки к тебе льнут, — нехорошо ухмыльнулся охранник.

Максим поднял голову.

— А к тебе, видать, и близко не подходят.

— С чего это ты решил?

— Дерьмом от тебя за версту несет, — невозмутимо произнес Максим и прыгнул в сторону.

Сапог, которым его намеревались ткнуть, попал в пустоту, охранник свалился со ступеней, Максим уже стоял за его спиной.

Дверь отворилась, Курт Домбровски имел удовольствие наблюдать эту картину. За его спиной, сдерживая смех, стола Вера.

— Мирослав Иванович! — завопил охранник.

— Заткнись, Анджей! — оборвал его председатель. — Ты побудь здесь, — обернулся он к женщине. — А ты иди за мной, — небрежный кивок в сторону Максима.

Они вернулись в кабинет.

— Так получается, Мирослав Иванович, что нужна нам ваша помощь! — горячился Максим. — Старшой мой, Богдан, точно знает место, где прикопаны камушки и ружье, и деньги… Пана Казимира-то Чека расстреляла, многие при захвате полегли, а нас, трое — Богдан, Тарас и я — мы сумели выскочить из котла и скрыться.