По Европе
Шрифт:
— Этот? — вытаращит глаза спутник.
— Ну, да! Я его видел тысячу раз!
Какая гордость, — вернуться в свои маленькие, мирные города.
— Много народу было в Ницце?
— О, да! Как всегда! Герцогиня де-Ларошфуко, барон Артур, принц такой-то, принц такой-то…
Половина готского альманаха!
Наконец, счастье шаловливо. Мало ли что может случиться.
Принц такой-то может уронить палку. Принцесса такая-то — носовой платок. Можно подбежать, поднять!
Сколько потом рассказов у себя дома!
— Представьте себе, какой со мной был случай! В Ницце! Этой зимой!
И исправничиха где-нибудь в Сарепте, поражённая, ошеломлённая таким событием, спрашивает:
— Золотая палка-то?
Конечно, не всегда нападёшь на такой счастливый случай, как не всегда выиграешь в рулетку. Но всё же бывают счастливцы!
О таких случаях рассказывают обыкновенно в двух поколениях.
Отец рассказывает, потом сын рассказывает:
— Покойный батюшка-то всё в Ниццу каждый год ездил. Вот и растранжирил, что имел. Приятель у него там был, принц один. Не могли друг без друга жить!
Преданье переходит даже в третье поколение, и внук говорит с таинственным видом:
— Дед-то мой, кажется, участвовал в договоре орлеанистов. У него там с принцами шуры-муры были. Кажись, с чего бы! А участвовал!
Ах! Да такие ли ещё бывают происшествия в Ницце! Я думаю, не будет большой нескромностью, если я расскажу про один роман, который разыгрался почти на моих глазах. Роман моего друга Загогуленко с принцессой Астурийской.
Дело прошлое. К тому же принцесса теперь уже замужем. Так что, я думаю, я могу рассказать?
Дело было в Ницце.
Мой друг Жан Загогуленко, по паспорту «сын коллежского секретаря», гулял себе в Ницце и зашёл в лавочку, где продают почтовую бумагу.
Зашёл и сказал самому себе вдруг:
— Tiens!
Русские за границей всегда говорят сами с собой по-французски.
В лавочке принцесса Астурийская, красивая, как май, выбирала себе почтовые карточки с видами.
Ну, вы знаете, принцессы ведь вообще не стесняются в тратах. Они очень мало об этом думают!
То та карточка нравится, то эта. Принцесса взяла и набрала себе на целых два франка.
— Я беру эти!
— Bien, mademoiselle!
Хвать-похвать, а денег-то и нету.
Ах, эти принцессы! Народ легкомысленный! Забыла захватить кошелёк.
— Положенье, вы сами понимаете, тонкое! — рассказывал мне Загогуленко. — Ведь не должать же принцессе в мелочной лавке!
Принцесса смутилась.
По словам моего друга.
— Это было ужасно! Она покраснела! Она готова была плакать, рыдать, бежать на край света! Конечно, она так воспитана, что ничем этого не выдала! Ни-ни! И виду не подала! Но я, уж слава Богу, насмотрелся на ихнего брата, на принцесс. Понимаю без слов. Я чувствовал, что она готова была провалиться сквозь землю! Минута была ужасная!
И даже через три года при воспоминании об этой
минуте мой друг вытирал пот со лба.Принцесса, словом, смутилась, хоть и виду не подала.
— Хорошо, я зайду в другой раз. Или вы мне пришлёте.
Но тут Загогуленко снял шляпу, сделал поклон и сказал:
— Votre Altesse! [38] Если позволите…
Услыхав «Votre Altesse», продавщица, конечно, засуетилась.
— Oh, Votre Altesse! Это ничего не значит, это решительно ничего не значит.
Но Жан Загогуленко отстранил её рукой и спросил
38
Ваше высочество!
— Сколько?
— О, всего два франка! Всего два франка!
Загогуленко подал два франка.
— Она ожила! — рассказывал он. — Вы понимаете, она ожила! Конечно, она и виду не подала! Но она ожила! Ах, как она улыбнулась! Это была её первая улыбка!
И Загогуленко при этих словах слегка бледнел, померкал глазами и испускал вздох.
— Как? Неужели с этой минуты принцессе ни разу в жизни не случалось улыбнуться? Бедная принцесса! — воскликнул я как-то совершенно искренно.
Но Загогуленко уничтожил меня взглядом:
— Её первая улыбка мне!
Словом, принцесса ожила, улыбнулась и сказала:
— Благодарю вас. Вы позволите мне вашу карточку, чтоб прислать…
Жан Загогуленко счёл долгом поклониться раз восемь:
— О, принцесса, помилуйте… такие пустяки…
Но принцесса попалась с норовом:
— Нет, нет, иначе я не беру.
И мой друг подал ей карточку:
Jean de Jean
Zagogoulenko
fils de secretaire du College.
Принцесса, по словам Загогуленко, сказала: «merci», — мой друг поклонился, бросился — отворил дверь с поклоном, пропустил принцессу, потом ещё раз поклонился ей вслед, пошёл домой, к себе в отель, забрался на пятый этаж и бросился в постель «полный мыслей».
— И что же бы вы думали, — рассказывал он всегда с волнением, — не прошло и получаса!
Не прошло и получаса, как хозяин, сам хозяин отеля отворил его дверь и торжественно сказал:
— Monsieur! Человек принцессы Астурийской желает вас видеть!
Жан Загогуленко вскочил, оправился перед зеркалом, откашлялся и торжественно сказал:
— Просите человека принцессы Астурийской, пусть войдёт!
Вошёл человек принцессы Астурийской, весь в глубоком трауре.
Все принцы между собою в родне. У принцесс всегда кто-нибудь из родни да помер, и потому их лакеи всегда ходят в трауре.
Мой друг сказал человеку принцессы Астурийской «здравствуйте», а хозяину гостиницы повелительно:
— Оставьте нас одних.
— Son Altesse [39] прислала вам два франка, monsieur, и приказала вас, monsieur, ещё раз благодарить! — сказал человек принцессы Астурийской
39
Её высочество.