По делу обвиняется...
Шрифт:
— Простите, как проехать на Садовую? — вежливо перебивает его счастливчик.
— Четвертая остановка, — так же вежливо отвечает Леня.
Алишер смеется в сторону.
Вскоре они подходят к дому. Поднимаются на третий этаж. Долго звонят — но никто не открывает: Гарика, бывшего Лёниного одноклассника, нет дома. Алишер и Леня огорчены. Гарик недавно вернулся из Каракумов и обещал показать интересные снимки — он кинооператор, а заодно и прекрасный фотограф...
— Жаль, он, наверное, поехал к жене, — печально изрек Алишер и смотрит краем глаза на Леню.
Леня задыхается от негодования.
— Ты что, спятил? К какой жене?
— К своей, естественно. Гарик слишком
— Когда он успел? Кто она?
— Представь себе, все произошло по лучшим современным стандартам: вчера познакомился, сегодня женился. Она — студентка медучилища, мечтает стать стоматологом. Кстати, у нее — хорошенькая подружка, и Гарик пытается меня охмурить, ему хочется, чтобы я тоже полетел на семейный жертвенник и сгорел на нем дотла. Без остатка. Ему, видите ли, одному пропадать обидно. Не хочет сам взбираться на эшафот, за компанию погибать веселее.
Леня кивает. Странная штука — брак. Он похож на осажденную крепость. Те, кто находятся снаружи, штурмуют ее и стремятся ворваться туда, а те, кто находится там, стремятся вырваться из нее. Кто это сказал: и в браке и в безбрачии есть свои недостатки, но из этих двух состояний предпочтительнее то, которое еще возможно исправить.
На обратном пути их застиг ливень. Они долго стояли под коротким козырьком газетного киоска у троллейбусной остановки.
— Алишер, это ты?! — кричит кто-то с другой стороны улицы, и Леня узнает в приближающейся к ним насквозь промокшей фигуре Виктора.
— Поздравляю тебя с успешным завершением научного эксперимента, — улыбается Виктор и сует Алишеру в нагрудный карман какую-то бумажку. — Признайся, ты уже не рассчитывал когда-либо получить свои миллионы? — Тут он оборачивается в сторону Лени и издает свое традиционное: — Позвольте, я вас где-то видел, молодой человек... Ах, да, вспомнил.
Леня, кивнув Алишеру, бежит к подошедшему троллейбусу.
— Тебе только кажется, что ты все знаешь, — начал с порога Соснин, входя в кабинет. — А между тем, у тебя есть большие пробелы. Вот, например, сколько у нас в городе зеленых «Жигулей» модели 2101? Молчишь? То-то. Сие известно только ГАИ. Агзамов из учета и регистрации аж закряхтел, когда я ему наш запрос принес. Разворчался старик: что это всем зеленые «Жигули» понадобились? Только, говорит, от одного запроса такого по столкновению отделались, так там хоть две последние цифры были. Ну я его утешил: у нас все чисто — цифр никаких. Так сколько у нас в городе таких машин? — повторил Соснин свой вопрос. — Молчишь? Не отмолчишься, я тебя все равно обрадую. Сто тридцать семь, ни больше ни меньше. А вот какой из этих машин управляет Крюков — ни статистика, ни даже ГАИ не знают. Это узнать должны мы, — сокрушенно вздохнул Николай.
— Насколько я понимаю, эта задача стоит конкретно перед капитаном милиции Сосниным?
— И тоже капитаном милиции, но Туйчиевым. Так будет точнее. А то мне, честно говоря, надоело вечно искать иголку в стоге сена. Список владельцев прилагаю. — Он положил перед Арсланом несколько отпечатанных на машинке листов. — Крюков в нем не значится.
— Предлагаю просить в помощь Манукяна.
— Идея! — оживился Николай. — Он везучий. Помнишь, как в деле Самохина? Давай, давай, к начальству. Попросим, поплачемся — не откажут.
