По дорогам идут машины

— Нет. Это парторг промысла. Товарищ Огурцов.

После парторга на трибуну, один за другим, стали подниматься слесари, мастера, операторы, инженеры.

От имени своих бригад они обещали собранию выполнить годовой план на месяц раньше срока. Они обещали дать родине сверх плана тысячи и тысячи тонн нефти. Они не только давали обещания, но тут же, с трибуны, рассказывали, как и почему смогут выполнить их, говорили о новых методах эксплоатации скважин, об ускорении сроков возврата в строй бездействующих, об увеличении межремонтного периода, о новых способах увеличения дебита.

Один за другим выходят на трибуну люди. Я слушаю их и жду выступления Бедирханова.

Наконец поднялся председательствующий и, держа бумажку, скрученную в трубку, сказал:

— Товарищ Бедирханов прислал записку о том, что ушел на девяносто девятую. Мастер поручил мне сказать от имени нашей бригады. Мы берем обязательство дать нефти сверх плана… — и тут он назвал такую цифру, что люди зашевелились на скамьях, заговорили.

Обязательство Бедирханова вдвое превышало обязательства всех бригад, вместе взятых.

Народ удивленно шумел. Председательствующий постучал карандашом по столу.

— А ты не ошибся, Орудж? — осторожно спросил Огурцов.

— Нет, не ошибся. А если контора бурения сдаст нам 3019-ю скважину на месяц раньше планового срока, то мы дадим стране… — и Орудж назвал еще большую цифру.

— Кто бурит 3019-ю?

— Ага Нейматулла.

— Это на море?

— На море.

— Сейчас мы ему позвоним.

Люди в красном уголке сидели молча, прислушиваясь к голосу Огурцова, раздававшемуся из соседней комнаты.

— Женя, дай мне 3019-ю. Кого нужно? Ага Нейматуллу нужно. А где он? Тогда соедини с парторгом. Здравствуй, Аракелов. Мне всеведущая Женя донесла, что Нейматулла у тебя. Передай ему, пожалуйста, трубку. Нейматулла? Привет. Огурцов. Ага Нейматулла, обязательство бригады Бедирханова зависит от вас. Если вы сдадите морскую 3019-ю на месяц раньше срока — они обещают дать… очень много обещают дать. Что вы на это скажете?.. Ладно.

Телефон коротко звякнул, Огурцов вошел в красный уголок и сказал:

— Ага Нейматулла обещал сдать 3019-ю на 36 дней раньше срока; он добавляет шесть дней для того, чтобы Мирза смог снова все продумать и подсчитать.

2

На следующий день, решив во что бы то ни стало разыскать Бедирханова, я отправился в контору первого промысла. Шел двенадцатый час, солнце палило нестерпимо, и асфальт подавался под ногами, как резина.

У дверей конторы, возле железной ограды, стояли парторг Огурцов, мастер первой бригады Кулиев, заведующий промыслом Николай Артемович Далакян и плечистый человек с рыжими запорожскими усами.

Все они сбились в тесный кружок, не сводя глаз с блокнота, на котором Далакян чертил что-то карандашом, объяснял схему, быстро говоря по-азербайджански.

Человек с запорожскими усами часто перебивал заведующего, видимо возражая, но фразы давались ему с трудом, и для большей убедительности он медленно шевелил своими толстыми пальцами. Впрочем, к словам его и Николай Артемович и остальные прислушивались со вниманием.

Все они были так заняты разговором, что не замечали готовящейся каверзы. Кто-то, забравшись в садик перед конторой, открыл водопроводный кран, прижал его ладонью и из-за дерева направил на Кулиева перепончатую струю.

Дерево было окутано белой водяной пылью и на ветках, то бледнея, то ярко светясь, висел прозрачный кусок радуги. Напор струи был слабым, и ветер легко относил ее. Вдруг струя выпрямилась и хлестнула по человеку с запорожскими усами. Он резко повернулся, и при этом на лацкане его пиджака блеснула Звезда Героя Социалистического Труда.

— Что это еще за шуточки… — начал было Николай Артемович, но усатый человек вдруг с неожиданной резвостью бросился за калитку палисадника.

Однако пока Герой Социалистического Труда подбегал к калитке, из садика через ограду перемахнул мокрый с головы до ног юноша и, очутившись на дороге, закричал своему преследователю:

— Давай поливай. С места не сойду. Давай, давай!

Воспользовавшись тем, что беседа неожиданно прервалась, я обратился к Николаю Артемовичу:

— Скажите, пожалуйста, где я могу найти мастера Бедирханова?..

— Я Бедирханов, — сказал тот, кого я принял за юношу. — Что хотите?

Передо мной стоял низенький, худощавый, черноволосый парень. На нем были синяя спецовка, брезентовые, заляпанные нефтью брюки и модельные, незашнурованные туфли.

Мы познакомились.

— Погоди немного, — сказал Бедирханов, сразу переходя на «ты», — кончу с начальством разговор… Товарищ заведующий, сейчас обеденный перерыв, и если вы еще будете спорить про восемьдесят шестую, буду опять заливать вашу комиссию. Обедать надо, а не спорить.

Через несколько минут Бедирханов повел меня на свой участок. Несмотря на маленький рост, Бедирханов шагал очень быстро. От спецовки его шел пар, и она на глазах пятнами высыхала.

— Интересно. Не давали трубы на восемьдесят шестой поднимать, — сказал Бедирханов. — Говорят, прихватило. А Гюль Бала Алиев, видал, Герой Социалистического Труда, 50 лет на нефти работает, тоже не верит, что прихватило… бывает, тянут так, что подъемник хвост задирает, так я же так не стану тянуть…

Бедирханов остановил проезжавшую мимо грузовую машину. Мы забрались в кузов, и машина помчалась по гладкой асфальтовой дороге. Мимо нас мелькали вышки, канавы, наполненные водой, мачты высоковольтной передачи, цистерны, трапы, газовые коллекторы, отстойники, компрессорные и трансформаторные станции, ряды серебристых, похожих на аэростаты резервуаров, трубопроводы.

Трубопроводов очень много: трубы разного диаметра — от тонких, полуторадюймовых до большущих, в обхват толщиной, — тянулись вдоль дороги, переплетались, огибали здания, скрывались под землей и снова появлялись; трубы лежали на земле, на деревянных козлах, на каменных стойках, виднелись в воде резервуаров. Из старых труб сделаны были перекидные мостики, перила, столбы, дорожные знаки и ограды. Трубы здесь — основной материал, такой же, как дерево в тайге.

Мы едем по тем местам, где еще в 1920 году была Биби-эйбатская бухта. Когда-то здесь на шлюпках и парусниках катались вечерами бакинские жители и, забавляясь, поджигали пузыри газа, выходящие на поверхность воды. Газ горел, и издали, с бульвара, казалось, что горит море.

Чем дальше мы едем, тем больше я удивляюсь. Промыслы кажутся пустынными… Ни одной живой души, кроме редких сторожей с винтовками, не видно вокруг.

Только у какого-то поворота из-за канавы неожиданно выскочил человек в тюбетейке, остановил нашу машину и, уцепившись за дверцу кабины, закричал:

— Опять к Бедирханову едете! Сейчас Далакяну звонить буду.

— К вам завтра утром приедут, — отвечал Бедирханов, — отпусти кабину, мы торопимся.

— А я не тороплюсь? Как это так завтра? Мне надо сегодня вечером кароттаж снимать.