По городам и весям: путешествия в природу
Шрифт:
Леса планеты переживают ныне кризисный, переломный период. Положение в этой главной экологической системе земли таково, что расчеты на ближайшие десятилетия и даже более отдаленные государственные планы в отношении лесов становятся необходимыми. Появляется нужда в значительном углублении таких планов, в учете обстоятельств, которым совсем недавно не придавалось никакого значения. Вот, скажем, некоторые из этих обстоятельств. Мы можем заниматься осушением лесных болот и повышать за счет него продуктивность древостоев, но как это осушение повлияет на гидрологический режим и, следовательно, на экономику и экологию обширных районов? Мы с помощью искусственных удобрений будем быстрее выращивать леса и травить химикатами вредителей деревьев, но как это повлияет на экологическую лесную систему? Что станет с лесной почвой,
Есть в шведских лесах и другие сложности, имеющие социальные корни. Несмотря на строгие природоохранные законы, на череду штрафов и уголовных наказаний за лесоистребление, несмотря на солидные научные основы шведского лесоустройства и лесопользования, на стройную систему управления лесами, высокую квалификацию лесных кадров, на то, что в случае трудного лесного конфликта можно апеллировать даже к королю, немало фактов, свидетельствующих о том, как неправильно, хищнически, в ущерб обществу ведется лесное дело. Особенно много нарушений допускают лесопромышленные компании.
Меж северным побережьем озера Венерн и норвежской границей лежит большой шведский лен Вермланд, когда-то сплошь покрытый лесами. Сейчас здесь огромные площади захламленных лесосек. В погоне за сверхприбылью мощная частная компания «Уддехольм», например, начала в последние годы вести сплошные концентрированные рубки, оголяя даже водоразделы. В одной из шведских газет я увидел снимок — с покатых холмов Вермланда подчистую скошен лесной урожай, гниют порубочные остатки, размываются дождевыми потоками низины — и ни деревца, ни кустика, почти лунный пейзаж. Первый результат такой хищнической рубки — обеднение края. В низинах вырубки заболачиваются, на крутых склонах возникает эрозия почв, а реки, текущие в Венерн, иссякают, мутнеют, теряют стабильный сток и энергетические запасы. Население, лишаясь извечной своей трудовой среды — леса, беднеет, бросает все и переезжает на юг страны. Компания, сплошь скосив лесной урожай, может подсчитывать прибыли, но как подсчитать убытки, нанесенные природной среде, народу, общественной морали? «Кто остановит эту лесную компанию?» — риторически спрашивает газета.
Если б шведские журналисты пошли дальше, попробовали бы выяснить, чем было вызвано сплошное уничтожение леса, оскудение природы и людей, то на свет божий наверняка явились бы разнообразные объяснения, например: иначе компания потеряла бы конкурентоспособность на международном рынке, рубить выборочно дорого, большие средства вложены в технический прогресс, облесить местность не представлялось возможным, так как не стало дешевых и свободных рабочих рук, а лесорубы-то, смотрите, как хорошо заработали, и вообще какие могут быть претензии к компании, которая обеспечивает работой столько-то тысяч человек?
Что же касается дальнейшего, то все пойдет проверенным, торным путем. И без того общее понятие «компания» через некоторое время растворится в еще более общих разговорах о защите окружающей среды, забудется под бременем новых забот и наслоениями газетных сенсаций. За обезлесенную местность не с кого будет взыскать, а ущерб национальному благоденствию сложными экономическими путями распределится на все общество, главным образом на его низы, — станет одним из факторов неизбежного удорожания жизни…
Новый изощренный способ эксплуатации народа? Да нет, далеко не новый. Обезлесение земли умные и образованные люди уже издавна прозорливо и определенно связывают с вопросами социальными, политическими. Еще в конце прошлого века Фридрих Энгельс, анализируя причины голода, постигшего Россию в 1891 году, писал первому русскому переводчику «Капитала» Д. Даниэльсону:
«Что касается обезлесения, то оно не в меньшей степени, чем разорение крестьянства, является одним из условий существования буржуазного общества… Обезлесение, на мой взгляд, по своей сути в такой же мере социальный фактор, как и социальный результат. Но вместе с тем оно очень часто
используется заинтересованными сторонами для того, чтобы свалить вину за экономические неудачи на причину, за которую как будто никто не может нести ответственности».5. ЕСЛИ ЛУЧ ПРАВДЫ…
Человек и природа… Многоплановая, с бескрайними горизонтами тема, и в своих заметках о Швеции я касаюсь некоторых ее аспектов потому, что нам интересен опыт других стран и народов в этой области, поучительны подробности взаимоотношений любого общества с окружающей средой.
