По дороге с облаками

Зверек вдруг подскочил с кресла и яростно зашипел:

— Да мне все равно, кто она тебе. Если вы со мной не расплатитесь, обеим ноги повыкручиваю!

Мужичок брызгал слюной. Было видно, что он не шутит.

— Владимир, тащи сюда вторую.

Здоровяк кивнул и вышел за дверь. Зверек тем временем покинул свое место и подошел к большому плазменному экрану в углу кабинета.

— Вот, можете полюбоваться, что здесь сегодня происходило.

Коротенькими толстыми пальцами он стал нажимать клавиши пульта, и на экране показался один из залов ресторана. Головы всех клиентов были обращены в ту сторону, где на круглом столе, накрытом белой скатертью, выплясывала девушка в высоких ботфортах. Рядом с импровизированным танцполом сидели двое мужчин и подбадривающе кивали в такт танцу уже начинающей раздеваться стриптизерше. Через мгновение появились двое охранников. Один схватил девушку за ноги, но мятежница успела подхватить со стола кувшин и со всего размаху швырнула его в стену. Массивное зеркало, в которое угодил сосуд, разбилось вдребезги, за что девушка тут же получила отменный подзатыльник. Затем ее унесли.

Дверь кабинета распахнулась. На пороге стояла Вета. Обильный слой косметики, которой был загримирован утренний фингал, потек, сделав ее похожей на призрака. Правый рукав блузки был оторван.

— Катечка, я не хотела, забери меня отсюда! — проблеяла Вета.

«Ну все, пропала, теперь мне точно не отвертеться», — поняла Трошина.

— Да, заберите ее отсюда, предварительно уплатив компенсацию за разбитое зеркало.

— Сколько, — спросила Катя, съежившись от ожидания суммы.

— Пятьсот долларов.

Трошина подошла в Елизавете.

— Где деньги, которые я дала тебе утром?

— Нету, — всхлипнула девушка.

— А где они?

Лицо Кати приняло почти такое же зверское выражение, какое имел директор.

— Потратила на одежду, — призналась Вета и зарыдала.

Трошина едва сдержалась, чтобы не отвесить коллеге оплеуху.

— Дамы, давайте поступим так, — предложил зверек. — Мои люди проедут с вами туда, куда вам будет угодно, и заберут долг. И после этого, надеюсь, вы больше не изволите посещать наше заведение.

— Катечка, Катечка, ну прости меня, пожалуйста! — причитала Вета, пытаясь схватить Трошину за рукав пальто. Двое мордоворотов, только что забравших значительную долю Катиных сбережений, отъезжали от ее дома в темно-синем джиппе.

— Идиотка! Отвяжись от меня!

Она с досадой плюнула на асфальт и пошла домой.

— Вот тебе, мать Тереза! И шубка, и колбасный магазин. Выкуси! — снова обратилась она к своей вешалке, раздраженно сдергивая грязные сапоги.

Через час Трошина уже лежала в своей кровати, укрывшись одеялом до самого носа. Таких отвратительных дней ей давно не выпадало. Снова и снова в голове прокручивались обрывки воспоминаний, фраз.

— Пятьсот долларов, пятьсот долларов, — взвизгивал в ее сознании голос ресторанного божка.

— Пятьсот грамм колбасы. Вам с чем? С изюмом или с яблоками? — спрашивало засыпающее сознание нежным сопрано продавщицы из детства.

— С яблоками, лошадь в яблоках, — вступил сутенер Борис, и вдруг Катя провалилась в глубокий беспокойный сон. Она уже не слышала, как холодный осенний дождь тихо стучал по крышам чужой достроенной мечты.

Система естественной коррекции сна

Целую неделю Нину Федоровну Копчик, пятидесятилетнюю жительницу Ялты, мучила свирепая бессонница. Начиная с понедельника и до самой пятницы в общей сложности ей не удалось поспать и двадцати часов. Поначалу она пыталась применить хитроумную медитативную практику, о которой вычитала в местной газете. Суть снотворного упражнения состояла в «максимальной релаксации, достигаемой созданием в воображении приятной альтернативной реальности». Стиснув зубы и покрывшись испариной, Нина Федоровна изо-всех сил представляла, как ее тучное тело легко порхает среди мягких белоснежных облаков. Но в самый ответственный момент, когда обещанная релаксация, казалось, уже была очень близко, в голове вдруг начинал методично бубнить голос актера Леонова: «Я — тучка, тучка, тучка. Я вовсе не медведь…».

