По грехам нашим. В лето 6732

— Так, а потым воны едуть туды, — рассказывал свои впечатления Лют — самый пожилой ратник в команде Андрея.

— Кто воны? И куды? — спросил я. Ну не понять откуда и куда!

— Дык енто вот з крыжами то ходють на захаде вона стоять и ходють, — продолжал «четкий и лаконичный» доклад, которого разобрать было чуть больше, чем ничего.

И почему Андрей держит этого старичка? Только через долгий и нудный допрос разведчика стало ясно, что к Западу от Кукенеса находится целый лагерь крестоносцев. Рыцарей насчитали пока пять десятков. И это уже армия. Если подойдут к ним и ливы и латгалы, да какие еще кнехты-ополченцы городские, да еще какие наемники, то будет нелегко.

— Так енто вот, а полоняного крыжа ентого куды то? — уже отходя от меня, спросил старый разведчик и я выпучил глаза.

— Кого, ты, стары лис, полоняного взял? — с нескрываемым удивлением спросил я.

Рассказать толком ничего не может, но пленит рыцаря так между делом.

Пленником все же оказался не рыцарь, а оруженосец одного из них, который так же был в накидке с крестом, однако одет бедновато. Представитель оккупантов, так и хочется сказать «немецко-фашистских» был невысокого роста, но широк в плечах, с коротко небрежно постриженными волосами, которые были срезаны линиями, в некоторых местах и вовсе бриты. Глаза этого, по сути молодого человека были влажными. Он плакал, но беззвучно, его руки тряслись, и пленник постоянно крутил головой, как будто ожидая ударов и пинков.

— Как твое имя? — спросил я на немецком языке, единственном который хорошо знал, и всегда изучал и в школе, и в университете, в аспирантуре сдавал минимумы по нему же.

Однако толи пленник не понял слов, толи помутился рассудком.

— Имя твое? — прикрикнул я.

— Франсуа, сир, — проблеял пленник. А я чертыхнулся. «Повезло», блин — француз.

— Франк? — спросил я.

— Фриз, сир, — ответил Франсуа. А меня переклинило.

Фризия — это же будущая Голландия, но там свой язык, или большее влияние именно немецкого, а этот Франсуа входит в германский орден, в зоне влияния германского императора, но вроде бы говорит на французском языке. Хотя, а что я спросил? Два слова?

— Кто твой сеньор? — задал я новый вопрос на немецком языке.

— Магнус Лудигман — мой сеньор, — ответил Франсуа, горделиво закинув голову. Гордится, паразит, своим хозяином.

Оказалось, что фризский оруженосец частично все же говорит на немецком. И мы с ним в итоге друг друга через раз стали понимать. Знал он достаточно много, информацию не скрывал, напротив, был пойман уже на завышении количества армии, когда его спросили о численности войска. Так, по его словам только рыцарей было больше тысячи, а всего собирается войско в пятнадцать тысяч человек. Оказалось, что к рыцарям этот товарищ приписывал и себя и других таких вот оруженосцев. А рыцарей не больше трех сотен. Но и это была цифра просто огромная. На вопросы, почему так много прибыло рыцарей, оруженосец так же без принуждения ответил.

— Так купцы серебра дали, да ждет рыцарство объявления крестового похода от папы. Прошли слухи, что появились у русичей товары дорогие, что не делают в имперских землях. А еще язычников крестить нужно истинной верой и дать им возможность искупить свои грехи работой на пользу церкви, — чередуя немецкие и голландские слова, говорил Франсуа.

Отлично обрисовал ситуацию оруженосец. Если перевести его слова, то получится так, что они — крестоносцы — пришли на земли, которые им не принадлежат, чтобы освободить заблудших овец от их заблуждений. Убить или крестить… И, даже после крещения, эти новообращенные люди обязаны отрабатывать в рабстве за свои грехи новым хозяевам. Прошли века, а глубинные сути процессов, которые привели к мировым войнам, не менялись. И лучше сейчас хорошенько так дать по носу этим оккупантам, чем подставлять потомков.

Что еще зацепило в разговоре — это то, что именно я стал одной из причин тому, что численность крестоносцев в регионе увеличилось чуть ли не вдвое. Своими товарами, я мог взбудоражить и некоторых купчин немецких. Через двухминутные мучения, я все же смог хоть как-то сопоставить продажу некоторых товаров в немецкие города и недовольство со стороны формируемого ганзейского содружества.