В глубь времен уходят традиции доброго отношения шведов к природе. Интересно так называемое «право всех» — любой человек может в любое время пользоваться любой природной средой, если он не вредит ей. Миллионам шведов общение с природой приносит радость, отдохновение, создает благодатный контраст со средой рабочего места. Вот высказывания трех кирунских рабочих, взятые мной из публикации, которую я цитировал ранее.
Первый рабочий. «Самая ценная вещь в моей коллекции — это сосновая шишка. Специалисты говорят, что она лежала в земле 75 тысяч лет. Я нашел ее на глубине двадцати метров. Она черная, местами серая, на вид совсем невзрачная. Но я смотрю на нее каждый день. Когда держишь в руке такую шишку, невольно останавливаешься и задумываешься».
Второй рабочий. «Прежде, когда я был молодым, я становился как чумной, когда открывалась охота на лося. Увидишь лося, ну как его не убить? А убьешь, так потом всю зиму чувствуешь себя настоящим мужчиной. Но как-то я лося ранил, а не убил. Подошел, он смотрит на меня, прямо в глаза… И я подумал, что человек жесток, раз он убивает невинное животное. А лоси такие красивые!
И я решил: больше я не охочусь.
У меня на участке живет много птиц и белок».
Третий рабочий. «Когда у меня есть время, я ловлю рыбу. Это самое лучшее из всего, что я знаю. Трудно описать, что человек видит и чувствует во время рыбной ловли. С этим не сравнишь никакую церковь и никакие книги На озере становишься новым человеком. И тогда хочется жить».
Но в Швеции, как и всюду, становится тесней и многолюдней, а самые «дикие» места — близкими и доступными. Жаркие дискуссии в прессе, активные выступления общественности заставили регламентировать правилами когда-то повсеместно вольную рыбалку и охоту, пользование берегами, лесами, принять законы об охране природы (1963 год) и окружающей среды (1969 год), создать государственные органы по контролю за выполнением этих законов.
С начала шестидесятых годов проблемы охраны среды приобрели в стране особую значимость. Как рассказал мне господин Уве Хённингер, заместитель генерального директора Управления по охране окружающей среды, все началось взрывом, сразу и подошло с неожиданной стороны. Несмотря на внешнее благополучие с заповедниками, национальными парками, резерватами, с охраной редких животных, птиц и растений, шведы вдруг обнаружили, что в стране совершенно исчезли фазаны, совсем недавно во множестве заполнявшие кустарники и перелески. На хищных птиц грешить было нельзя, потому что число орлов, сов и ястребов тоже катастрофически уменьшилось. И вот в организмах пернатых хищников была обнаружена ртуть. Взялись за крестьян, которые обрабатывали зерно и уничтожили сорняки ядовитыми протравами. Ежегодно с фунгицидами в природную среду попадало около пяти тонн ртути. Ртуть была обнаружена не только в трупах зерноядных и хищных птиц, но у мышей, крыс, рыб.
Однако основным виновником беды была промышленность. При выделке бумаги, воронении, хромировании, оцинковании металлов, при других производственных процессах бесконтрольно выпускались вредные для живых организмов соединения, в том числе ртутные. Для Швеции это представляло особую опасность. В стране не было государственных законов, регламентирующих промышленную застройку, не существовало предельных норм концентрации вредных веществ в индустриальных отходах. Только бумажные фабрики и заводы хлорнощелочной целлюлозы выпускали, главным образом в воду, пятьдесят тонн ртути в год. По всей стране были также обнаружены и зафиксированы точки и районы вредных концентраций кадмия, свинца, ДДТ, который первым из бытовых химикатов стал запретным в стране. Потребовались срочные и решительные меры, исключающие опасность. Тем более что в мировой прессе появились достоверные сообщения о многочисленных жертвах ртутного отравления в Японии.