По дорогам Вечности
Шрифт:
КоФФш встал, юноша развязал ему рукава смирительной рубахи, и саму рубаху снять помог.
Затем Саймон тихонько подозвал Димку и взял у него статуэтку, которая тут же обрела видимость. Глобус вскрикнул: статуэтка вызывала в нем не самые лучшие воспоминания.
– А ты руневен, что оно мне надо?
– жалобно проскулил Глобус.
– Перестань трястись! Встань спокойно и держи статуэтку!
– приказал твердым тоном Саймон, если тот не перестанет, придётся перейти к политике запугивания. Ведь это жизненно необходимо - поменять их телами обратно. Трусость тут явно не помощник.
КоФФш
– Аземч?
– не понял Глеб, думая, что это говорил Рейли.
– Надо, чтобы подействовало.
– Ну, хорошо, хорошо....
– Глобус откашлялся и произнес, чувствуя себя полным идиотом: "Ты такая... красивая... гируфка". Ничего не произошло, только шевельнула рукавом смирительная рубаха, лежащая у него под ногами. КоФФш огорченно уставился на Саймона, словно тот был продавцом поддельных вещей, и ожидал объяснений.
– Ты недостаточно старался, - объяснил чародей.
– Надо это с чувством произнести, а не так монотонно, как ты.... И, желательно, слова не искажать.
– Ты что, издеваешься?
– возмутился Глобус.
– Не буду я этого делать!
– А что тебе остается? Может мне уйти?..
– Нет! Не оставляй меня с этой куштовиной наедине!
– Тогда сделай то, что я прошу.
Ковшову пришлось подчиниться. Он выговорил с притворным удовольствием: "Ты такая прелестная, статуэтка!". Правда, последнюю букву в слове "статуэтка" он произнес с некоторым визгом. Саймон ухмыльнулся, глядя на него, это было забавное зрелище.
Древнежипский божок снова напустил на всех Густой фиолетовый туман, и снова Глеб с Димкой потеряли сознание.
Когда Глобус очнулся, туман уже развеялся. Он встал на ноги и посмотрел на свое отражение в зеркале. КоФФш видел в зеркале себя родимого и радовался:
– О, да! Я опять в себе! Моя душа в моем теле!
– это были первые строчки его будущей песни, хита мирового шоу-бизнеса. Пережитое сегодня он точно не забудет.
Саймон в это время поднял с пола статуэтку и придирчиво осмотрел. Эту штуку нужно держать подальше от людей.
– Асибопс за все!
– благодарил Глеб, прокручивая в голове замысел новой песни.
– Да ладно. Ничего особенного...
– ответил Саймон, прерывая бурю благодарностей.
– Димка, ты где?
– Здесь, кажется, - отозвался голос Морквинова.
– По крайней мере, надеюсь на это.
– А кто такой, этот газадочный Димка?
– поинтересовался КоФФш, проникаясь к своему спасителю симпатией.
– Он мой ручной невидимый Барабашка, - бросил Саймон, решив пошутить над ним и нагнать таинственности.
– Когда-то был духом статуэтки.
– А как он выглядит?
– заинтересовался Глобус.
– Не знаю, его же не видно. Хотя, что-то подсказывает, у него есть длинные клыки...
В этот момент Димка почувствовал, что должен вставить реплику. Ему не хотелось, чтобы Глобус был снова напуган.
– Я сам себя не вижу, и не представляю, на что похож.
– Как это грустно, не видеть самого себя...
– пробормотал Ковшов.
– Почему сразу "грустно"? Может, мне это
нравится?– перебил Димка.
– Всё, Дима, пойдем! Мы сделали всё, что могли, - решил Саймон, раздражаясь. Они и так провели здесь больше времени, чем рассчитывали.
Когда они подошли к двери, КоФФш крикнул:
– А как же я?
Он даже побоялся, что снова превратится обратно, и его так никто и не узнает.
– Ты остаешься тут, - распорядился Саймон и приоткрыл дверь, пропуская Димку.
– Это еще ачемуп?
– Выпустят они тебя, не беспокойся. А с нами нельзя.... Всё, пока! Если что, ты меня не видел, договорились?
Глеб Ковшов кивнул, зная, что он у него в долгу.
Юноши вышли, а дамочка, которая ждала их снаружи, заперла дверь.
– Ну что?
– поинтересовалась она.
– Все! Вылечил!
– воскликнул Саймон, и та расплылась в улыбке.
– Было очень приятно с вами сотрудничать.
Дамочка смотрела на него с восхищением. Ей хотелось взять номерок у этого молодого экстрасенса. Она даже успела поймать себя на мысли, что ее потянуло на тех, кто помладше, но справиться с собой не могла. Она проводила их до выхода, и когда решилась окликнуть, Саймон, к счастью, уже вышел на улицу...
***
Плитс Шпаклевич, начинающий театральный режиссер, а так же муж Марии Радужниковой, с самого утра был в хорошем настроении. Сегодня его любимой бирюзовой пуделихе Трапеции исполнялось пять лет. Эту собаку он любил даже больше, чем жену, только Мария, к счастью, не догадывалась об этой маленькой несправедливости.
По случаю праздника Плитс решил испечь вишневый пирог. Только, до этого Шпаклевич ничего, кроме макарон, сам не готовил.
Получилась откровенная гадость, а не пирог! Во-первых, Плитс вместо сахара добавил очень много соли, придал пирогу нелепую форму, похожую на чье-то сплющенное лицо, полил сверху вишневым джемом. Пирог, вдобавок еще и подгорел, к тому же, вместо корицы Плитс посыпал свое творение перцем.
Когда стол был накрыт и все сели за него, в том числе и две собаки: пуделиха Трапеция и Ленди (собака Карсилины), и разрезали пирог, в дверь раздался звонок.
– Мы кого-то ждем?
– удивилась тетя Маша.
Карсилина, отложив вилку, направилась открывать дверь.
– Привет!
– на пороге стояли Саймон с Димкой, причем, Морквинов держал в руках бронзовую статуэтку, которая и без приложения в виде него была странной.
– А у нас праздник, - сообщила Карси, радуясь тому, что они пришли.
– Вы как раз вовремя!
– Отмечаете успех очередной постановки Плитса?
– поинтересовался Саймон, проходя в прихожую и снимая ботинки.
– Нет. День Рождения Трапеции, - ответила Карсилина.
– У каждого режиссера свои странности, - заметил чародей, Плитс, видимо, один из самых необычных режиссеров, он даже фонд защиты дождевых червей открыть хотел. А что, Саймон бы пожертвовал ради прикола туда маленькую часть первой стипендии, ну просто крошечную.
– Привет, юноши!
– поприветствовал Плитс, выглядывая с кухни.
– Проходите и угощайтесь.
Тут его критический взгляд упал на статуэтку:
– Хотите преподнести это произведение искусства в подарок моей собаке?