Основной причиной досадного расстройства Нина Федоровна считала полкилограмма отборного сала, привезенного ее сестрой из Винницы. Продукт отличался отменным качеством и обладал такой притягательностью, что исчез из холодильника так быстро, как капли слепого дождя высыхают на стальной крыше.

Тем не менее, сало было лишь ложкой меда в бочке дегтя, которую судьба преподнесла Нине Федоровне в ту злополучную неделю.

Все началось в понедельник, когда ранним утром позвонила подруга Люся:

— Хеллоу! — триумфально прогремел прокуренный голос на другом конце провода.

— Чего? — не поняла Нина.

— Хеллоу, говорю, ликбез!

— Что за буржуазные выходки, Люсинда?

— Ты сейчас сидишь, старая злюка? Если нет, то отыщи скорее табурет покрепче.

— Да что у тебя стряслось?

Люся выдержала коварную паузу.

— Помнишь, я говорила, что зарегистрировалась в одном брачном агентстве?

— Помню. Ты каждый день об этом говоришь, Люся.

— Так вот, вчера вечером они позвонили! Мною заинтересовался один почтенный англичанин. Зовут Джеймс. Бизнесмен, пятьдесят пять лет.

— А ты ему зачем? Для опытов?

— Очень смешно! В эту субботу он приедет со мной знакомиться. Ну, правда, не только со мной…, — Люся замешкалась, — но я не сомневаюсь, что он выберет именно меня.

— Да уж, какие тут сомнения?!

— Опять язвишь?

— Нисколько. Ты хоть и просроченная слегка, а еще ого-го. Волосы у тебя красивые, и глаза, и ноги, и жопа.

— И душа.

— И душа, — согласилась Нина.

Еще не меньше часа Люся рассказывала о замечательных перспективах, которые, увитые розовыми ленточками, ждали ее в лондонском аэропорту и ненавязчиво помахивали табличкой «Миссис Люси Джеймс». Сама Нина Федоровна ни разу не бывала дальше родины сала, которым объелась накануне, и потому потенциальная эмиграция близкой подруги задела ее до глубины души.

К утру вторника, когда она уже практически смирилась с тем, что кому-то везет, а кому-то — нет, по телевизору объявили прискорбнейшее известие: любимый актер Нины Федоровны, который еще недавно стремительно шел на поправку после болезни, скоропостижно скончался, до «поправки» так и не добравшись.

В среду после изнурительного рабочего дня в статуправлении Нина решила снять стресс обновкой. В одном из стоковых магазинов она приобрела черную кофточку с белыми стразами и знойным декольте. Обновка исключительно шла Нине, и уже дома, вертясь перед зеркалом в целях душевной терапии, она с ужасом обнаружила, что на груди не хватает доброй половины страз. Досадный брак создавал впечатление странной асимметрии: одна грудь казалась размера на два больше другой. Решив исправить положение, Нина Федоровна начала отковыривать остальные камешки и проделала сквозную дырку, в которую запросто пролазил указательный палец. Угрюмо глядя на смертельно раненый предмет гардероба, она думала о том, что эта кофточка — точно сама жизнь. Вначале она радует свежестью и новизной, а потом что-то (или кто-то) из нее исчезает. То, что осталось, больше не приносит удовольствия, но если отринуть и это последнее — вовсе останется дырка. Сиди, просовывай пальцы в отверстие и крути дули. Вот и все! В унисон со своими мыслями Нина Федоровна скрутила кукиш и показала собственному отражению в зеркале.

Утро четверга вновь принесло неприятные известия. Мелкие и крупные предприниматели страны без объявления войны одновременно подняли цены на гречку. Теперь один килограмм питательного продукта стоил столько, будто его производили вовсе не из гречихи, а из смуглых темноволосых греков, которых импортировали по чрезвычайно высокой цене.

Пятница стала апогеем бедоносной недели. Вечером Нина Федоровна принялась купать своего песика Крузика. Свое весьма нетрадиционное имя скотч-терьер полукровка получил вовсе не от персонажа незабвенного телесериала «Санта Барбара». Полное его имя звучало гордо — Крузенштерн. С самого младенчества он был бородат, а не совсем чистую породу компенсировал врожденной чистоплотностью и любовью к водным процедурам. После плавания в наполненной до краев ванной, коротколапый адмирал решил самостоятельно сойти на берег и со всего размаха пришвартовался на кафельном полу. Когда вызванный на дом ветеринар накладывал лангету, Круз тихонько попискивал, виновато глядя в глаза хозяйке. А впереди была еще одна бессонная ночь.