Перспектива розыска одной машины из ста тридцати семи была не из приятных, но Манукяну всегда нравилось работать вместе с Туйчиевым и Сосниным: у них было чему поучиться.
Прежде всего Манукян осведомился, почему не воспользовались алфавитной картотекой ГАИ, по которой можно сразу
выйти на машину Крюкова.— Просто карточки на Крюкова нет, — пояснил Николай. — Вот и получается: машину он купил, зарегистрировал, а карточки нет.
— Может, по небрежности ее куда-то затолкали в другое место? — предположил Арслан.
— А может, Крюков по доверенности пользуется машиной? — высказал свое предположение Манукян.
— Знаете, — улыбнулся Соснин, — как в том старом анекдоте: и ты прав, и ты прав, поэтому надо искать...
— И ты тоже прав, — перебил Арслан, и все засмеялись.
Поиск отнимал много времени и сил у всех, но повезло опять Манукяну. На второй день он разрезал свой список из сорока пяти машин так, что каждая машина и адрес были отдельно, затем стал их группировать по методу, известному и понятному лишь ему. Потом он взял одну пачку, сказав: «Это на сегодня» — и уже в 11 часов вышел на Хакимова — владельца зеленых «Жигулей» № 78-15, который несказанно удивился визиту Манукяна.
— Ко мне уже приходили ваши товарищи. Я им все объяснил.
— Что вы им объяснили? Кто приходил? — в свою очередь изумился Манукян.
— Из милиции, машину искали, а я ее продал. Вот это и объяснил.
— А почему машина за вами числится, если вы ее продали?
— Видите, в чем дело. Машину я купил недавно, месяц тому назад, но решил продать по некоторым обстоятельствам, — Хакимов несколько замялся, видимо, не желая уточнять обстоятельства. — А сделать это можно только через год. Так я машину фактически продал, но официально покупатель пока ею пользуется по доверенности.
— А кому продали? — быстро спросил Манукян.
— Знакомому своему — Владимиру Григорьевичу Крюкову.
При этих словах Манукян чуть не подпрыгнул. Быстро попрощавшись с Хакимовым, он помчался в управление.
Услышав его рассказ, Соснин хлопнул ладонью по лбу и воскликнул:
— Все ясно! Когда Агзамов говорил мне про расшифровку зеленых «Жигулей», у которых известны две последние цифры, то это была она... Вот к чему приводит узкая специализация в милиции, — глубокомысленно заметил он и от души рассмеялся. — Издержки, так сказать, нашего производства.
Арслан и Манукян непонимающе смотрели на него, наконец Туйчиев не выдержал и сердито проговорил:
— Может, ты нам скажешь, в чем дело.
— Да в том и дело, что одну машину разные службы искали. Короче говоря, наш клиент ударил другую машину, — объяснил Николай. — Его задержали уже, наверное. Сейчас узнаем. — Он подошел к телефону и набрал номер.
Машину Крюкова, а с ней и его самого, действительно уже разыскали на станции техобслуживания в поселке Черновка в двадцати километрах от города. Там машину в срочном порядке ремонтировали.
Крюков выглядел подавленным и растерянным. Попросив разрешение закурить, он уже не выпускал сигареты изо рта, прикуривая одну от другой.
— Я понимаю, — начал он, заикаясь, — допустил непоправимую ошибку. До сих пор не могу понять, почему я так поступил. Вероятно, инстинкт самосохранения оказался сильнее интеллекта. — Крюков, казалось, не отвечает на вопросы, а рассуждает вслух. — Когда зацепил правым крылом «Победу», то вместо того, чтобы на тормоз нажать, в растерянности дал газу. Машина рванула, я еще больше растерялся и тут еще какую-то машину задел. Мне бы остановиться, — он горько вздохнул, — а тут шальная мысль: если машину быстро отремонтирую, то никто не узнает. Глупо, конечно. Я заскочил домой, взял деньги и в Черновку, на станцию техобслуживания. Там у меня ребята знакомые... Страшная нелепость... А все потому, что задумался, личные, понимаете ли, неприятности, расстроен был чрезвычайно.