Так, торговцы из Любека, Бремена или на худой конец — Нюрберга — главных тыловых баз Тевтонского ордена, могли банально решить силой захватить производства тех же зеркал. У самих-то все попытки создать качественные зеркала провалились. Еще на мысль натолкнула одна большая торговая сделка, которую получилось провернуть еще в прошлом году на ярмарке — тогда новгородскому купцу были продано по местным меркам огромное количество шерстяной нити, и непосредственно самой ткани. Частью даже получилось закупить у булгар красный краситель, бог знает из чего выполненный, и окрасить качественную мануфактурного производства ткань.

Получалось, что один из главных товаров ганзейцев для продажи в Новгороде теперь лежит мертвым грузом на складах в «немецком дворе». Европейские купчины, наверное, рвут и мечут. Так может и сломаться целая система торговых отношений, когда Русь превратиться в производящую страну, а не только рыбу, мед да пеньку продавать станет.

И ведь глупо со стороны торговых людей. Даже я один мог многое у них купить. Мне и сода нужна и красители для тканей, которые, ума не приложу, как сделать, руда, серебро, да и кирпич куплю. Много точек соприкосновения и без драки. Но нет же, идут протоптанной дорожкой.

Вот теперь и попробуй выстоять — это же тысяч под пять войска у противника. Срочно захотелось возвращаться в Юрьев. Желание бежать дальше на Восток я в себе настойчиво давил.

— А нет ли молодой девушки в Кукеносе? — поинтересовался я вероятностью нахождения Софии в городе.

— Так я в городе и не бывал. А только говорили, чтобы пропустил наш дозор посольство от епископа Альбрехта, а там, говорили и женщины будут. Но на них смотреть запретили, — отвечал Франсуа, а я решался на продолжение рейда.

Взяв в себя в руки решил, что пробовать нужно. Выбрали лучших коней, переоделись в кольчуги рыцарей и пошли открыто, не таясь, в сторону, что указал Франсуа, откуда и предполагалось прибытие посольства. Фриза же пришлось… Ну, это война, хоть парня и жалко.

Мы спокойно минули Кукенос, объезжая огромный лагерь рыцарей. Выглядел наш отряд, как и немногочисленные отряды, рассыпавшиеся по округе, — поэтом и особого внимания к себе не привлекали. До армейских уставов и знаменитой немецкой дисциплины еще далеко. В некоторое оправдание германцев, можно сказать, что, проезжая недалеко от лагеря противника, мы слышали и английскую речь и французскую, возможно были и другие представители «коллективного Запада».

Шли мы бойко. Сколько времени пройдет, когда хвататься Франсуа? Он был с тремя копейщиками и вез сообщение магистру ордена меченосцев Фольквин фон Наумбург цу Винтерштеттен. Я когда пытался повторить имя магистра, то только закашлялся, чем вызвал презрительный взгляд Франсуа. Еще я узнал, что орден меченосцев выставлял сто пятьдесят рыцарей. Я то, как историк в прошлом, думал, что максимальное число рыцарей этого ордена было в сто тридцать, но тут явно больше — вот и очередное несоответствие академической исторической науки. Да и тевтоны, оказывается, решили помочь. Вот и собралось реально большое войско. В прошлом году меньшее число неплохо сопротивлялись двадцатитысячному войску Ярослава Всеволодовича и новгородцев. У нас в воинстве были около ста человек, которые тогда участвовали в сражениях. Пытался вспомнить, когда венгры выгнали тевтонский орден со своей территории. Где-то в эти годы, но точно не знаю. Вероятно, что рыцари ищут себе новое обиталище, готовя обман мазовецкого правителя.

Мы шли в сторону Риги, благо та находилась всего в тридцати верстах от Кукенеса — так и до резиденции авантюриста и плута Альбрехта доберемся.

— Поезд, — скоро произнес подскакавший один из трех дозорных. — Два десятка конных и крытый воз. Велики, таки воз.

— Лицарей сколько? — спросил я.

— Так то неведомо, так ж усе з крыжами, — недоуменно ответил дозорный. А у меня промелькнуло в голове, что необходимо в военной школе больше внимания уделять обучению науками, чтобы быстро считали, а не двигали пальцем по каждому объекту для счета.