По долинам и по взгорьям

С удовольствием распрямив затекшие ноги, расправлялись мы с горячей гречневой кашей, когда в горницу вошел вестовой.

— А ну, хлопцы, кто добровольно желает везти назад ответ? Дело срочное, важное!

Уставшие конники переглянулись. Я поднялся:

— Поеду.

Вручая мне пакет, комиссар сказал:

— Не зевай. С казаками не связывайся, чуть чего — удирай что есть мочи. — Он помолчал, потом добавил: — Ежели туго придется — пакет уничтожь.

Уже верстах в трех от Варнинской я вспомнил, что так и не успел напиться. А солнце пекло немилосердно, и меня начала мучить жажда…

Ехал очень долго. Уставший конь спотыкался. Уже загустели сумерки, а Парижской не было и в помине. Неужели заблудился?

Но вот вдали замигали огоньки. Станица! Только чья? Сердце захолонуло.

На гребне холма показались силуэты всадников. Раздался окрик:

— Стой! Кто идет?

В сознании мелькнуло: «Если туго придется — пакет уничтожь».

Ответил спокойно:

— Свой!

— Кто свой? Уралец? — спросили с холма.

«Ловят? Все равно уйду, если что…»

— Уралец!

— Пропуск?

— «Винтовка»! Отзыв?

— «Виндава»!

— Это Сашка! Ей-богу, Сашка! — радостно крикнули сверху.

Я узнал голос Виктора Суворова и погнал коня на холм…

В штабной избе был накрыт большой круглый стол. На нем стояли миски с горячими пельменями и клокочущий самовар. За столом сидели командиры и комиссары. Я подошел к Блюхеру, подал ему пакет, доложил:

— Задание выполнено. В схватке с конным разъездом противника убит один дутовский офицер.

Василий Константинович ободряюще улыбнулся и сказал:

— Садись, закуси пельменями да попей чайку с кишмишом. А потом иди к эскадронному и доложи ему, что я весьма доволен боевой службой его конницы, а тебе разрешил досыта отоспаться и дать отдых коню.

Не дожидаясь повторного приглашения, я быстро устроился за столом.

К семнадцатому апреля Уральские войска закончили окружение противника. Почувствовав угрозу полного уничтожения, Дутов распустил большую часть казаков по станицам. Но сам атаман с отрядом примерно в 400 человек, главным образом офицеров, в ночь на девятнадцатое апреля прорвался у станицы Наваринской, где находились небольшие силы южной группы Н. Д. Каширина, и устремился в Тургайские степи. Наш эскадрон, 2-я и 3-я екатеринбургские дружины начали его преследовать.

Утром двадцать третьего апреля удалось догнать Дутова в поселке Бриенском. Его пулеметчики открыли по атакующим сотням губительный огонь. Эскадрон спешился. Пришлось нашим артиллеристам развернуть батарею и обстрелять центр поселка. После этого сопротивление прекратилось. Но атаман с личным конвоем и штабом опять улизнул в степь, за речку.

Мы снова вскочили на коней. К нам присоединился Синяев на рыжей крупной лошади.

— Э-ге-гей, товарищ Митин! Прими на пополнение!

— Давай, Артамоныч, действуй, — кивнул Митин.

Проскакав по ветхому мостику через речку, кавалеристы увидели впереди растянувшиеся по степи повозки и пришпорили коней.

Зайдя сбоку, эскадрон отрезал обоз, в котором было около двухсот подвод. Казаки, прикрывавшие его, рассыпались по оврагам.

Гнаться дальше за атаманом на измученных длинными переходами конях не имело смысла. Повернули обратно в поселок и тут заметили: нет нашего бородача Синяева. Мы встревожились. Но напрасно: Артамоныч, живой и здоровый, вскоре объявился, ведя в поводу двух коней — своего, рыжего, и трофейного, серого в яблоках. А впереди него ковылял спотыкающийся толстяк в бекеше с погонами военного чиновника.

— Ого! Где это ты такого борова подцепил? — изумился Митин, разглядывая синяевского пленника.

— Да приотстал я с конем моим. Притомился он. Вот и набрел я в овражке на этого… Он со страху как завизжит: уйди, мол, убью, и шашкой машет изо всей мочи. Ну, я его и угостил плетюганом. Не понравилось это ему. Хлипким оказался, враз плюхнулся на землю, как утюг. Вот и тащимся теперь медленным маршем, он аж взмок, не хуже моего Рыжика.

В Бриенском дружинников ждал хороший обед, приготовленный казачками для офицеров Дутова. Но на следующий день после короткого отдыха мы вновь пустились в погоню. Нам удалось настичь и уничтожить несколько мелких разрозненных групп дутовцев. А сам атаман переправился через реку Жерла и ушел в Киргизские степи.

В одной из стычек во время нашей погони за Дутовым получил тяжелое ранение командир взвода лихой конник Саша Смановский. Вражеская пуля сразила на скаку его коня, и всадник упал грудью на острые камни… Когда мы несли Сашу на руках в лазарет, он на минуту пришел в себя, чуть-чуть улыбнулся и прошептал побелевшими губами:

— Эх, не придется мне боле барыню плясать…

Через несколько дней екатеринбургские дружины получили приказ возвращаться домой, и первого мая наша дружина была уже в Челябинске. Здесь стояли эшелоны чехословацкого корпуса, сформированного в России еще до Октябрьской революции из военнопленных и предназначавшегося для участия в войне против Германии и Австрии. В феврале 1918 года корпус получил разрешение Советского правительства выехать через Владивосток во Францию и двинулся по Сибирской железнодорожной магистрали.

Чехословаки встретили нас дружелюбно. На некоторых вагонах было написано: «Да здравствует братская Советская Россия и ее революционная Красная Армия!» Никому и в голову не могло прийти тогда, что вскоре нам придется скрестить оружие.

А второго мая, подъезжая к родному Екатеринбургу, дружинники, с нетерпением ожидавшие радостных встреч с родными, друзьями и подругами, задорно пели:

Эх, здравствуй, милая хорошая моя! Чернобровая — похожа на меня!

ДАЕМ ОТПОР

Мама подсовывала мне то блин, то пшеничную румяную лепешку, приговаривая:

— Ешь, Санеюшко, ешь, да погоди отца слушать. Разве он понимает, что дите в походах-то оголодало? Все разговоры только разговаривает!

— Ого-го! Дите! — захохотал отец. — Слыхал, Санька: ты-то — дите!

Я сконфуженно улыбнулся, а отец продолжал:

— Перво-наперво, живой да здоровый воротился, конное дело знает. Да коня какого привел! Огонек, а не конь! Бабки сухие, вынослив, чистых степных кровей.

— Да хватит тебе толмить, дай парню поесть спокойно.

— А у нас радость: Илья вернулся.

— Да ну?!

— Вернулся. Демобилизовали, значит. А тебя как, тоже демобилизовали или что?

— Нет, тятя, ведь мы действующий резерв Красной Армии [6] .

— Это как, действующий?

— А так, в любой день призовут — опять пойдем.

— Ах ты, господи! — встревожилась мать.

— А чего господи? — нахмурился отец. — Видала, как их встречали нынче? Сколь народу собралось, все рабочее начальство речи говорило… Вон как! Почет им…

6

Пятнадцатого января 1918 года Совет Народных Комиссаров принял декрет о создании регулярной Рабоче-Крестьянской Красной Армии. На Урале, как и в других областях Советской России, начали формироваться красноармейские части. Первый Уральский областной съезд Красной гвардии, состоявшийся во второй половине февраля 1918 года, принял резолюцию о зачислении всех красногвардейских дружин в резерв Красной Армии. — Авт.